Борис Чехонин - Журналистика и разведка
Сон без привычки недолог. В пять утра под окнами раздается позвякивание стекла. Это молочник. Бутылочный перезвон сменяет тарахтенье мотоцикла и резкий визг тормозов — приехал первый разносчик газет. За ним второй, третий. К шести почтовый ящик забит, часть газет и журналов валяется у калитки. Пора вставать, начинать работу. Все равно не уснешь, а в три часа на проводе будет Москва. В «Известиях» ждут материал из Токио. Так в первый, так и в последний день в Японии через пять лет.
В районе, где мы живем, бьется свой пульс, непохожий на обычный для столичных кварталов. Утром и вечером в часы пик здесь нет очередей на автобусных остановках. На работу отсюда едут на дорогих машинах. Ровно в девять к дому стального короля подкатывает «мерседес». Одетый в форму шофер долго смахивает пылинки с новой черной машины. Наконец, появляется сам господин Инаяма. Водитель кидается к двери и, согнувшись в поклоне, подсаживает стального магната. Рядом в таком же поклоне застыла его супруга. Этикет обязывает провожать мужа, и она свято соблюдает обычай. Пусть видят: в семье дорожат традициями старины.
За стальным королем уезжает высокопоставленный американец, а затем раздается звук полицейской сирены — в путь трогается Эйсаку Сато. Его также провожает в поклоне жена. Лимузины скрываются за углом, и женщины исчезают за раздвижными бумажными стенами домов, чтобы провести там весь день и выйти на улицу поздно вечером, заслышав знакомый автомобильный сигнал.
Замкнутость, изолированность — эти качества замечаешь в нашем районе сразу. Пять лет мы с женой вежливо раскланивались с соседями, приглашая их поначалу на чашку чая. Конечно, не премьера и стального магната. В одной из книг о японцах говорилось, что к этому обязывают правила японского этикета. И всегда звучал один и тот же ответ: очень благодарны, непременно зайдем, как только выберется свободное время. Свободное время так и не выбиралось. Думал, боятся человека из коммунистической страны. Нет, выяснилось, что они не ходят в гости даже друг к другу. Общаются только с теми, с кем связывают бизнес и общие, совсем не соседские, интересы.
Ну а американец? Сколько раз приходилось слышать об общительности его соотечественников, о быстроте, с которой они устанавливают контакты с людьми. Мой сосед, видимо госслужащий, выглядел иным человеком: он боялся меня как огня. В чем дело? Я поделился этой проблемой с моим другом, японским журналистом. «Ты чудак, — сказал он. — К чему американцу усложнять жизнь? Согласно правилам, он должен письменно сообщать своему начальству о каждой встрече и беседе с любым советским человеком».
Впрочем, границы полосы отчуждения, окружившей наш дом, вовсе недалеки. Стоит лишь выйти метров за триста на торговую улочку, и начинается другой мир. Здесь дома мелких служащих, лавчонки зеленщика, букиниста, аптекаря. Аптекарь сам зазывает к себе, расспрашивает о медицине в нашей стране, советует, как ухаживать за моей любимицей, грудной дочуркой Наташей. Потом зовет жену со второго этажа и просит:
— Налей-ка нам по стопке женьшеня! Жарко, надо взбодриться!
Женьшень настоящий, не плантационный. И стоит на вес золота: грамм растения — грамм желтого металла. Сколько раз я вспоминал слова старого дипломата Федора Ильича Рунова, проработавшего много лет в странах Дальнего Востока. «Увидите, — говорил он перед моим отъездом, — простые люди вам очень понравятся. А вернувшись на родину, будете долго вспоминать няню своих детей». Обе няни, Хироко-сан и Мабути-сан, в самом деле оставили в памяти яркий след. Они трогательно заботились о малышах, играли со старшим в забавные игры, рассказывали японские сказки. И дети платили за это любовью. А переводчик, Кудо-сан? Замечательный друг и работник, помогавший во всем и советом, и делом. Прошло много лет, судьба забросила меня в Австралию, Индию, Таиланд, но наша дружба и взаимное уважение сохранили былую силу.
Часам к трем газеты давно прочитаны, материал для «Известий» написан. Получасовой телефонный разговор с редакцией, и можно уезжать в город, брать интервью, встречаться с нужными людьми, собирать по крупицам информацию для новых статей и заметок. Сажусь в маленький «форд кортину» и сразу попадаю в водоворот машин. Улицы узкие, едва разъехаться двум автомобилям. Тротуаров нет, пешеходы жмутся к домам. На задних стеклах автомобилей непривычные для москвича надписи: «Вы самый лучший водитель!», «Не целуйте мою машину!», «Улыбайтесь всегда!». И в самом деле, порой приходиться улыбаться, правда, сквозь слезы.
