Двести Журнал - Журнал Двести
б) ПСИХОТРОННОЕ ОРУЖИЕ
Под психотронным оружием будем понимать весь комплекс мероприятий и средств (психотронные генераторы, зомбификация, идеологическая обработка, экстрасенсы), с помощью которых волю значительной массы людей можно подчинить воле одного-единственного человека-оператора.
в) ФЭНТЕЗИ, ХОРРОР, ЛИТЕРАТУРА БЕСПОКОЙНОГО ПРИСУТСТВИЯ
Согласно правилам элементарной логики, предметы группируются по некоему объединяющему признаку. Есть нечто, объединяющее и, соответственно, выделяющее эти жанры из общего литературного потока, и как раз это самое нечто является предметом моего исследования. Дело в том, что вышеперечисленные жанры аккумулируют в себе все то ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ, что, без сомнения, присутствует в нашей жизни, но не поддается анализу со стороны существующих общенаучных дисциплин.
Итак, с терминологией разобрались. Займемся аксиомами.
Аксиома первая. Смысл эволюции в движении к совершенству.
Одноклеточные объединяются в колонии, и скоро становится ясным, что колония как единица с большим совершенством приспособлена к тому, чтобы жить и выживать. Растение лучше, совершеннее колонии. Животные лучше, совершеннее растений. При этом количество клеток, как отличных друг от друга индивидуальностей, в каждой новой форме жизни увеличивается. Безусловно, в бао-бабе больше клеток, чем в кошке, но только по массе, а не по количеству новых КАЧЕСТВ.
Таким образом, эволюционное совершенствование заключается в объединении, подчинении единому организму как можно большего количества качественно различаемых клеток. Это аксиома вторая.
И наконец аксиома третья. Эволюция общественного сознательного, Метаэго, сходна по смыслу с эволюцией биологической.
Как ребенок в своем развитии проходит этапы формирования от одноклеточного существа до многоклеточной колонии, отягощенной двумя сигнальными системами, так и общество из небольшой группы диковатых пращуров наших разрасталось до пятимиллиардной цивилизации планетарного масштаба, сумевшей овеществить вторую сигнальную в материальных носителях информации, в техносфере.
Но поговорим о том, что было до фэнтези.
Где-то к середине прошлого века эволюция Метаэго значительно ускорилась. Связано это прежде всего с тем, что опять на мировую арену вышли новые многонациональные империи. Опыт, накопленный Метаэго, подсказывал, что старыми методами ничего значительного в смысле совершенствования от новоиспеченных империй не добиться: когда-нибудь и они развалятся, обратятся в прах. Но можно попробовать другой путь — технологический, рациональный. Именно тогда зародилась идея психотронного оружия. Оружие это представлялось как единственно надежный и сравнительно быстрый способ подчинить определенным идеям большие массы людей и даже, если угодно, заставить их принять единую религию, единый язык, единое мировоззрение, наконец, что, собственно, есть очень значительный шаг к совершенствованию Метаэго. И там, на рубеже веков, было решено, что единственной возможностью реализации психотронного оружия есть технологический путь развития.
Как проявилось это в науке и быте, вы прекрасно знаете. Как в литературе? Тоже должны помнить: Жюль Верн и иже с ним — целая плеяда авторов, глашатаев эпохи НТР.
Но очень быстро выяснилось, что технологический путь не такой уж прямой и быстрый. Можно, конечно, расставить по всему миру башни-излучатели, но для этого требуется, чтобы некое государство прежде стало всемирной империей, а подобный ход чреват беспрецедентной истребительной войной.
Метаэго заметалось в поисках решения, меняя свои установки на кардинально противоположные (оккультные секты, всеобщее увлечение спиритизмом) и снова возвращаясь к уже работавшим (расцвет неопозитивизма, марксизм-ленинизм). И верный путь нащупать удалось: необходимо вернуться к иррациональному для аккуратной подготовки соответствующей почвы, гумуса такого рода, чтобы сознание каждого индивидуума было ПРЕДРАСПОЛОЖЕНО принять объединяющую идею, которую навяжет ему в будущем психотронное оружие. Так появилась "социально-психологическая" фантастика, оперирующая уже не только сциентистскими идеями, но и категориями духовного мира в человеке — промежуточный этап между твердо-узколобой НФ и фэнтези в чистом виде.
Уэллс считается основателем направления. У него нашлось много продолжателей. Они ничем не рисковали. А вот те, кто тогда, в начале века, пытался работать в иррациональных жанрах, опережая время, жестоко поплатились за свою смелость (еще одно свойство Метаэго — обрубать ранние ростки). Говард, Лавкрафт, Булгаков — были подстрелены на взлете. Но с какой силой звучат ныне эти имена!
