Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» Советского Союза
Но точно так же, как и раньше, переселенческие планы терпели неудачу. Потому что местечковые евреи, даже утратив возможность торговать и кустарничать, вовсе не желали превращаться в колхозников. Они разъезжались куда угодно, но не в Крым или Биробиджан. Чаще всего — в большие города, где можно было как-то пристроиться с помощью родственников, знакомых. В одну лишь Москву их перебралось около 100 тыс. А в Крым многие приезжали только для того, чтобы избавиться от статуса «лишенцев», а потом отправиться в другое место. В 1932 г. «текучесть кадров» по крымским колхозам оценивали в 60–70 %. Но и это соотношение прибывших и убывших оказывалось заниженным. Потому что считали не по людям, а по количеству семей, зачисленных «на землю». А еврейские семьи были большими. Получали пособие на всех, выправляли какие-нибудь документы, потом оставались 1–2 человека, и в отчетах начальства они значились «семьей». Остальные же разъезжались, чтобы и самим устроиться, и материально поддерживать родичей, мыкающихся в колхозе. Нет, простым евреям она была совершенно не нужна, эта «Хазария».
Язва седьмая. «ПРАВЫЙ» УКЛОН
В 1927 г. XV съезд партии, добивший «левую» оппозицию, постановил ускорить темпы индустриализации, перенести центр тяжести с легкой промышленности на тяжелую, на производство средств производства, чтобы обеспечить эту самую индустриализацию не покупным, а отечественным оборудованием. Брался курс и на коллективизацию в деревне…
Но уже тогда, когда принимались постановления, их выполнение оказалось более чем проблематичным. Потому что планы хлебозаготовок на 1927 г. провалились. Причем провалились совершенно неожиданно! Урожай был отменный. По предложению Бухарина и Рыкова закупочные цены на сельхозпродукты не повышались — они доказывали, что в условиях монополии государства крестьяне все равно никуда не денутся, продадут хлеб. Но осенью выяснилось, что зерна сдали вполовину меньше, чем в 1926 г.! И другой продукции тоже. Ее не хватало даже внутри страны. Очевидец писал: «Зимой 1927/28 года в городах очереди за хлебом стали обычным делом, масло, сыр и молоко — редкостью. Государственные запасы зерна истощились». Разумеется, это вызывало недовольство граждан. Но ведь, кроме того, экспорт зерна и других продуктов сельского хозяйства оставался важнейшим источником валютных поступлений для индустриализации…
Что же произошло? В Советском Союзе объясняли, что хлеб «гноили кулаки». Демократические авторы рассуждают иначе: что крестьяне не имели возможности купить промышленные товары, поэтому и не продавали излишки хлеба, предпочитали оставить их у себя. Обе эти версии не выдерживают критики. О том, что крестьяне оставляли всю продукцию у себя дома, могут рассуждать разве что «бумажные» теоретики, не задумываясь о специфике сельского хозяйства. Зерно — вовсе не такая вещь, которая может храниться сколь угодно долго, а уж тем более масло, сыр, молоко. Холодильников-то у крестьян не было. Не было и оборудованных элеваторов, перерабатывающих предприятий. Неужели крестьяне были такими глупыми, что обрекали плоды своего труда на порчу и гниение, вместо того чтобы сбывать, хотя бы и по низким ценам? А кулаки 1920-х были вовсе не крупными производителями, а в первую очередь перекупщиками продукции односельчан. И что же, они потратились, приобретая ее, а потом оставили в погребах, пускай пропадает?
Отчасти на срыв заготовок оказали влияние нагнетавшиеся слухи о близкой войне, теракты белогвардейцев. Если заполыхает, то неизвестно что будет в стране, что будет с советскими деньгами — все же вернее придержать часть зерна. Но это была лишь одна из причин. Опять же, на какое-то время можно сохранить зерно, но не молоко или сыр. Ответ на вопрос дает нам директива заместителя наркома юстиции РСФСР подчиненным органам от 16 июля 1928 г., она была издана перед следующей заготовительной кампанией: «В случае новой попытки… срыва хлебозаготовок» быть готовыми «к массовому применению ст. 107 Уголовного кодекса» (спекуляция) против скупщиков хлеба. Сельскохозяйственную продукцию кто-то скупал',!
