Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ) - МакКаммон Роберт Рик

— Там, внизу, большое помещение, — сказал красивый молодой человек, словно рождённый играть главные роли в том, что американцы называют «мыльными операми».

Не менее привлекательная девушка, повисшая у него на локте, добавила:

— Жуткое место. И пахнет там тошнотворно.

— Вам нужно сделать грим, — велел Шевановски, а затем, когда актёры прошли мимо, обратился к Эрику: — Давайте спускаться не торопясь.

Пол в подвале действительно был бетонным и, если не считать груды сломанной, обгорелой мебели, а также тошнотворного, как и предупреждали, запаха, всё выглядело именно так, как надеялся Шевановски. Луч фонаря уткнулся в угол, потом в толстую дубовую балку над головой, а с другой стороны не нашёл ничего, кроме пустоты.

— Ах! — Шевановски постучал тростью по полу. — Мы на месте. Вот он, наш склеп. Нужно ещё выбросить отсюда часть мусора, но я думаю… А у вас какое мнение?

— Режиссёр — это вы.

— Да, но вы главный герой.

— Запах плохой.

— Зато хороша аура, как выразился тот юный джентльмен. Даже идеальна. И я уверен, что все эти профессионалы, которым заплатили по профессиональным меркам, смогут продержаться два-три часа в атмосфере заброшенного отеля.

— Да, — ответил Эрик, решив, что мистер Шевановски прав: это идеальное место.

— Очень хорошо. Давайте опять поднимемся наверх, да сжалится Господь над ногами старика.

Ушло немало времени на то, чтобы всё расставить по местам: свечи в подсвечниках, микрофоны и записывающее оборудование, операторов с ручными камерами, шестерых актёров и двух актрис с белым гримом на лицах, красными контактными линзами и перепачканными фальшивой кровью ртами и подбородками. Двое гримёров стояли наготове, чтобы подкрасить актёров при необходимости, ящик с сигнальными огнями отодвинули чуть в сторону. Все голливудские прибамбасы. Кто-то принёс складные металлические стулья. Колёса вот-вот должны были закрутиться.

— Так где же этот чёртов инспектор? — спросил Циммерман, когда свечи наконец-то зажгли. — Вы меня слышите? Сдаётся мне, что мы нарушаем закон.

Подвал казался теперь интерьером старинного средневекового замка, но он был слишком просторным, и свет не мог дотянуться до каждого угла.

— Тихо! — сказал Шевановски, вместе с Эриком меряя подвал шагами.

Вдруг кто-то вскрикнул:

— Боже мой, боже мой! Господи!

Циммерман и ещё шестеро присутствующих едва не выпрыгнули из штанов.

Кричала юная актриса, та самая, что курила марихуану. Она стояла слева от Эрика, где тьма была гуще. Должно быть, девушка бродила по краю освещённой части подвала. Она указывала на что-то, лежавшее за кругом подсвечников.

— Что это? — чуть ли не взвизгнула она. — Вон там! Что это?

— В чём дело, дорогуша? — тихо спросил Шевановски. — У вас какие-то неприятности?

— Вон там! Что-то лежит на полу! Что-то мёртвое!

Эрик отпустил локоть режиссёра и подошёл посмотреть. Бородатый встал рядом с ним, а Циммерман выглядывал из-за плеча.

— Тухлятина! — сказала девушка-гримёрша с волосами торчком.

Когда-то это была довольно крупная собака. Теперь куски плоти с коричневой шерстью лежали вразброс на полу, а обглоданные рёбра казались странным произведением абстрактного искусства. Голова с оскаленными жёлтыми клыками откатилась на четыре фута от огрызка шеи. По бетону расплылось большое тёмное пятно. «Похоже, кровь успела засохнуть», — подумал Эрик.

— Я чуть не наступила на это! — заскулила девушка.

— Кто-нибудь, успокойте её, — распорядился Шевановски, ни к кому конкретно не обращаясь. — Зверь съел другого зверя. Такое случается. Мы будем сегодня снимать кино или не будем снимать кино?

— Нет! — сказал Циммерман. — Послушайте, Ван Хельсинг… Эрик… тут что-то не так. Я серьёзно. Что-то…

— Действуем по плану, — перебил его Шевановски. Он вытянулся, как только смог, но всё равно остался сморщенным. — Это и должно быть пугающее место. Тут вам не Диснейленд, ребятки! Ну-ка дайте мне взглянуть.

Он проковылял туда, откуда можно было рассмотреть останки собаки, которые теперь освещали чуть ли не все фонарики.

— Ужасно. Но она давно уже умерла. Думаю, нам ничто не угрожает. Ох! А это что?

