Борис Ложкин - Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа
Одна из наиболее здоровых сил в Раде — межфракционная группа «Еврооптимисты», объединившая почти три десятка народных депутатов, которые пришли в политику после Майдана. В нее вошли Мустафа Найем, чей пост в Фейсбуке с призывом выходить на площадь Независимости положил в ноябре 2013-го начало революции, энергичный адвокат евроатлантической интеграции Иванка Климпуш-Цинцадзе, лидер избирательного списка «Самопомощи», активистка Реанимационного пакета реформ Ганна Гопко. Станут ли «Еврооптимисты» ядром новой политической силы, свободной от груза прошлого? Для этого им придется серьезно расширить свой кругозор, заняться экономической повесткой, продемонстрировать способность не только поднимать острые вопросы, но и брать на себя ответственность за их решение.
Майдан зарядил украинское общество новой энергией и выявил новую повестку дня.
Если опросить участников революции, ради чего они вышли на площадь и три месяца держали оборону, ответы будут самыми разными. Но суть будет более-менее одна — запрос на европейские правила игры, на то, чтобы в Украине появилась власть, способная внедрить их в жизнь.
Новые правила должны обеспечить свободу самореализации активному меньшинству — предпринимателям, менеджерам, общественникам, людям творческих профессий. Создать условия, при которых никто не может отобрать плоды твоих усилий, запретить тебе выразить свое мнение — будь-то с помощью массовых акций, колонки в газете или через представительства во власти. Этот тот случай, когда, гарантируя права меньшей части населения (воспользоваться свободой творчества, как мы понимаем, готовы далеко не все), политическая система действует в интересах подавляющего большинства. Если у активного меньшинства будет развязаны руки, то будут и новые рабочие места, и рост благосостояния всех остальных членов общества.
В новой реальности у личности должно быть больше прав, чем у государства. В этом коренной разрыв с советским прошлым. Европейское мышление «танцует» от индивидуума. Сначала человек, а потом уже все остальное.
Еще один важный момент, в котором выражается философия Майдана, — отказ от сакрализации власти. Предыдущий режим пытался отучить общество задавать лишние вопросы, закрыть рот тем, кто публично выступал против коррупции, фаворитизма в бизнесе и других сферах жизни. «С какой стати мы платим налоги, а вы их кладете себе в карман? — возмутился Майдан. — Почему вы можете заниматься бизнесом, а мы не можем? Почему вы можете быть в политике, а мы — нет? Мы не хотим, чтобы вы мчались на красный свет с мигалками. Вам вообще не нужны мигалки и перекрытие улиц».
Дискуссия о том, какой должна быть украинская власть, не завершена. Иной раз слышу от политологов и политконсультантов совет: «Нужно восстанавливать сакральность власти». Отвечаю, что эту остановку мы уже проехали. Нам нужно восстанавливать функционирующее государство, а не следовать давно устаревшим концепциям.
Второй президент Кучма как-то сказал: «Украину мы создали, осталось создать украинцев»[20].
Революция достоинства выполнила эту программу.
Впервые я увидел Киев в 1995-м. Город тогда не произвел на меня особого впечатления. Возможно, мне было просто некогда его оценить: с 1988 года я жил в режиме 14-часового рабочего дня. Киев раскрывался передо мной постепенно.
Если бы до ноября 2013 года меня спросили бы «Кто ты?», я бы, скорее всего, ответил: «Менеджер». В марте 2014-го самолет, на котором я возвращался из командировки, заходил на посадку в Борисполе. На меня нахлынуло все передуманное и перечувствованное прошлой зимой, что-то внутри меня как будто перещелкнуло. Я почувствовал себя украинцем.
Сужу по себе: украинская идентичность — это не что-то раз и навсегда данное. Это процесс, протекавший два последних десятилетия сначала не очень заметно, и вдруг резко убыстрившийся.
Заслуга Майдана в том, что он ускорил кристаллизацию морального большинства.
