Дмитрий Менделеев - К познанию России
Мне очень бы хотелось ясно показать, что в этой малости развития горной добычи должно видеть одну из первых причин несовершенства нашего современного строя и путь, по которому легко и скоро можно его поправить. Недра нашей земли чрезвычайно богаты ископаемыми, не говоря даже о таких монетных металлах, как золото и медь, которых у нас, без сомнения, больше и много больше, чем в какой-либо другой стране света. В моей жизни мне пришлось принимать немалое участие в судьбах трех, сюда соприкасающихся дел: нефтяного, каменноугольного и железорудного, и, не вдаваясь ни в какие подробности, я скажу, что либо видел сам, либо узнал разными способами очень многое о запасах этого рода во многих других странах мира, а в результате с полною уверенностью утверждаю, что, не будь разного рода стесняющих обстоятельств, в особенности же стремления все обложить налогами, и будь развита та истинная «свобода» – промышленного свойства, которая нужнее всяких других свобод, мы могли бы залить нефтью весь свет, каменным углем не только снабдить себя в изобилии для всяких видов промышленности, но и отапливать многие части Европы, уже нуждающиеся в каменном угле, начиная с Италии и Франции, а железные руды могли бы превратить в такое количество чугуна, железа и стали, с какими не могли бы соперничать не только Англия и Германия, своих хороших руд почти не имеющие, но и С.-А. С. Штаты, которых запасы Верхнего озера, во всяком случае не могут быть сравнимы с суммой запасов, находящихся у нас, например, около Качканара, Магнитной горы, по р. Синару и др., на Урале или в Кривом Роге для Донецкого края. Одна добыча этих и других полезнейших (не говоря о золоте) ископаемых могла бы занять миллион народа, который пропитал бы по крайней мере 5–6 млн жителей и пропитал бы трудом в круглый год, т. е. трудом верным и обеспеченным. Такие богатейшие каменноугольные копи, как Экибастузские (в Киргизской степи, со всеми условиями подвоза на Урал), у нас почти бездействуют, хотя могут принести Южному Уралу и Степному краю, к нему прилегающему, условия большого промышленного развития. Если бы только наша промышленность, перевозка и торговля были в должном развитии, ископаемые, в особенности вышеназванные, – тем и важные, – дали бы непосредственное начало многообразным видам промышленной деятельности и помогли бы, так сказать, всем, потому что без освещения, топлива и стали никакая промышленность жить не может.
Вид с горы Качканар. Гравюра XIX в.
У нас есть только начало горнопромышленной деятельности, для которой чрезвычайно важна выработка хорошего законодательства, особенно же законов, касающихся недр земных, составляющих уже во многих странах общенародную собственность, а никак не частновладельческую. Если бы я захотел этот один предмет развить с той полнотою, с которой он мне доступен и обрисовывается, то, конечно, превзошел бы заранее намеченные размеры всей брошюры, а потому пойду далее37. Скажу, однако, что горное дело весьма многозначаще для всей нашей промышленной эпохи и ее наступлению много может помочь, а потому в наше время у нас должно быть непременно развиваемо, и Государственная дума не исполнит своей роли, если не поставит на первую очередь выработку горных законов, могущих содействовать правильному ходу горных дел в России.
В столбце 42 содержится наибольшая цифра жителей, а именно на всю Россию 76,7 млн жителей, составляющих домочадцев лиц, занятых добывающими видами промышленности трех предшествующих столбцов. В них менее 15 % жителей, а их семей около 60 % от всего населения России, т. е. на каждого добывателя приходится около 4 домочадцев (точнее, 4,08 %); иными словами, добыватели – кормильцы по преимуществу. Это относится, конечно, к земледельцам в наибольшей мере, как видно уже из того, что земледельческие края имеют сравнительно наибольшее количество детей до 10-летнего возраста; но это же отношение показывает и необходимость идти в мировой эволюции вперед, потому что сами по себе земледельцы, как, надеюсь, доказано выше, никогда богатства нашей стране не доставят, в какую бы сторону ни пошло развитие земледелия, если рядом не будет развитой промышленности, доставляющей первых и естественнейших потребителей для произведений земли и заработки прибывающим поколениям.
Теперь мы обратимся опять к тройной группе промышленников, счет которых помещен в столбцах 43–45.
В столбце 43 содержится счет 5,1 млн лиц, зарабатывающих на промышленности переделывающей, т. е. ремесленной и фабричнозаводской. В переписи в этом отношении сделано очень много различий: выплавка металлов, обработка волокнистых веществ, животных продуктов, дерева, металлов, изделий из глины и стекла, химических продуктов, разных напитков, табака, производство печатных изделий, разных инструментов (физических, оптических и т. п.), ювелирных изделий, одежды, стройки, экипажей и т. п., но, не желая усложнять своих таблиц, я все отдельные числа свел в один столбец 43, тем более что и при таком скоплении разнообразных отраслей производства и ремесел получилась сравнительно небольшая общая сумма. Она пропорционально велика только в Подмосковном промышленном районе, где более 9,6 % жителей работают в указанном направлении. Сравнительно крупна и в Петербургском, Пермском и Польском краях, но во всех остальных промышленников относительно очень мало, что и отвечает общему слабому развитию у нас переделывающей промышленности.