Луч фонаря переместился туда, куда он указывал тростью, и упал на металлический квадрат на полу, приблизительно в двадцати футах от останков собаки. Эрик и все остальные ясно различили, что у квадрата есть ручка.

— Я верил, что в «Уистлере» есть тайник, — заявил Шевановски. — Все эти годы. Эрик, помогите мне справиться с этой штукой.

Потребовалась помощь не только Эрика, но и других мужчин, чтобы поднять крышку, которая поддалась с пронзительным скрипом. Снизу всколыхнулся запах сырой земли, плесени и отвратительных миазмов. Фонарик осветил металлические ступеньки в стене и грязный пол примерно десятью футами ниже.

— Нижний подвал, — объявил Шевановски, вглядываясь в яму. — Мм. Вот где нужно снимать!

— Ни за что, клянусь могилой моей матери! — чуть не сорвался на крик Циммерман.

— Кто-нибудь, принесите фальшфейер, — велел режиссёр, когда все собрались вокруг него. — Пожалуйста, подожгите его для меня.

Факел вспыхнул, зашипел, начал плеваться зелёными искрами и наконец разгорелся ровным светом.

— Бросьте его вниз, — приказал Шевановски.

Факел упал в грязь, но продолжал гореть.

— Кто-нибудь видит там хоть что-то? — спросил режиссёр.

Никто не отозвался.

— Просто пустая дыра, — сказал Циммерман. — Но никто и не спускался посмотреть. Может, мы продолжим?

— И в самом деле. — Шевановски постучал тростью по плечу Эрика. — Наступает ваш звёздный час, мой мальчик. Я уже придумал название для нашего сериала: «Охотник на вампиров». Коротко и звучно. Ну хорошо, приступаем к работе.

Металлический люк закрылся с таким звоном, что мог бы разбудить и мёртвого.

Режиссёр объяснил актёрам, в каком месте они должны выйти из темноты… где-нибудь рядом с металлической крышкой, и чтобы никто не наступил в грязь. Испуганная девушка отказалась подходить близко, и ей разрешили посидеть немного и успокоиться.

— Дубль первый, — объявил Шевановски. — Эрик, я хочу, чтобы вы начали с того места, где сейчас стою я, и пошли к камере номер один. Вот к этой. Я хочу, чтобы вы при этом говорили. Медленно и отчётливо. Решите сами, что сказать. Кто-нибудь, дайте ему распятие.

— Что? — спросил Циммерман.

— Распятие. Дайте ему крест.

— Как это? Его не было в том списке, что вы мне передали!

— Нет, был.

— Нет, не был.

— Я не намерен с вами спорить. Любой человек в здравом рассудке понимает, что охотнику на вампиров нужно распятие. О, мой бог… возможно, его не было в списке. Не помню. Но неужели вы никогда не смотрели фильмы про вампиров? И этот человек ещё называет себя продюсером! Ну хорошо, будем импровизировать. Кто-нибудь, найдите для него две сломанные рейки или что-то ещё.

— Школьный театр, — проворчал один из актёров, но режиссёр пропустил это мимо ушей.

— По местам, пожалуйста! Внимание! Съёмка!

Эрик двинулся вперёд, держа в руках две рейки, перекрещённые, как распятие.

— Подождите, — сказал Шевановски, усевшийся на стуле. — Я слышу, как что-то звякает. У вас в кармане ключи от машины.

— О, ja.

Эрик отдал ключи режиссёру и вернулся на то место, с которого начинал.

Казалось, весь мир превратился в объектив камеры перед его лицом. Он понятия не имел, что должен сказать, но всё же заговорил:

— Я Эрик Ван Хельсинг. Моё имя известно вам. Я мировой гра… гражданин мира…

— Продолжайте снимать, — распорядился Шевановски.

— Я гражданин мира.

У Эрика выступил пот на загривке. Сниматься оказалось трудней, чем он представлял. Верхняя губа зачесалась.

— Много лет… целыми поколениями… моя семья… моя семья преследует древнее зло… Мы… преследуем их… по всему миру… и вот теперь…

Внезапно на него что-то нашло.

Сначала это была мысль: «Я Ван Хельсинг. Человек, имеющий предназначение». Потом Эрик понял, что говорит это вслух, каким-то другим голосом. То, что поселилось в нём, становилось всё сильней и сильней, он это чувствовал. И голос его становился всё сильней и сильней. Теперь он говорил уже не только для камеры, но и для всего мира, ни о чём не ведающего мира, а то, что происходило с ним, было настоящим… совершенно настоящим… и он поверил.