Александр Никонов - Формула бессмертия. На пути к неизбежному
— Почему ты сделала пол красным, донья Соледад?»
Бывшая старуха ответила, что красный — это ее цвет. И рассказала, как вместе с доном Хуаном искала подходящую глину, как вместе с толтеком строила печь, как в течение нескольких дней, дождавшись северного ветра, обжигала плитки.
— Мне потребовалось больше года, чтобы сделать достаточное количество плиток и закончить пол.
— Как ты придумала узор?
— Дон Хуан научил меня… На это он потратил много времени, годы и годы. Я вначале была очень упрямой, неразумной старой женщиной; он сказал мне это сам, и он был прав. Но я училась очень быстро. Наверное, потому, что я старая и мне больше нечего терять… Нагваль не человеческое существо. Он дьявол! Контакт с ним изменил людей, ты знаешь это. Он изменил и твое тело! В твоем случае ты даже не знаешь, что он сделал это. Но он вошел в твое старое тело. Он что-то вложил в него. То же самое он сделал со мной. Он оставил нечто во мне, и это нечто взяло верх. Только дьявол может сделать это… До того, как он изменил меня, я была слабой, безобразной, старой женщиной…»
Этот пол, имеющий магический эффект омоложения, упоминается потом в книге еще не раз, настолько сильное впечатление он произвел на автора. Уложив на плоскость чудесные плитки невычислимого полиомино и покрыв ими всю поверхность пола, чертов колдун просто поразил сознание Кастанеды. Ох уж эти невычислимые процессы!..
Впрочем, гораздо чаще старик воздействовал на сознание подопытных совсем иными способами. Вот, например, что рассказала Кастанеде бывшая старуха:
«— Однажды я была одна перед домом, — продолжала донья Соледад, — я расчесывала волосы гребнем, который дал мне дон Хуан; я не догадывалась, что он прибыл и стоит позади меня. Внезапно я ощутила, что его руки охватили меня около подбородка. Я услышала, как он мягко сказал, что я не должна двигаться, иначе моя шея может сломаться. Он повернул мою голову налево. Не совсем, а немного. Я очень испугалась, завизжала и попыталась освободиться от его хватки, но он твердо держал мою голову долгое, долгое время. Когда он отпустил мой подбородок, я потеряла сознание. Я не помню, что случилось потом. Когда я пришла в себя, я лежала на земле, прямо там, где я сидела. Нагваль уже ушел. Мне было так стыдно, что я никого не хотела видеть… Долгое время я даже думала, что нагваль никогда не поворачивал мою шею и что у меня был кошмар».
После этого рассказа антрополог вспомнил, что подобный трюк старый индеец проделывал и с ним:
«…Своеобразное действие, которое дон Хуан считал абсолютно необходимым. Я никогда ни с кем не говорил об этом. Фактически я почти забыл о нем. В начале моего ученичества он однажды развел два небольших костра в горах северной Мексики. Они были, наверное, разделены двадцатью футами. Он велел мне стать на том же расстоянии двадцати футов от них, удерживая свое тело и особенно голову в самом расслабленном и естественном положении. Затем он велел мне стать лицом к одному огню, и, зайдя сзади, повернул шею налево и расположил мои глаза, но не мои плечи, по направлению второго огня. Он удерживал мою голову в этом положении в течение нескольких часов, пока огонь не погас… Я понял все это дело, как одно из загадочных чудачеств дона Хуана, один из его ничего не значащих ритуалов».
И понял антрополог старика неправильно! А мы с вами — люди грамотные, и знаем, что означает поворот головы с ее удержанием — на примере курицы, которую погружают в глубокий транс. Да, это самый обычный прием для опрокидывания животного в животный транс. Зависание мозга.
Собственно говоря, все многочисленные телесные и ментальные упражнения — «бег силы», скашивание глаз, сосредоточение и проч., — которые дон Хуан заставлял проделывать своих подопечных, были направлены только на одно — на раскачку сознания, погружение в транс. Но при этом старик работал и над телом ученика. Он мог заставлять того часами и сутками ходить по горам, наматывая десятки километров, чтобы вдвое согнать его вес, усиленно прогнать кровь, промыв ею обновленное тело. Стараясь изменить тело ученика, дон Хуан активно работал с его сознанием, а для того чтобы внести коррективы в сознание, работал над телом. Собственно говоря, в его миропонимании тело и сознание не разделялись, составляя единое целое. (Впрочем, в этой парадигме человек и от природы тоже не отделяется, составляя с ней одно целое, поэтому порой старик работал даже не с человеком, а с обстановкой вокруг него — например, с полом.)