Известный своими русофильскими взглядами профессор Кентского университета Ричард Саква настаивает на том, что в Украине сталкиваются два взгляда на национальную государственность — монистический и плюралистический. «Монисты» (российская пропаганда назвала бы их «бандеровцами» или просто «украинскими националистами»), по мнению Саквы[21], упирают на узкую, этническую дефиницию украинства; «плюралисты» готовы принять Украину такой, как она есть, — устремленной в будущее, а не в прошлое, с этническим и конфессиональным разнообразием, с прочно защищенными правами меньшинств. Возможно, еще лет пять назад к этому разделению можно было относиться всерьез. Но сегодня факты не подтверждают концепцию профессора. Украина, на мой взгляд, просто ее переросла.
Оранжевая революция говорила на двух языках, русском и украинском, но потребовалось еще девять лет, чтобы появилась новая нация, украинская политическая нация, в которой использование русского больше не свидетельствует о промосковских настроениях, — пишет редактор киевского интеллектуального ежемесячника «Критика» Оксана Форостына. — Самым важным процессом, обеспечившим этот сдвиг, стало установление взаимного доверия между Западной Украиной и Киевом, которое началось до 2004 года, но продолжилось после революции»[22].
Перефразируя Форостыну, скажу: Революция достоинства засвидетельствовала рождение новой политической нации, для которой этническая и языковая идентичность стали второстепенными факторами, а на первый план вышли ценности и принципы европейского выбора.
А как же ультраправые? Факельные шествия в центре Киева и квазинацистская символика некоторых военизированных групп дают яркую «картинку» телевизионщикам, ксенофобские высказывания разлетаются в сети как горячие пирожки, но это исключения, притворяющиеся правилом.
Роль ультраправых и в революции, и в боевых действиях на Востоке серьезно преувеличена — в первую очередь все той же российской пропагандой, с декабря 2013 года изображавшей Майдан как сборище фашистов. На самом деле, ультраправые просто присоединились к революции, но их цели и идеология были очень далеки, а часто и несовместимы с ценностями подавляющего большинства вышедших на Майдан граждан.
О влиятельности «монистов» лучше всего говорят результаты выборов в Раду в октябре 2014 года. Ассоциирующиеся с радикальными националистами «Свобода» и Правый сектор не преодолели пятипроцентный барьер, набрав в сумме 6,5 % голосов. Более чем скромный результат на фоне успехов ультраправых партий в Европе. В мае 2014-го праворадикальный Национальный фронт занял во Франции первое место на выборах в Европейский парламент с 25 % голосов, правые популисты из «Партии независимости Соединенного Королевства» набрали в Великобритании 27,5 % (тоже первое место). На прошлогодних парламентских выборах в Венгрии за радикальных националистов из «Йоббик» проголосовали 20 % избирателей.
Еще абсурднее обвинения в этническом национализме нынешних руководителей украинского государства. Президент, премьер, председатель парламента — правоцентристы, чуждые любых этнонационалистических завихрений. Бывший мэр Винницы, спикер Гройсман — яркий пример взвешенной и рассудительной украинской ментальности, открытой на все четыре стороны (еврейское происхождение этому не помеха). Он, совершенно очевидно, в состоянии «слышать юго-восток» (и центр, и север, и запад), точно так же, как уроженец Бессарабии Порошенко или выходец из многонациональных Черновцов Яценюк.
Популярность ультраправых — симптом политического и социального неблагополучия. Не менее, но и не более. Лучшего в своей истории результата на выборах в Раду «Свобода» добилась в 2012 году[23]. Когда в обществе нарастают протестные настроения, бескомпромиссность радикалов, их готовность предлагать примитивные ответы на сложные вопросы становятся востребованными.
Демократическим путем эта часть политического спектра к власти в Украине прийти не может. Другое дело, что безответственное продвижение собственной повестки способно вывести украинскую политическую жизнь из равновесия, создать дополнительные трудности на пути Украины в Европу. Лучшее свидетельство тому — трагические события перед Верховной Радой 31 августа 2015 года, когда акция правых радикалов закончилась взрывом гранаты и гибелью четырех молодых бойцов Национальной гвардии. Что ж, одна из обязанностей демократии — уметь сосуществовать с «громкими меньшинствами», до тех пор, конечно, пока они не ставят под сомнение конституционный порядок и права других граждан.
Глава 4
Господин Президент
Недавно мне в Фейсбуке попалась на глаза картинка, составленная из двух фотографий Петра Порошенко.
