Н. ГРЕКОВ - Тарас Шевченко - крестный отец украинского национализма
Что и говорить, "кобзар був парубок моторний". Далее в Библии одно предложение: "Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею." Шевченко сочиняет целую "Энеиду", где заставляет Давида согрешить еще и богохульством:
Надворі вже смеркало,
і, тьмою повитий,
Дрімає, сумує Ієрусалим.
В кедрових палатах, мов несамовитий,
Давид походжає і, о цар неситий,
Сам собі говорить: "Я… Ми повелим!
Я цар над божим народом!
І сам я бог в моїй землі!
Я все…"
Кто же здесь "несамовитий" в своей лжи? Грехи Давида - это его грехи. Но мнимое богохульство Давида - это грех Тараса Шевченко.
Финал библейской истории: "И послал Господь Нафана к Давиду… Нафан поставил перед Давидом зеркало, и тот увидел в нем себя. И сказал Давид Нафану: "Согрешил я пред Богом".
Шевченко никогда ни в чем перед Господом не раскаивался и поэтому он не может себе представить раскаяние Давида:
А потім цар перед народом
Заплакав трохи, одурив
Псалмом старого Анафана…
І, знов веселий, знову п'яний,
Коло рабині заходивсь.
А Господа Давид также "одурив"? Но этот вопрос кобзарю даже в голову не приходил. Очевидно он, как тот французский атеист, не нуждался в этой гипотезе.
Покаянный псалом Давида "Помилуй мя, Боже, но велицей милости Твоей…" православные читают каждый день и перед каждым причастием. Может ли православный христианин считать его лживой уверткой? Может ли верующий христианин считать, что этой или любой ложью можно обмануть Бога? Как же Шевченко причащался? И было ли это причастие во спасение?
Второй эпизод.
Давид, святий пророк і цар,
Не дуже був благочестивий.
Була дочка в його Фамар
І син Амон. І се не диво.
Бувають діти і в с вятих.
Та не такі, як у простих,
А ось які.
Далее следует история прегрешения сына царя Давида (естественно, в стиле бурлеск) и вывод:
Отак царевичі живуть,
Пустуючі на світі.
Дивітесь, людські діти.
Индукция благополучно закончена: сын Давида порочен, следовательно, дети у святых особенно порочны. Что и требовалось доказать.
И последний удар по царю Давиду - эпизод третий:
В "Третьей книге Царств" читаем: "Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться".
По-кобзарски это звучит так:
І поживе Давид на світі
Не малі літа.
Одрях старий, і покривали
Многими ризами його,
А все-таки не нагрівали
Котюгу блудного свого.
"И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю, и ходила, и лежала с ним, - и будет тепло господину нашему царю".
От отроки й домірковались
(Натуру вовчу добре знали).
То, щоб нагріть його, взяли,
Царевен паче красотою,
Дівчат старому навели.
Да гріють кров'ю молодою
Свого царя. І розійшлись.
Замкнувши двері за собою.
"И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели ее к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему; но царь не познал ее".
Облизавсь старий котюга,
І розпустив слини,
І пазурі простяга
До Самантянини,
Бо була собі на лихо
Найкраща меж ними,
Меж дівчатами; мов крин той
Сельний при долині -
Меж цвітами. Отож вона
І гріла собою
Царя свого, а дівчата
Грались меж собою
Голісінькі. Як там вона
Гріла, я не знаю,
Знаю тільки, що цар грівся
І… і не позна ю.
Теперь встает вопрос: кто же тут котяра и кто распустил слюни?
Далее автор переходит на отечественный материал: следует компромат на молодого язычника Владимира, который потом в зрелом возрасте принял христианство и крестил Русь, за что и почитается всеми православными как Святой равноапостольный князь. И, наконец, резюме:
Так отакії-то святії
Оті царі…
Бодай кати їх постинали,
Отих царів, катів людських.
Морока з ними, щоб ви знали,
Мов дурень, ходиш кругом їх,
Не знаєш, на яку й ступити.
Так що ж мені тепер робити
З цими поганцями?