Это зависит не столько от недостатка понимания того, что Россия уже перевалила эпоху необходимости промышленного развития, и даже не оттого, что внутренний спрос на произведения, прошедшие через руки ремесленников, фабрикантов и заводчиков, невелик (довольствуются еще домашним производством, т. е. не прилагают принципа разделения труда), но более всего, по моему мнению, от двух коренных причин. Первой и важнейшей я считаю направление нашей образованности, издавна, так сказать, озлобленной против промышленности и все тянущей в сторону патриархального быта, уже отжитого. Это оттого, без сомнения, что образованность наша сосредоточивалась чрезвычайно долгое время преимущественно в дворянских сферах и из них набирались главным образом исполнители всяких общественных обязанностей, образования требующих, до того, что из крестьянского сословия с чрезвычайным трудом можно было поступать даже в низшие канцелярские чины. Дворянство же привыкло издавна, а особенно со времен Екатерины II, считать себя единственными лицами, хорошо понимающими общие народные интересы, а сельское хозяйство – способом удовлетворения всех народных надобностей, о которых судило в качестве руководителей-помещиков.
В этом отношении я полагаю, что из всех свобод, которые возвещены одною из настоятельнейших, было бы уничтожение остатка всякого рода служебно-корпоративных излишних привилегий дворянства, чтобы через это освежились административные слои. Из личных сношений в разнообразнейших краях России знаю, что в крестьянском сословии, не говоря уже о купечестве или мещанстве, взгляды на промышленность и на ее важное значение для всего народного быта гораздо более совершенны и нормальны, т. е. отвечают промышленной эволюции, во всем мире совершающейся. Второю существенной причиной малого развития у нас промышленности, несмотря на множество условий для ее широкого процветания, должно считать отсутствие личной предприимчивости, определяемое преимущественно тем, что русские люди привыкли все получать готовеньким, так сказать в виде подарка, от кого бы то ни было, сверху или снизу, и если манна небесная сама собой не валится, то наша образованность привыкла обвинять кого-нибудь или вверху или внизу, а сама ничего не предпринимать, если оно сопряжено с необходимостью личного труда, риска и упорства, как это и нужно для дел промышленности. В деле же промышленности представители образованности играют первостепенную роль, в противность тому, чему учат Марксы, Бебели и тому подобные поклонники «работы», а не «труда», забывающие, что промышленное дело не может иначе осуществляться, как при помощи великого труда, заключающегося в предприимчивости, всегда неизбежно соединенной с соображениями и расчетами, более или менее рискованными (хотя и поменьше, чем почвенный урожай) именно по той причине, что все дело при этом состоит из суммы людского труда всякого рода, начиная от приобретения знаний и кончая сведениями о величине людских потребностей, ценностей и т. п.
Мне бы следовало, по тому примеру, что теперь господствует, бросить при этом большой камень и в правительственные области, потому что они, всевозможным образом облегчая укоренившийся сельскохозяйственный быт, всеми силами налегали на промышленность, начиная со всяких налогов и кончая стеснениями даже при самом разрешении устройства фабрик и заводов. Для меня, однако, бросить такой камень кажется неправильным не только по той причине, что большинство видов промышленности (металлургической, сахарной, нефтяной, винокуренной, даже касающейся волокнистых веществ и т. п.) зачалось прямо под влиянием правительственных мероприятий, а иногда и больших правительственных субсидий, но особенно потому, что правительство совершенно сознательно, кажется, во все времена держалось покровительственной политики. А в царствование императора Александра III выставило ее на своем знамени с полной откровенностью, несмотря на голоса чиновно-дворянские и литературно-публицистические, всемерно ратовавшие за фритредерство, по которому России и следует быть только чернорабочим, поставляющим сырые и хлебные товары в страны, производящие промышленную переделку. Высшее правительство, держась с полным сознанием начал протекционизма в приложении к России, оказывалось впереди наших образованных классов, взятых в целом. Неизбежная необходимость здравого, т. е. обдуманного, протекционизма наиболее ясно изложена мною в сочинении «Толковый тариф» (1892), но я не премину и здесь повторить главные поводы (особенно относящиеся к сопоставлению промышленного строя с сельскохозяйственным)38 для необходимости России держаться разумного протекционизма, которым, по моему разумению, и были сознательно проникнуты как император Александр III, так и его министры И. А. Вышнеградский и С. Ю. Витте:
