Иоанна Хмелевская - Третья молодость
Двое толкнули третьего, и этот третий вальяжно разлегся поперек проезжей части в двадцати сантиметрах от моего колеса. Башкой распластался как раз на левой колее. Не сверни я машинально вправо, переехала бы его дурацкий глобус обязательно – в двадцати сантиметрах ни один виртуоз не сумеет затормозить при скорости свыше десяти километров в час. Оба моих левых колеса, разбрызгивая слякоть и снег, прокатили в десяти сантиметрах от лежащей в колее башки, и катастрофа была предотвращена. Тут только до нас дошло: все трое хмырей были в стельку пьяны.
– Что, предчувствие? – заинтересовался Мартин.
– Внутренний голос, – ответила я и продолжила начатый разговор.
Однажды на каком-то шоссе я ехала за старой «Варшавой». Видимость была неважная – небольшой туман, днем не имеющий никакого значения. «Варшава» неслась со скоростью сто километров в час, я – тоже. Вокруг ничего подозрительного, и вдруг душу мою пронзило недоброе предчувствие. Хватило двух секунд. Водитель «Варшавы» неожиданно, без всякой причины, резко затормозил. Душа моя повелела – я резко затормозила тоже, остановилась буквально в пяти сантиметрах за его бампером. Он сорвался с места и смылся, вильнув в сторону. Я его не преследовала, хотя состояние его тачки свидетельствовало: он явно рассчитывал отремонтировать кузов за счет госстраха. С моим участием. Фиг ему!
Ехала я как-то из центра на Мокотов в два ночи по совершенно пустому городу. Подъезжала к Пенкной, светофор работал. Я ехала на зеленый, не поверите, но ехала очень медленно. И тем не менее у Пенкной я вдруг резко тормознула на зеленый свет – перед самым носом промчался «мерседес» – вправо, на красный свет, с бешеной скоростью пожарной машины. Я с большим удовлетворением прикинула: не затормози я, он врезался бы мне прямехонько в середину левого бока.
Однажды тоже пришлось пережить страшную минуту – возможно, душа в это время была занята чем-то другим. А может, знала, чем все кончится, и решила не морочить мне голову. Ехала я Вислострадой на север, гололеда не было, правда, моросило, и на дороге подмерзала заснеженная грязь. Темно и совершенно безлюдно. Позади, очень далеко, виднелись в зеркале чьи-то фары. Впереди никого. На спидометре ровно пятьдесят пять. Случилось это неподалеку от Тамки. Вдруг в зарослях с левой стороны что-то зашевелилось – какой-то человек вынырнул в десяти метрах впереди и полетел прямо к шоссе, к месту перехода. Я поняла – ничего не успею сделать, собью его, а если затормозить, меня развернет и я звездану его задом. Другого выхода просто нет! Я перестала нажимать педаль газа и замерла. Неотвратимая неизбежность подавила во мне все здоровые реакции.
Человек выбежал на шоссе и вдруг застыл как вкопанный. Я проехала в двадцати сантиметрах от него, он погрозил мне кулаком. Да я готова была обнять его или пасть к его ногам из благодарности: надо же, все-таки остановился, золотой ты мой, бриллиантовый! Он не стал ждать моей благодарности, а побежал к Висле. Надеюсь, не топиться.
В другой раз со мной ехали дураки пассажиры. Отправилась я в Казимеж на храмовый праздник, уговорили коллеги-архитекторы, назавтра возвращалась, прихватив с собой приятеля и его знакомых – супружескую пару средних лет. Не помню, где все это произошло. Выехали мы уже затемно, проезжали какой-то поселок по булыжнику. Впереди на полную мощность горел дальний свет машины, которая вела себя странно: светила мне в лицо, а не на другую сторону шоссе. Я помигала, – фары продолжали светить прямо в глаза. Я перестала вообще что-либо видеть, разнервничалась, медленно подъехала и вижу: стоит, скотина, на левой полосе с включенными дальними фарами. Я затормозила, выжидая, пока глаза привыкнут к свету. Автомобиль застрял у ворот во двор, пассажир и водитель суетились вокруг.
Сперва я от удивления вежливо обратилась к шоферу: неужели не понимает, что творит? Стой себе где хочешь, только надо же выключить огни, не ослеплять едущих водителей!
Он ответил по-хамски, грубо и нагло. Посоветовал мне, изящно выражаясь, отвалить. Я завелась с места и в мгновение ока, в безумном бешенстве рвалась разбить ему фары, двинуть по наглой, тупой харе! Я уже выскочила было из машины, но приятель удержал меня.
– Плюнь ты, черт бы их побрал, поехали...
Я с трудом пришла в себя. И рубанула ядреной, хлесткой, увесистой фразой, возможно, несколько пространной и наверняка весьма эмоциональной, после чего села за руль и рванула вперед.