Вопрос, конечно, риторический, ибо ответ уже дан выше:
Бодай кати їх постинали…
Короче: "повбивав би" - постоянный рефрен у Кобзаря.
А вот как выглядит этот библейский мотив в его творчестве в поэме "Саул" (1860).
"Первая книга Царств": "И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу… И сказали ему:… поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов".
Жидам сердешним заздро стало,
Що й невеличкого царя
І з кізяка хоч олтаря
У їх немає. Попросили
Таки старого Самуїла,
Щоб він де хоче, там і взяв,
А дав би їм, старий, царя.
Отож премудрий прозорливець,
Поміркувавши, взяв єлей
Та взяв от козлищ і свиней
Того Саула здоровила
І їм помазав во царя.
Саул, не будучи дурак,
Набрав гарем собі чималий
Та й заходився царювать.
Так, очевидно, представлял себе Тарас Григорьевич сущность царской власти.
Дивилися та дивувались
На новобранця чабани
Та промовляли, що й вони
Таки не дурні. "Ач якого
Собі ми виблагали в Бога
Самодержавця".
И здесь самодержавие (не иначе - рука Москвы).
"А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух…"
А Саул
Бере і город, і аул,
Бере дівча, бере ягницю,
Будує кедрові світлиці,
Престол із золота кує,
Благоволеньє оддає
Своїм всеподданійшим голим.
І в багряниці довгополій
Ходив по храмині, ходив,
Аж поки, лобом неширокий,
В своїм гаремі одинокий,
Саул сердега одурів.
Незабаром зібралась рада.
"Панове чесная громадо!
Що нам робить? Наш мудрий цар,
Самодержавець-господар,
Сердешний одурів…"
"… Давид, взяв гусли, играл, - и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него."
А вот интерпретация "широкого лобом" кобзаря:
… Заревла
Сивоборода, волохата
Рідня Саулова пузата,
Та ще й гусляра привела,
Якогось чабана Давида,
"І вийде цар Саул, і вийде, -
чабан співає, - на войну…"
Саул прочумався та й ну,
Як той москаль, у батька, в матір
Свою рідоньку волохату
І вздовж, і впоперек хрестить.
А гусляра того Давида
Трохи не вбив. Якби він знав,
Яке то лихо з його вийде,
З того лукавого Давида,
То, мов гадюку б, розтоптав
І ядовитую б розтер
Гадючу слину.
Саул не знал, но мы-то знаем, что Мессия - потомок Давида. Теперь становится понятна фраза Тараса Шевченко:
Наробив ти, Христе, лиха!
Какого же зла наделал Христос? И кому? Ответ давно известен: врагу рода человеческого, князю мира сего. Ему и служил Шевченко, продавший душу свою за славу. И еще якобы за Украину. Но это ложь. Ибо счастье ни Украины, ни украинцев невозможно минуя Господа. Князь мира сего распоряжается мирскими благами. А они только и существуют для кобзаря. Их только он и обожествляет: "… Почему же не верить мне, что я хотя к зиме, но непременно буду в Петербурге? Увижу милые сердцу лица, увижу мою прекрасную академию, Эрмитаж, еще мною не виданный, услышу волшебную оперу. О, как сладко, как невыразимо сладко веровать в это прекрасное будущее. Я был бы равнодушный, холодный атеист, если бы не верил в этого прекрасного бога, в эту очаровательную надежду" (1857).
Что и говорить, опера - это райское наслаждение (вроде "Баунти"). И не она одна:
Хоч молись перед тобою,
Мов перед святою…
Красо моя молодая… (1847)
І станом гнучким, і красою
Пренепорочно-молодою
Старії очі веселю.
Дивлюся іноді, дивлюсь,
І чудно, мов перед святою,
Перед тобою помолюсь… (1850)
Обожествление земного имеет изнанкой приземление Святыни и низведение ее в прах.
7. Дева Мария и Христова Церковь
Вот поэма "Марія" (1859), написанная якобы по библейским мотивам. Вначале автор перепутал Богородицу с обнаженной натурщицей, заставляя вспомнить одного из сыновей Ноя по имени Хам. Затем Мария поет (голосом кобзаря):
