Е. Полевой - По ту сторону китайской границы. Белый Харбин
В составе войск Чжан Цзо-лина участвовал отряд русских белогвардейцев под командой генерала Нечаева, который занимал один из участков фронта. Однажды стоявшие против этого участка войска У Пей-фу перешли в наступление, и Нечаев тотчас же получил от китайского штаба приказ:
— Стреляй!
Нечаевцы молчали, и противник медленно продвигался вперед. Штаб повторил свой приказ:
— Стреляй!!
Нечаевцы опять молчали, а противник все приближался. Китайский штаб в третий раз отдал свой приказ:
— Стреляй!!! Скорее!!
Приказ снова не был исполнен, — нечаевцы молчали. И только тогда, когда противник подошел на очень близкое расстояние, они открыли но нем из своих окопов беглый огонь: значительная часть нападавших легла на месте, остальные разбежались.
Из штаба немедленно прискакал ординарец.
— Шима ваша не исполняй приказа? Шима раньше не стреляй?!.
— Потому что раньше стрелять было бесцельно. Наша тактика сводится к тому, что мы подпускаем противника на возможно близкое расстояние и затем расстреливаем его почти в упор. Это дает значительно больший эффект.
— Ваша ничего не понимай! — был ответ. — Так не можно, так очень много убивай! Убивай не надо, мало мало пугай надо!
Si non e vero, e ben trovato. Китайские генералы знают свойства своих солдат, они хорошо понимают, что очень быстро останутся без войска, как только начнут настоящую войну. И потому в своей междоусобной войне они всячески избегают крупных кровавых столкновений и занимаются главным образом только тем, что пугают войска своих противников, чтобы не слишком запугать своих собственных солдат.
Лица, прибывшие из Харбина в СССР уже после разрыва международных сношений между СССР и Китаем в июле 1929 г., рассказывают характерные эпизоды, связанные с отправкой китайских воинских частей из Харбина к границам СССР. Во избежание недоразумений оружие таким частям выдавалось только накануне отъезда. Но и эта предосторожность не помогала. Сплошь и рядом от начальника отправившегося эшелона с одной из ближайших станций получалось сообщение, что из числа отправленных с ним 500 человек у него осталось только 50. Остальные предпочитали не добираться до опасных границ, где меткая пуля советского пограничника могла уложить их при попытке воинственного начальства перебросить их через границу. Поэтому они забирали с собою только что выданное им оружие и уходили в сопки, чтобы влиться там в бродящие по окрестности шапки хунхузов. Лучше стать „независимым храбрецом“, чем превращаться в пушечное мясо маршала Чжан Сюэ-ляна и его присных.
Все эти большие маршалы и маленькие маршалята хороши для них только до тех пор, пока за них не приходится рисковать своей жизнью и они бесплатно кормят, одевают, дают хотя бы и хлевоподобную, но бесплатную квартиру (в отношении жилья и пищи рядовой китаец крайне нетребователен), а иногда даже и платят хотя бы самое мизерное жалованье, не посылая ни на какую войну. В такое мирное время им можно послужить верой и правдой, а при этом и себя не обидеть.
Армии китайских генералов в значительной степени существуют на весьма своеобразном принципе „самоокупаемости“. Принцип этот выражается прежде всего в том, что любое предприятие и даже любой гражданин, проживающий на территории Китая, могут нанять себе военный караул для охраны своей личности и имущества. В Харбине перед подъездами домов очень многих состоятельных людей, опасающихся попыток со стороны хунхузов похитить их, вы можете натолкнуться да таких специально нанятых ими для своей охраны солдат. Практическая роль этой охраны сводится в большинстве случаев к тому, что такой солдат очень недурно кормится на своем охранном посту, а в случае нападения на того, кого он призван охранять, так же недурно сверкает пятками, первым удирая от нападающих. Но такие посты дают все-таки довольно солидный доход.
Однако принцип „самоокупаемости“ далеко этим не ограничивается. Никому из китайских генералов не интересно кормить всю завербованную ими солдатскую ораву за счет тощей государственной казны, которая к тому же в каждой провинции рассматривается ими как своя собственная. Поэтому они всячески поощряют, чтобы их солдаты кормились сами за счет населения.