И Кастанеда урок усвоил. Он его понял: «Мой интеллект мог легко отбросить его мир магии как нонсенс. Но мое тело было привлечено к его миру и образу жизни. И поскольку тело взяло верх, новый и более здоровый образ жизни был достигнут».
Собственно, это было одним из первых его прозрений — он живет и мыслит телом! Его мозг — всего лишь несамостоятельная часть того существа, которое осуществляет процесс мироощущения и мировосприятия. И это существо не заканчивается у границ его мозга и даже тела, а простирается дальше в мир. Поэтому везде, во всех книгах Кастанеды, если вы возьметесь их читать, вы сможете встретить странновато звучащие выражения, типа «мое тело испугалось», «мое тело вспомнило», «мое тело почувствовало». Кастанеда, например, понял чрезвычайную важность живота в функционировании сознания: «Та точка, где собирается второе внимание, расположена… приблизительно в полутора футах перед серединной точкой между желудком и пупком».
Я попробую пояснить, поскольку для западного человека с аналитическим складом ума это звучит более чем непривычно. Как живот может думать? Мы привыкли, что сердце перекачивает, печень фильтрует, мочевой пузырь накапливает, кишки переваривают, мозг думает, кожа чувствует, глаза видят. У каждого органа своя функция.
Мы также знаем, что разум, или рассудок, — поздняя эволюционная надстройка, которая позволяет четко отражать мир, делать прогнозы, преобразовывать природу и понимать ее совершенно особым способом — через математику, абстрактное мышление, язык… А такие понятия, как чувства, остались на пару ступенек ниже по эволюционной лестнице. Чувствовать может и лягушка, но ни у какого зверя нет того, что есть у нас, — математики, например, этого символа и высшего достижения абстрактного мышления. Мы настолько привыкли к «сиянию чистого разума», что абсолютно не замечаем одной принципиальной вещи — все наше поведение, включая сложное социальное, базируется на животности и инстинктах, управляется ими. И основы понимания абстрактных категорий тоже базируются на вполне животных, чувственных восприятиях. По-настоящему понять — это значит почувствовать!
Почему мы понимаем слова «твердый» или «красный»? Только потому, что можем это по-животному почувствовать — ощутить непосредственно. Слепой от рождения не знает, что такое красный. Он этого просто не понимает. Можно попытаться совершить обходную стратегическую операцию и отдаленно объяснить ему смысл этого слова через электромагнитные колебания и длины волн, испытывая трудности с объяснением, что есть волны и как они выглядят. Но даст ли это слепому понимание?..
Древние толтеки были принципиальными «ощущенцами» со своим путем познания. И этот путь американский антрополог честно прошел, порой больно падая и набивая шишки. Ему и вправду пришлось нелегко. Он потерял на этом свою личность (прежнюю) и свой прежний мир. У него были тяжкие затяжные депрессии и мысли о самоубийстве: «В какой-то момент моего ученичества я стал глубоко депрессивным. Я был ошеломлен ужасом, унынием и мыслями о суициде. Тогда дон Хуан предупредил меня, что это был один из трюков рассудка, чтобы удержать контроль. Он сказал, что мой рассудок заставлял мое тело чувствовать, что нет никакого смысла в жизни. Поскольку мой ум вступил в эту последнюю битву и проиграл, рассудок стал занимать надлежащее ему место, как инструмент тела». Дело в том, что в индейской парадигме рассудок (который для западного человека — всё) есть лишь небольшая часть человека — не самая главная и не самая лучшая.
Когнитивный диссонанс между тем, чему его учили с детства об устройстве мира, и тем, что ему вещал индейский колдун, буквально разрывал Кастанеду на части. Чего только ему не пришлось пережить! Его кормили наркотиками (поначалу), пугали до смерти, заставляли смотреть на блистающий полевой шпат и на огонь, поворачивали голову и держали ее в таком положении часами, подвешивали в специальном корсете к потолку. И все это были типичнейшие способы погружения человека в трансовое состояние — и испуг, и внимательное разглядывание блестящих или равномерно качающихся предметов, и сенсорная депривация, и выслушивание заунывных равномерных звуков (дон Хуан порой играл Кастанеде на особой гнусавой дудочке). Все, что с ним делали, сводилось только к одному — погружению в транс. Точнее, в разные трансовые состояния, которые маги тонко различали, как чукчи — снег.
