Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №2 (2003)
Но многое здесь зависит от каждого в отдельности. Чем в большей степени удается человеку сохранить в себе свое первозданное состояние чистоты, тем в большей гармонии он находится с миром. Деревенские жители, например, генетически ощущают, что все живое на свете есть часть тебя самого, а ты – часть природы. И потому нельзя сломать дерево, нельзя плевать в колодец, нельзя выплеснуть помои в реку, даже если это удобней для себя. Сельские люди чужды голой корысти, безнравственной расчетливости, беспощадной рациональности. В них преобладает духовное начало. Поэтому они наивны и открыты. Живут, не мудрствуя лукаво. Не случайно же Заславской была создана программа уничтожения русской деревни…
Мне близка эта боль, потому что я сам из деревни. А вот теперь словно оказался между небом и землей. Я и к городу не пристал, у меня здесь постоянное чувство дискомфорта, и от деревни оторвался из-за профессии. Но под старость обязательно туда вернусь – если доживу. А пока с особым удовольствием играю такие роли, в которых есть мужицкая правда. Для меня это колоссальная энергетическая подпитка. Словно я возвращаюсь домой. Словно пробиваю бездушный слой асфальта, разделяющий меня и землю.
Человек гармоничен по своей природе. Потому, несмотря ни на какие вихри враждебные, подспудно всегда стремится к любви, к духовному единению. Его исконная природа сама восстает против ломки его внутреннего мира. И даже в страшные годы самых жестоких репрессий, узаконенного предательства человека человеком в людях сохранялись доброта и жалость. Эти чувства выживали в невероятных условиях, прорастали, усиливались неизбежно по мере их затаптывания. Не зря ведь в деревнях не говорят: я люблю. Говорят: я жалею. И они жалели. Ближних, дальних. Иначе бы мы потеряли в лагерях не двадцать с лишним миллионов, а гораздо больше.
Еще у нас любят противопоставлять интересы личности и интересы государства. Как будто это взаимоисключающие, враждебные друг другу интересы. Но кто мы без своего государства? Бездомные бродяги? Кто и где нас ждет? Изначально есть связь личности и государства. Кто правит государством – в этом весь вопрос. Кто правит – и в чьих интересах правит…
С разрушением огромного государства – Советского Союза – человек перестал быть представителем и частью гигантской страны. Но темпы разрушения государства и темпы разрушения личности могут не совпадать. В одной из западных стран проводили такой эксперимент. У крыс стали разрушать генетический код. И разрушили до того, что у следующих поколений наступила полная дистрофия, атрофия мышечной и нервной систем… И вдруг в двенадцатом уже поколении родилось потрясающе мощное потомство. По природным качествам оно намного превосходило то, нормальное еще поколение.
Так может произойти и с государством, и с народом. Уничтожают нас, уничтожают. А потом неожиданно – казалось бы, из руин – возникает мощный социальный и национальный подъем. Вообще, ничто нельзя уничтожить, подавить искусственно. Вся энергия разрушения и подавления России рано или поздно сублимируется в свою полную противоположность.
Считается, что бедняку не до политики, ему лишь бы наесться досыта. Выходит, что, держа народ в постоянной убогой нищете, власти, угождающие себе и Западу, могут творить любой беспредел. Какая у нищего народа энергия к сопротивлению произволу? У него на свое физическое существование энергии едва-едва хватает. Народ, пребывающий в таком искусственном режиме нищеты, уже не опасен. Это – быдло. Это – туземный скот, который рад потрудиться хотя бы на черных работах ради куска хлеба.
Но ведь выходят же из бедных семей Шукшины и Ломоносовы. И чем в большей степени забиты бедные детские головы бытовыми заботами, тем в больший протест это все выливается: так жить нельзя. Не хотим. Не будем. Как раз в нынешнем тотальном обнищании мне и видится надежда на возрождение. Оно всю эту хозяйничающую, алчную правящую нечисть – сметет.
ЧТО ОТКРЫВАЕТСЯ НА ТОМ СВЕТЕ
Жизнь каждого человека состоит из потерь и приобретений. Моя – не исключение. Через страдания приходишь к потребности изучать самого себя. Через себя более реально воспринимаешь современный мир, других людей, познаешь какие-то истины.
Дважды побывав в реанимации, я будто прозрел. Не случись экстремальной, опасной ситуации, многое так и осталось бы недодуманным, недопонятым, недооцененным. А тут яснее видишь: происходящее сегодня давно предсказывали Преподобный Серафим Саровский, Есенин, Достоевский, Лесков, наш современник – Игорь Тальков.