Ага, — скажете вы, — а почему тогда у нас, в нашей любимой стране Советов, социально-психологическая фантастика так запоздала? Отвечу просто: у нас НИКОГДА не было социально психологической фантастики.
Когда большевики занялись культурной революцией, они предполагали заменить старую систему ценностей совершенно новой. Должно было измениться все: литература, архитектура, религия, живопись. И на первом этапе большевикам это с успехом удалось реализовать. По-видимому, в те времена Метаэго еще не определилось, каким путем цивилизации следовать дальше и сразу ДВУМ системам (коммунизму и демократии) был выдан карт-бланш: догоняйте и перегоняйте. И мы оказались на том, первом, этапе проворнее! Нам не понадобилось осваивать социально-психологическую фантастику; мы почти сразу вырвались в иррациональность.
Прямо на глазах изумленного человечества в СССР выросла и окрепла так называемая "соврелигия". Вся эта символика: пятиконечные звезды, серпы-молоты, пионерские галстуки, выкрики гордо: "Всегда готов!", обожествление Вождей и т. д. и т. п.
За этот рывок на старте пришлось расплатиться большой кровью: все, чье мировоззрение не позволяло принять иррациональность "нового мира", отправились под расстрел или на острова Архипелага; остальные срочно перековывались.
И вот когда соврелигия получила наконец зримые черты; когда пришло поколение, не ведавшая, что такое Россия без социализма, вот тогда и появились авторы, творчество которых у наших критиков принято относить к социально-психологической фантастике. А это ФЭНТЕЗИ было, типичное фэнтези!
Судите сами. Откровенное противопоставление Мира Добра Миру Зла. Мир Добра — современное авторам социалистическое общество и непременно грядущее коммунистическое (Le commun advenement), и Мир Зла — загнивающий Запад. Особенно четко это противопоставление показано в двух по тем временам программных повестях Стругацких: "Стажеры" и "Хищные вещи века". А вообще к делу формирования в читательском сознании образа светлого будущего (Мира Добра) приложили свою авторучку многие, если не все: Ефремов, Гуревич, Снегов, Балабуха, Кир Булычев, Крапивин с его "пионерской готикой".
Кстати, вы, наверное, уже обратили внимание, что и в шестидесятые мы шли вровень, бок о бок с Западом. У них тоже был бум. Но бум вокруг Толкина и его подоспевших эпигонов. Воскресли труды классиков жанра (Лавкрафт, Говард), заставили говорить о себе Муркок и Нортон, Урсула Ле Гуин и Спрэг де Камп. Мы шли вровень, а потом нечто застопорило наш уверенный бег.
Соврелигия вдруг утратила признаки иррациональности. Здесь сыграла наконец установка на ее атеистическое происхождение. Поколение "неверящих ни в Бога, ни в черта" переработало ее в набор сухих рационально сформулированных догм, которые в ситуации гонки были совершенно нежизнеспособны.
В стране и в фантастике наступил кризис, пока еще умело маскируемый, но разжижающий ноги пресловутого колосса. А на Западе машина продолжала раскручиваться, и, когда колосс рухнул, они уже обогнали нас на несколько кругов. Феноменальная популярность С.Кинга, Д.Кунца, многочисленных авторов и соавторов фэнтези — прямое тому подтверждение.
Но у нас есть еще шанс. Метаэго оставило нам его. К руководству в стране пришли новые люди и вот смотрите: за пять лет им удалось все переставить с ног на голову, и хотя совсем уж без крови и тут не обошлось, все же к девяностому году мы были готовы всем сердцем и печенками принять иррациональные жанры. И мы их приняли! Любой может в том убедиться, подойдя на улице к книжному лотку. И мы еще успеем, еще нагоним на пути к совершенству. Вот только остается пока открытым вопрос: ЧТО ДЕЛАТЬ российскому писателю в новой для него ситуации?
Способствовать дальнейшему развитию фэнтези, что же еще? Или найдется среди нас такой, кто подобно Филиппу Вечеровскому рискнет противостоять мирозданию? Пока не нашлось.
Разные писатели выходят из кризиса по-разному. Кто-то пытается одеть фэнтези и хоррор в одежды современных технологий (Тюрин и Лазарчук), кто-то пытается вписать в фэнтезийные миры свои собственные эстетические ценности (Столяров и Геворкян), кто-то в новой форме обыгрывает нюансы соврелигии (Рыбаков и Пелевин), кто-то просто и честно пишет фэнтези (Иванов, Перумов, Ютанов, Логинов), или хоррор (Буркин и Соловьев), или литературу беспокойного присутствия (Шарапов и Щеголев).