Супружеская пара оскорбилась смертельно и навеки. Разве можно так выражаться, возмущались они, где это я воспитывалась. С такой особой они не желают иметь ничего общего. Похоже, затмение на них нашло: любой нормальный человек тысячу раз предпочтет, чтобы водитель выпустил пары высказыванием любого содержания, нежели отыгрался на педали газа. Не охлади я хоть немного накал своей ярости, не исключено, мы звезданулись бы в первое же дерево или телеграфный столб. Облаяв же сволочей, я пришла в норму и ехала уже почти спокойно. Мой приятель пытался им это втолковать, но безрезультатно. И где только мозги у таких людей?..
Погодите, надо сообразить, я совсем запуталась в историях с машинами. Ах да, речь ведь шла о внутреннем голосе. Он спасал мне жизнь сотни раз. Всех случаев я не упомню.
Возвращаюсь к «Проселочным дорогам». В этом путешествии впервые в жизни я встретила милиционера, который хотел меня надуть. Где все случилось, не помню. Может, в Бече, а может, и в другом месте. С какой-то боковой дороги я выезжала на главную, честно сбросила скорость. Слева от меня ехал грузовик. Грузовик тоже притормозил, почти остановился. Бесспорно ему принадлежало право первенства, но мне показалось: водитель, возможно, не обратил внимания на знаки, я у него справа, и он справа пропускает машину. Пока он надумает, что делать, я со своим «горбунком» буду уже далеко. Я выскочила вперед, свернула и в зеркальце видела – в пятидесяти метрах за мной грузовик только-только двинулся.
Вскоре я остановилась в центре города, зашла в магазин, вернулась, села в машину. Тут-то и появился милиционер.
– Вы обогнали грузовик на развилке, – вежливо оповестил он меня.
Справедливо. Я взяла сумочку, дабы заплатить штраф, но для начала объяснила, почему так сделала, и обратила его внимание – про обгон говорить не приходится, грузовик стоял...
И тут милиционер сделал глупость. Проговорился: водитель грузовика-де пожаловался, и невольно мотнул головой – грузовик позади, а шофер наблюдал, высунув башку из кабины. Я спрятала кошелек в сумку и завелась.
– В таком случае и не подумаю платить, – сказала я холодно. – Прошу направить дело в коллегию или даже в суд. Я с удовольствием сообщу публике, что думаю о вымогательских методах водителей!
Милиционеру пришлось согласиться, а что ему оставалось делать – надеть на меня наручники?.. Он старательно переписал все мои данные, и мы вежливо распрощались. И тут Люцина обратила мое внимание на подозрительное единомыслие представителя власти с водителем грузовика. Явно разочарованные, они доверительно беседовали друг с другом.
– Хорошо, что ты не стала платить штраф, – с удовольствием констатировала она. – Чтоб мне лопнуть, если они не старались получить на водку!
Эпизод этот двадцатилетней давности. Вызова в суд я так и не получила.
Как я уже говорила, такое случилось лишь однажды. А раз триста мы со службой движения падали друг другу в объятия.
«Проселочные дороги» я написала, слегка опасаясь – как их примет семейство. Беспокоилась я напрасно. Люцина, оценив мое творение, заявила с явным разочарованием:
– Уж больно снисходительно ты к нам отнеслась...
Я обрадовалась и вскоре выдала на-гора «Колодцы предков». Вот тут-то и началась эпопея с тигром. Дело было так. Я заболела...
Но тут придется вернуться назад, потому как все цепляется одно за другое. Несколько раньше приехала из Советского Союза Елена Рахлина и позвонила мне. Представилась моей горячей поклонницей. В Польше она оказалась благодаря своему отцу, заслуженному артисту Советского Союза. Он прибыл к нам на концерты и свалился с инфарктом; сперва лежал в больнице, а потом восстанавливал здоровье в Константине. Елене разрешили выехать к отцу. Она жила в Польше уже три месяца и за это время овладела языком. Думаю, она не обидится, если я напишу о ней правду: Елена расчудесная сумасбродка, которой мы с Алицией и в подметки не годимся. Историк искусства, переводчик со словацкого, экскурсовод по киевским историческим памятникам, и еще Бог весть кто, польским она овладела странным методом, но с талантом: творила новые слова согласно духу языка. По-русски и по-украински говорила она так красиво, ярко и богато, что даже я понимала. Елена обладала ужасной привычкой ставить окружающих перед свершившимся фактом, а потом хоть бейся головой о стену, приспосабливаясь к ее неистовым выходкам. Пару раз она мне крепко удружила, однако я не жалуюсь – в конце концов, развлечения, даже и утомительные, всегда полезны.