Игорь Тальков за год до случившегося предсказал даже свою смерть: “Я буду убит при большом скоплении народа, и убийцу не найдут”. Он уже знал об этом. А его мама просила: “Сынок, не пиши больше этих песен и стихов, я потеряю тебя”. Игорь ответил ей тогда: “Мама, я не могу ничего сделать. Я взвалил на себя этот крест и не сброшу его никогда. Я уже вышел на этот путь”.
Почему вышел – с надрывом? Почему и Цой, и Высоцкий с надрывом шли? Они все надрываются: еще не время – а они уже предсказывают, знают, предвещают все наши катаклизмы. И потому их надрыв уходит в острую критическую запредельную интонацию, которая и отрывает их в конце концов от физической жизни.
Не надо туда заглядывать. За границу жизни. Но тем, кто заглянул, забыть это сложно.
Я уже говорил о том, как чуть ли не на коленях просил руководство Малого театра убрать из названия спектакля об Иване Грозном слово “ смерть ”. Но тогда они на это не пошли – не стали нарушать традицию. Дополню теперь эту историю некоторыми подробностями. Я им сказал открытым текстом: “Беда будет”. Помните, как у Шекспира в Гамлете? “Несчастья начались. Готовьтесь к новым”.
После шестого спектакля, когда я выехал на дачу, у меня пошла горлом кровь. Началось артериальное кровотечение. И если бы не Александр Сергеевич Потапов (народный артист России, сосед по даче), неизвестно, что бы было.
Когда он вез меня в больницу, безостановочное артериальное кровотечение вдруг, на тридцатом километре, само собою прекратилось. Образовался самопроизвольный тромб, что и спасло меня. Необычность этого факта отмечали потом врачи – случай был редкий, как говорят, один из тысячи.
Привезли меня в Склифосовского, там сказали: надо две недели, чтобы восстановилась кровь, потом будем операцию делать. А я к тому времени потерял почти полтора литра крови.
Так все и получилось. Прооперировали меня через полмесяца. Еще полмесяца я восстанавливался. Но не случайно говорится: Господь, кого не любит, разума лишает, а кого любит, страдать заставляет: “И испиши страдающий чашу до дна”. Так испил я.
На третий день после возвращения домой, весь исполосованный и пока не очень здоровый, я споткнулся и снова попал в больницу, уже – с заворотом кишок. В общем, на этот раз был я уже на том свете. Уже видел серебряный столб, огромное озеро.
Есть в потустороннем мире многое, чего открывать другим – нельзя. Скажу только: это замечательно, что там происходило. Я такое испытывал наслаждение, и такая там красота! Когда и боли нет никакой, и чувствуешь только блаженство это…
Я знаю, как Моуди описывает жизнь после смерти. У меня не было никакого коридора – было дивное туманное озеро. Огромное водное пространство, светящееся… Потрясающая цветовая и звуковая гамма. Потом – люди, плавающие в лодках. Вернее, даже не столько люди виделись, сколько лики необыкновенной красоты и их легкие, словно дымчатые, одежды. Я наконец-то вдохнул за все время болезни полными легкими, и мне так хорошо было, так легко! Я стал входить в воду, они приближались ко мне. Я был уже почти с ними.
Вдруг я вижу, что человек выпадает из лодки. Но его никто почему-то не спасает. И я в порыве, в тревоге, в панике – надо же спасать! Барахтается, тонет тот человек! А они, в лодках, улыбаются и не обращают на это никакого внимания… Я стал кричать, так и не дойдя до них по воде. И – возвращаюсь к боли, к реальности. Господь прикоснулся только ко мне – но снова вернул меня на грешную землю. Как того тонущего человека, которого я хотел спасти… И, может быть, тот тонущий человек был – я.
Тогда я услышал слова: “Мы еще не договорили с тобой, сын мой”. И после двух безболезненных часов меня вдруг пронзила, как мечом, адская боль. Я мучительно возвращался к жизни.
До сих пор для меня остается загадкой: почему Господь вернул меня на эту грешную землю? Не взял. Только показал то, что за той гранью. После болезни я стал относиться ко всему чуть-чуть спокойней. До болезни я очень нервничал, суеты было много. Отсюда и ошибки. А после того, как там побывал…
Мне три вещих сна было. Было откровение. Разговоры были со святыми во сне. Но это уже из той области, где следует сохранять в словах большую осторожность и сдержанность, хотя информации было много. Это – отдельная область, отдельная тема, отдельное знание… В общем, один раз я оказался в состоянии клинической смерти – и один раз тонул на глазах у всего театра. Попал в крутой отлив моря, мы тогда на гастролях в Ливии были. Говорят, что, погибая, человек всю жизнь свою вспоминает. Нет, я думал тогда только об одном – спокойно собраться и не дать волнам себя захлестнуть. Возможно, морская выучка сказалась. А со стороны все это выглядело довольно смешно. Привезли на гастроли в главной роли, а он – тонет на виду у всех. По-моему, это весьма комично.