Маршрут привычный. Сначала основа основ — визит в советское посольство. Формально корреспондент независим, у него свое начальство, причем далеко, в Москве. Он обязан подчиняться только указаниям из центра. Это чисто формально. На месте свои порядки. Ты всегда должен помнить: хозяин твоей судьбы — посол. Он, как Господь, выступает в трех лицах: полномочный представитель ЦК КПСС, правительства и спецслужб. Попробуй ему не угодить! Шифровка с компроматом в столицу — и тебя редакции не спасти. Так что изволь постоянно маячить перед глазами, налаживать хорошие личные и рабочие отношения. В том числе снабжать его «деликатной» информацией, которую посчастливилось раздобыть. Нам, корреспондентам, с послом, кажется, повезло. В этом качестве выступает член-корреспондент Академии наук СССР Николай Трофимович Федоренко. Он известный ученый-китаист, автор многих научных трудов и книг, когда-то переводил Сталина во время бесед с Мао Цзэдуном. У него мощные позиции в МИДе, и ему нет нужды заниматься «мелочевкой». У Николая Трофимовича в Токио, похоже, главное амплуа достойно представительствовать на дипломатических раутах. Высокий, всегда элегантно одетый, с платочком в нагрудном кармане и бабочкой вместо галстука, он умеет вызвать к себе расположение японских и американских дипломатов, заставить забыть о том, что джентльмен он вторично, первично же, как и все в посольстве, самый типичный продукт советской системы.
Послу не до повседневной дипломатической текучки и уж тем более не до нас, корреспондентов. В Токио он пишет очередную книгу о Китае. Пишет в своем кабинете стоя. Плотники изготовили для него специальную кафедру. Сидеть Николаю Трофимовичу трудно — он страдает профессиональной болезнью ученых, которая известна как геморрой. Мы еще не знаем, что за годы работы в Японии Федоренко «выстоит» не только толстенную книгу, но и прекрасное дипломатическое будущее. По решению ЦК КПСС он поедет на долгие годы в Нью-Йорк представителем Советского Союза в ООН. Вот уж, поистине, неисповедимы пути Господни!
Посол послом, но налаживать хорошие личные контакты нужно не только с ним. Восемьдесят процентов работников посольства отнюдь не относятся к категории дипломатов, хотя формально выступают в качестве таковых. Большинство из них — офицеры КГБ, остальные принадлежат к легендарной военной разведке ГРУ. Кто есть кто — для непосвященных самый большой секрет. Избави бог поинтересоваться тем, что тебе не положено знать. Об этом сразу доложат по инстанции. Впрочем, нет никакой необходимости задавать ненужные вопросы. Стоит только увидеть, кто периодически поднимается на верхний этаж, где расположились спецслужбы, — и все становиться ясным. У контрразведки «противника» свои ориентиры в выявлении работников КГБ. К их числу принадлежит и такой элементарный. Советник посольства Мамин вынужден ходить на работу пешком. В субботу или воскресенье, чтобы поехать отдохнуть за город, он должен просить коллег дипломатов уступить ему на день право пользования автомобилем. Машин для «чистых» сотрудников не хватает, каждая закреплена за несколькими людьми. Иное положение у тех, кто носит погоны. Если на работу в посольство приехал самый младший по рангу дипломат и тут же сел за руль «собственной» машины, гадать о его принадлежности к разведке излишне.
В то время как посол пишет книгу, а «чистые» дипломаты просиживают в кабинетах штаны, чтобы отослать раз в месяц диппочтой в Москву записи разных бесед и справок, офицеры КГБ и ГРУ делают настоящую работу. Высшим пилотажем у тех и других считается вербовка. Перед каждым ставится задача за годы работы завербовать хотя бы двух-трех агентов. Рекордсменом считается тот, кто сумел привлечь к сотрудничеству американского дипломата, офицера или бизнесмена. Потенциального агента тщательно проверяют на месте, Центр запрашивает сведения о нем у своей агентуры за океаном. Москва дает добро на вербовку, если убеждается, что потенциальный агент не является подсадной уткой. Штаб-квартира ЦРУ в Японии не дремлет, в ней работают способные люди.
Менее престижно, и все же достойно высокой похвалы, завербовать японского агента — сотрудника МИД, любого министерства, работника американской военной базы, полиции, бизнесмена. Тех офицеров КГБ, кто сумел выполнить поставленную задачу и не быть пойманным с поличным, ждут повышение в звании, новые зарубежные командировки. У неудачников перспективы значительно скромнее.