И солдаты превращаются в связи с этим методом их кормления в форменных мародеров, на которых к тому же нельзя найти решительно никакой управы. Там, где появляются солдаты, мирное население впадает в панику. Солдаты, как саранча, опустошают бахчи и огороды, грабят, насилуют и вообще часто ведут себя много бесцеремоннее и хуже подлинных хунхузов, которых их круговая хунхузская этика не допускает до такой полной и безудержной моральной распущенности. Эта же никем и ничем не сдерживаемая распущенность еще более превращает китайского солдата в зверя, вклинивая в него постепенно сознание, что ему все можно и что никто и никогда не призовет его к порядку и не воспрепятствует ему в совершении любых безобразий.
В 1925 г. на одной из станций южной линии КВЖД имел место следующий случай.
В комнату дежурного по станции вошел китайский солдат, который пытался говорить по телефону. Наблюдая за ним, дежурный по станции заметил, что солдат совершенно не умеет обращаться с телефоном и легко может его поломать, а потому после нескольких минут безрезультатной возни солдата с телефонной трубкой сказал ему:
— Ваша не умей говори по телефону. Зови кто умей, а то телефона фангули (сломаешь).
Солдат матерно выругался по-русски (все китайцы в полосе отчуждения КВЖД, даже не умеющие двух слов связать по-русски, в совершенстве заучили самую отборную русскую брань и употребляют ее даже в разговоре друг с другом по-китайски) и вышел. Но минут через пять он вернулся снова в сопровождении еще четырех солдат, которые, не говоря ни слова, набросились на дежурного по станции, свалили его на пол, выволокли из комнаты и зверски избили, сломав кстати и злополучный телефонный аппарат.
Когда этот инцидент был доведен до сведения генерального консула СССР в Харбине (поскольку избитый был советским гражданином), то на соответствующее его представление харбинский дипломатический комиссар ответил, что, как установлено произведенным расследованием, при входе пяти солдат в комнату дежурного по станции, последний бросился на них с перочинным ножом и пытался их убить, вследствие чего они и вынуждены были обороняться. Этой нелепой версией было покрыто все, и солдаты остались безнаказанными.
Не следует ни минуты воображать, что этот инцидент является единственным в своем роде или хотя бы одним из немногих. Он просто один из наиболее характерных. Без подобных инцидентов не обходился почти ни один день, и линейные служащие дороги ежечасно рисковали быть избитыми или изуродованными китайскими солдатами. Почти каждая попытка снять с поезда солдата, едущего зайцем (а солдаты почти никогда не берут билетов), кончается избиением железнодорожников, и случаи этих избиений регистрируются не единицами и не десятками, а сотнями в год. В этой области китайские солдаты, сильно не долюбливающие войны, великие мастера своего дела и действуют всегда упрямо, напористо и не задумываясь, будучи заранее убеждены в своей полной безнаказанности.
Мирное китайское население, да и все местное население ОРВП Китая вообще достаточно хорошо знает, что защиты от такой армии оно не дождется, и предпочитает обеспечивать свое благополучие собственными средствами без вмешательства воинских частей. Это и является причиной тех договорных перемирий, которые в довольно значительном количестве заключаются населением с хунхузскими шайками, устройства крестьянских фанз в виде миниатюрных крепостей и тому подобных явлений. Загнанное ранее в очень тяжелые условия, хунхузничество расцветает на этой почве пышным цветом, потому что такие регулярные войска не способны на серьезную борьбу с ним и, наоборот, часто даже сами пополняют его ряды.
Таково китайское „регулярное“ войско. Зависимость от военного опыта, а следовательно и усмотрения капиталистических хищников, заинтересованных в возможно большем разложении Китая, лежит на нем тяжким проклятием. Немногим отличается от современного китайского „регулярного“ войска и китайская полиция.
Основные китайские кадры этой полиции конечно те же, что и в войсках, но они как бы переведены на более привилегированное положение, чище одеты, лучше оплачиваются и несколько более вымуштрованы и подогнаны под образец полиции капиталистических стран. В остальном разницы нет, и горе конечно тому, кто по незнанию или по наивности вздумает прибегнуть в тяжелую минуту к защите этой полиции.
Для характеристики этого, казалось бы, парадокса достаточно будет упомянуть о двух случаях, имевших место в 1925 г. на диаметрально противоположных и находящихся друг от друга на расстоянии 11/2 тысяч километров концах КВЖД.
