Виктор Гюго - Том 15. Дела и речи
Воздадим должное этим двум городам! В настоящий момент, когда реакционные партии, как видно, замыслили унизить Францию и пытаются низвести столицу революции на положение столицы монархии, следует еще раз напомнить о том, чем являются для нас великие центры французской культуры: Лион — город труда и Париж — город просвещения. (Сильное волнение. Многочисленные возгласы: «Браво!»)
Вокруг этих двух столиц теснятся толпой их братья и сыновья, все наши прославленные города, и среди них — наш изумительный Марсель, которому нужно отвести особое место, ибо он во Франции представляет Грецию, точно так же как Лион представляет в ней Италию.
Но расширим наш горизонт, окинем взглядом Европу, различные нации и, показав солидарность наших городов, укажем, граждане, для блага цивилизации все видимые нам признаки грядущего единства человечества.
Эти признаки заметны во всем.
Как я уже сказал вначале, в переживаемые нами смутные дни все, что внушает тревогу, исходит от королей, все, что внушает надежду, — от народов.
За звериным ожесточением войны, развязанной семь лет тому назад двумя императорами, за угрозами резни и разгрома, которые раздаются вновь и вновь, а иной раз, как показывает удушение Болгарии Турцией, приводятся в исполнение, за мобилизацией армий, за всей этой зловещей военной шумихой ощущается могучая воля к миру.
Я повторяю, и я настаиваю на этом: кто хочет войны? Короли. Кто хочет мира? Народы.
Мне кажется, сейчас готовится небывалый поединок между войной, которой жаждет прошлое, и миром, которого жаждет настоящее. (Аплодисменты.)
Граждане, мир победит!
Это торжество будущего видно уже сейчас, оно приближается, мы накануне его. Оно будет называться Выставкой 1878 года. Что такое в самом деле Международная выставка? Это подпись всех народов под договором о братстве. Это союз промышленности с искусством, это сотрудничество науки с изобретательством, это взаимодействие мысли и труда, это вызванный прогрессом рост благосостояния, это сочетание идеала с действительностью. Это общение наций в гармонии, созданной трудом. Борьба, если хотите, но борьба благотворная; изумительная схватка трудящихся, оставляющая после себя не смерть, а жизнь, не трупы, а прекрасные творения; грандиозная битва, в которой все — победители. (Продолжительные аплодисменты.)
Париж — тот город, который по праву должен явить миру это величественное зрелище.
1870 год — ужасная война-ловушка — был делом рук Пруссии; 1878 год — победа мира — будет ответом Франции.
Всемирная выставка 1878 года будет жесточайшим поражением, которое мир нанесет войне.
Это будет примирение с Парижем, необходимое всему земному шару.
Мир — это голос будущего, предвестник создания Соединенных Штатов Европы; мир — это имя, которым будет наречен двадцатый век при его рождении. Мы, философы, должны неустанно возвещать мир всему миру. Так раскроем же полностью содержание этого великого слова.
Скажем прямо, что именно нужно Франции, Европе, всему цивилизованному человечеству, что осуществимо уже сейчас, чего мы хотим: это — религия без нетерпимости, то есть разум вместо догматизма; карательная система без смертной казни, то есть исправление вместо мщения; труд без эксплуатации, то есть достаток вместо нужды; передвижение, не стесняемое границами, то есть свобода вместо преград; нации без взаимной вражды, то есть посредничество вместо войны (движение в зале); словом, все виды разоружения, за исключением одного — разоружения совести. (Многочисленные возгласы: «Браво!»)
Да, я настаиваю на этом исключении. Потому что, покуда политика будет прибегать к войне, карательная система — к эшафоту, религия — к запугиванию адом, а общество — к принуждению; покуда принцип, иначе говоря право, будет противоположен факту, иначе говоря — кодексу; покуда гражданский закон будет провозглашать нерасторжимость, а уголовный — непоправимость; покуда можно будет заключать в оковы свободу и удушать истину; покуда судье будет предоставлена возможность превращаться в палача, а правителю — в тирана; покуда перед нами будут зиять бездны, вырытые нашими же руками; покуда будут существовать угнетенные, эксплуатируемые, притесняемые; покуда невинные будут истекать кровью, а слабые — исходить слезами, — необходимо, граждане, чтобы совесть оставалась во всеоружии. (Продолжительные аплодисменты.)