Кто? Городские нэпманы, желая погреть руки? Но желание получить барыш у них было всегда. Только в прежние годы оно почему-то не создавало особых проблем. А теперь дружно бросились скупать? Хотя можно вспомнить и другое. Подобная методика создания искусственных дефицитов была в отношении России уже отработана, она применялась в 1916–1917 гг. для создания кризиса и привела к Февральской революции. Почему было не повторить удачную операцию? В СССР было вполне достаточно представительств зарубежных фирм, концессий, с ними были связаны многие советские начальники и чиновники… Зимой 1927/28 гг. уже не царская, а Советская Россия очутилась в условиях кризиса. Возникла реальная опасность социального взрыва. А планы индустриализации выглядели обреченными на провал.
Стройки, которые уже были начаты, пришлось бы очередной раз «замораживать», сворачивать работы. Затраченные на них огромные средства пошли бы насмарку. Вложенный труд пропал бы зря. Котлованы и фундаменты намеченных заводов засыпало бы снегом, залило бы дождями. Купленное за границей оборудование ржавело бы на складах… И ведь такое произошло бы уже не в первый раз! Аналогичные вещи случились и в 1925, и в 1926 гг. В общем, выходило — задумывайте, планируйте свою индустриализацию, тратьте на нее деньги. А потом по каким-то причинам все сползет на нет. И снова будете планировать, тратиться, кормить иностранных поставщиков. Россия получалась обреченной на такие безрезультатные дергания на одном месте, разбазаривая свои национальные богатства…
Но на этот раз Сталин решил вырваться из «заколдованного круга». Вырваться методами «военного коммунизма». В январе 1928 г. Политбюро приняло постановление о насильственном изъятии излишков хлеба. Для этого создавались специальные отряды из коммунистов, привлекалась деревенская беднота, возглавить кампанию должны были высшие руководители — сам Сталин выехал руководить заготовками в Сибири. Что ж, зерно собрали. Но точно так же, как в Гражданскую войну, «чрезвычайные меры» сопровождались колоссальными злоупотреблениями. Партийцы и активисты из голодных городов ринулись трясти «сытую» деревню. Хлебозаготовки нередко выливались в грабежи, сопровождались насилиями. Хватало и охотников отличиться, перевыполнить показатели, для чего выметали амбары не только кулаков, а середняков, бедняков.
В ответ вспыхнули крестьянские восстания. Их жестоко подавляли, но это не помогало. В апреле было зафиксировано 36 бунтов и мятежей, в мае 185, в июне 225. Надо сказать, что советское руководство погромов деревни не предписывало и не приветствовало. В апреле 1928 г. объединенный пленум ЦК и ЦКК хотя и отметил общий успех кампании, но вместе с тем осудил «извращения и перегибы, допущенные местами со стороны советских и партийных органов», которые «фактически являются сползаниями на рельсы продразверстки». Но постановление ничего не изменило. Соблазны всевластия, возможности пограбить оказывались слишком сильными. 16 июля 1928 г. вышла директива замнаркома юстиции РСФСР Крыленко, запретившая такие меры, как обходы дворов в поисках хлеба, незаконные обыски и аресты, закрытие базаров. Предписывалось прекратить все уголовные дела по статье о спекуляции, которые ретивые исполнители завели против середняков и бедняков. А 19 июля правительство постановило отменить «чрезвычайные меры» при хлебозаготовках. Лишь после этого восстания пошли на убыль (в июле их случилось 93).
Но в ходе кампании подтвердилось, что скупка сельхозпродукции производилась через кулаков. Поэтому Сталин приходил к выводу: «Пока существуют кулаки, будет существовать и саботаж хлебозаготовок… Поставить нашу индустрию в зависимость от кулацких капризов мы не можем». 16 мая 1928 г. ЦК принял постановление «За социалистическое переустройство деревни», впервые допустившее «раскулачивание» — конфискацию и раздел кулацких хозяйств с выселением владельцев. В отношении других категорий крестьян ситуация вроде обещала вернуться в нормальное русло. По предложениям Бухарина и Рыкова были повышены закупочные цены — и производители сами должны были сдавать продукцию государству.
Однако деревня была взбудоражена погромами. Правительству не верили, ходили упорные слухи о возврате продразверстки. А раскулачивания вылились в новую волну безобразий. Ради тех же соблазнов пограбить, а то и ради «галочки», ради отчетности, под кампанию подводили не кулаков, а просто зажиточных хозяев, персональных врагов местных активистов. В такой обстановке крестьяне сокращали засеваемые площади. В некоторых местах не хватило посевного зерна — выгребли вместе с «излишками». И если пошли на убыль крестьянские бунты, то возросло количество терактов против «раскулачи-вателей». В январе 1928 г. в сельской местности был отмечен 21 теракт, в сентябре — уже 103, в ноябре — 216.
