Джульетто Кьеза - Русская рулетка
а) Добывающие.[4] Они нередко оказывали поддержку ельцинскому центру, будучи больше других заинтересованы в «экономической реформе» в той ее форме, которая проводилась в посткоммунистический период и проводится в основном до сих пор, когда главная ставка делается на экспорт первичного сырья. Местные элиты были и остаются заинтересованы в экспорте больше, чем в развитии внутреннего рынка, выступают за свободное ценообразование и за максимальную экономическую открытость в отношении Запада. Эти субъекты Федерации тяготеют к Центру, по крайней мере до тех пор. пока в Кремле господствуют соответствующие политические тенденции. В противном случае «добывающие» субъекты могут превратиться в мощный дестабилизирующий фактор.
б) Аграрные.[5] До ельцинской «реформы», т. е. вплоть до последней фазы социалистического периода, эти субъекты федерации в основном, хотя и в очень скромных рамках, сами себя обеспечивали продовольствием. По прошествии десяти лет им это удается куда хуже, но они сохранили стремление к развитию внутреннего рынка. Они — более закрытые области и республики, которые стараются увернуться от ударов, наносимых Москвой, и изолироваться даже от граничащих с ними регионов. Не случайно власть в них по большей части находится в руках коммунистов и аграриев, которые и в политическом смысле заинтересованы в возможно большей независимости от враждебного им московского Центра. Будучи в оппозиции к нему, руководители этих субъектов Федерации по причинам политико-идеологического характера не подвержены сильным центробежным тенденциям. Более того, они могут стать серьезной опорой для сохранения унитарного государства, если в центральном правительстве возобладают политические взгляды, которые им близки.
в) Иноэтнические.[6] Эти федеральные субъекты (за редким исключением) демонстрируют центробежные тенденции. Причины в первую очередь националистические и лишь во вторую-социально-экономические.
г) Урбанизированные и индустриальные.[7] К этой категории субъектов Федерации относятся регионы наиболее «русские», и именно они, как уже говорилось, больше всего пострадали от ельцинских «реформ». Естественно, что именно отсюда исходит наибольшая враждебность к Центру, чья социально-экономическая политика представляется деструктивной и противоречащей русским национальным интересам. В случае смены власти в Кремле и ее переориентации на отстаивание национальных интересов такие субъекты федерации вполне могут стать главной опорой единения. Короткий опыт правления Е. Примакова (с осени 1998 по весну 1999 года) весьма показателен: наибольшую поддержку он получил именно от этих регионов.
Глава 5
УМИРАЮЩИЙ СЕВЕР
Бывает, что судьба нации, народа зависит от какого-нибудь события в прошлом, от обычая, от генетических истоков, которые скрыты в дальнем и потайном углу. куда не хочется оглядывать или существование которого отрицается. Для России такой «тайник» — Великий Север, на первый взгляд пустынный и второстепенный, если судить по географическим признакам. Но он остается Великим во всех своих проявлениях: его бескрайние просторы простираются от Финляндии до Берингова пролива по всей верхней части России — страны, размеры которой вызывают подозрения и страх. Широкая полоса Русского Севера с негостеприимным климатом, но невероятными природными богатствами начинается от арктического Полярного круга и простирается вширь на 11 часовых поясов. Таков Великий Север.
Русский Север всегда был. несмотря на вечную мерзлоту, источником огромных надежд, сравнимых, может быть; только с утопическим стремлением построить новое общество. Новый мир на Севере строился на железобетонных сваях, чтобы дома не сгибались и не уходили в землю, как старые бревенчатые избы. Надо помнить, что само присутствие человека на севере уже поражает воображение. И беспокоит Вселенную.
Однако планы социалистического строительства не имели прямой цели преобразования Вселенной. Они предусматривали всего лишь новый порядок, в котором природа подчинена человеческому разуму. В период индустриализации советская власть построила на Севере 1400 городов и поселков: от таких больших промышленных центров, как Норильск, возведенный с нуля на границе с тундрой, до средних и мелких населенных пунктов, появлявшихся рядом с залежами полезных ископаемых, рядом с лесом нефтепромысловых вышек или фабрик первичной переработки сырья. Иногда города и поселки строились рядом со старыми поселениями коренных жителей Севера, постепенно поглощая и растворяя их. Но чаще всего преобладал принцип целесообразности развития социалистической индустрии. Об условиях для самих строителей социализма особенно не заботились. А тем временем города росли, похожие друг на друга, как детские кубики.