Вооруженная совесть — это грозный Ювенал, это вдумчивый Тацит, это Данте, клеймящий Бонифация, то есть праведный человек, карающий «непогрешимого», это Вольтер, требующий отмщения за Каласа, иначе говоря — правосудие, призывающее к порядку суд. (Сильное возбуждение. Тройной взрыв аплодисментов.) Вооруженная совесть — это нелицеприятное право, ставящее преграду криводушному закону, это философия, отменяющая пытку, это терпимость, уничтожающая инквизицию, это свет истины, вытесняющий из души свет ложный, это сияние зари, сменяющее зарево костров. Да, совесть была и будет вооруженной, голос Ювенала и Тацита будет мощно звучать, покуда человеческое правосудие будет удовлетворяться своим отдаленным сходством с божественным правосудием, покуда государственная необходимость будет служить оправданием для жестокости, покуда будет царить грозное vae victis,[53] покуда призыв к милосердию будет считаться призывом к мятежу, покуда будут упорно отказываться сделать то единственное, что может предотвратить гражданскую войну, — объявить амнистию. (Сильное волнение. Продолжительные аплодисменты.)
На этом я закончу. И закончу словами надежды.
Будем верить в наше отечество. Судьба Франции неразрывно сплетена с будущим человечества. Вот уже три века, как свет всему миру исходит из Франции. Мир не переменит своего факела.
Не думайте, однако, благородные патриоты, что мои надежды переходят в иллюзии. Я верю во Францию как сын своей родины — и, следовательно, страстно; но в то же время верю в нее как философ — и, следовательно, разумно. Господа, я говорю искренно и вместе с тем мужественно; я не хочу ничего скрывать. Нет, я не забываю, что говорю с гражданами Парижа. Перед такой аудиторией ответственность соразмерно возрастает. Достойна народа только правда, и сказать правду — мой долг.
Так вот. Правда заключается в том, что мы переживаем грозные дни. Правда заключается в том, что, если воцарится полный мрак, возможна гибель. За катастрофами следуют кризисы. И все же — я надеюсь.
Более того — я исполнен уверенности. Почему? Скажу вам, и это будет мое последнее слово.
Движение человечества к будущему сопряжено с теми же трудностями, какие испытывают мореплаватели в поисках новых земель. Прогресс — это плавание по океану, зачастую во мраке ночи. Человечество, можно сказать, находится в открытом море. Огромный корабль движется медленно, вокруг него бушуют волны, бури швыряют его во все стороны, и бывают страшные минуты. Порою горизонт заволакивается мглой, а тогда корабль плывет словно наугад, — куда? В пучину! На пути встречается подводный риф — империя, немного дальше мель — «Силлабус», а потом налетает шквал — Седан. (Движение в зале.) Год провозглашения непогрешимости папы — это год падения Франции. Ураганы вперемежку с ударами грома. Грозной тучей, насыщенной молниями, нависло над головами прошлое. Эта молния — меч; вот эта — скипетр; этот грохот — война. Что ждет путешественников? Неужели они пожрут друг друга? Уж не кончится ли все плотом «Медузы» — рукопашной изголодавшихся, потерпевших крушение людей, свалкой во мраке? Неужели гибель неотвратима? Путешественники подымают глаза к небу. Они ищут там знамения, надежды, помощи. Ужас достигает предела. Где спасение? И вдруг туман начинает рассеиваться, откуда-то брезжит свет. Словно разорвалась; черная завеса туч, мрак рассеялся, и на горизонте, над безднами, поверх облаков, охваченное трепетом человечество видит яркий светоч, восемьдесят лет тому назад зажженный гигантами на исходе восемнадцатого века, величественный маяк, один за другим обращающий к истомленным народам те три луча, из которых слагается цивилизация будущего: Свобода, Равенство, Братство. (Продолжительные аплодисменты.)
Свобода — это призыв к народам. Равенство — призыв к человечеству. Братство — призыв к душам людей.
Путешественники, пережившие катастрофу, причальте к этому великому берегу — республике!
Здесь — гавань. (Долго не смолкающие приветственные возгласы. Крики: «Да здравствует республика!», «Да здравствует амнистия!», «Да здравствует Виктор Гюго!»)
ШЕСТНАДЦАТОЕ МАЯ
I. Отсрочка заседаний
Речь н а собрании левых депутатов сената