Эти города казались островками в море вечной мерзлоты на расстоянии в тысячи километров друг от друга, не связанные между собой ни автомобильными, ни железными дорогами, построить которые на вечной мерзлоте изначально невозможно. В каждом городе был свой аэропорт с отполированными до блеска ветром взлетно-посадочными полосами. Кому-то это нравилось, кому-то нет. Кое-кто насмехался над пролетарским Прометеем, который осваивал ледяную пустыню, похожую на лунный ландшафт, а кое-кто просто не понимал, зачем все это было сделано.
Но бесстрастная статистика говорила сама за себя. В 1991 году на Крайнем Севере жили 13 миллионов человек. Они ехали туда, движимые энтузиазмом или желанием заработать, по заданию партии или в поисках приключений. Такой сплав устремлений вряд ли с чем можно сравнить. Это нельзя сравнивать с покорением Дикого Запада в Америке: слишком большая разница в климате, в мотивации людей, в истории двух стран. Советские первопроходцы были движимы различными, может быть, даже противоречивыми устремлениями. У многих из них были личные причины, которые не отражались в партийных «характеристиках», составлявшихся для винтиков этого большого механизма. (Мы не говорим здесь о репрессиях, лагерях и принудительном труде. речь идет о тех, кто ехал на Север добровольно, в частности и на заработки.) Бывало, что людей влекло туда любопытство, или, может быть, ими двигало желание уйти из-под всесильного и повсеместного контроля партии. Кроме того, в самых отдаленных краях, вроде Колымы, оставались бывшие лагерники и их надзиратели, которые не могли уехать из привычных мест (им просто некуда было ехать) или которых навсегда приворожила к себе красота сурового края.
Освоение Севера было гигантским по размаху предприятием. Оно было настолько массовым, что даже теперь, 10 лет после крушения советской системы, население Крайнего Севера в 4 раза превышает население в подобных зарубежных районах: в Канаде, Гренландии, на Аляске. Впрочем, тогда определение «Севера» было достаточно широким: «Районы Крайнего Севера и прилегающие к ним территории». Под это определение попадали и остров Рудольфа (82° северной широты), и Курильские острова на 32° южнее. Коэффициенты заработка варьировались, хотя и приблизительно, в зависимости от продвижения на север, но они заметно отличились от аналогичных коэффициентов, принятых в капиталистических странах. «Северный коэффициент», установленный канадским географом Амденом. представляет собой довольно сложную шкалу от 0 до 1000 единиц, состоящую из 10 параметров, которые включают географические, природные и социально-экономические факторы. Например, за 0 принимается 45° северной широты, а за 100 — Северный полюс. Еще один параметр — состояние почвы: если земля не может «восстанавливаться», т. е. размораживаться хотя бы в верхних слоях, на 4 месяца в году, прибавляется еще 20 единиц, если на 3 месяца –50 единиц: максимальное число единиц (I00) прибавляется в случае почв, в которых вечная мерзлота проникла на 450 м вглубь. Другой параметр — вид растительной зоны: хвойные леса — так называемая тайга, покрывающая большую часть Сибири, где средний европеец вряд ли смог бы долго продержаться, — оцениваются в 0 единиц, тундра — в 80, а каменная пустыня, где не растет даже мох, оценивается максимально: 100 единиц. И еще: проживание в северных условиях в поселке с пятьюстами жителей оценивается в 75 единиц, но. когда число жителей не превышает 25 человек, — 90 единиц. Ученые-географы из Кольского филиала Академии наук на основании шкалы Амдена недавно рассчитали «северный коэффициент» для российского Севера. Для Архангельска он составляет 231 единицу, Якутска — 302, острова Врангеля — 800, а для Земли Франца Иосифа — 875 единиц.
В странах, которые принято называть «цивилизованными» (США и государства Европы), считается, что люди могут более-менее нормально работать при 200400 единицах по этой шкале и при условии, что они обеспечены необходимым питанием, одеждой, теплом: в районах с более суровым климатом люди работают вахтовым методом: там не строят города на вечной мерзлоте — слишком велики затраты. (В связи с этим Канада, например, никогда не стремилась построить атомный ледокол.) Советский Союз, естественно, имел не только другие критерии, но и другие потребности. И в мире никогда не было страны, которая так бы, как он, стремилась быть независимой от всего остального света. Россия унаследовала от СССР весь Крайний Север. В мире нет другой страны с такой протяженностью и с такими запасами природных ископаемых в столь труднодоступных местах.
