Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
— Да, братья, это вам не смутное время! Прочность престола, спокойствие! Ура, серые роты!
— Ура, дон Рэба! Слава королю нашему!
— Книгочеев — на кол!
— Грамотеев — на фонарь!
— Ура, орел наш дон Рэба!
Штурмовики проходят, шум стихает, занавес раздвигается.
На сцене внутренность Пьяной Берлоги, убогое помещение с корявыми бревенчатыми стенами, крошечное окошко, одна дверь на выход, вторая — в соседнюю «комнату». Стол, две длинных скамьи. За столом над грудой обглоданных костей и кусков вареной брюквы, прочно ухватив огромную глиняную кружку, восседает пьяный Будах. Седой красавец в растерзанном платье средне векового горожанина, он немузыкально мурлыкает какую-то мелодию. Слышится стук копыт, стихает. В Берлогу входит Румата — лет двадцати, в дворянском одеянии, при шпаге и пистолетах.
Румата. Добрый вечер, отец Будах!
Будах (хрипло). Я вас приветствую, дон Румата!
Румата подходит к столу, бросает на стол перчатки и садится на скамью напротив Будаха.
Ящик… Это мы говорим, будто мы выдумываем. На самом деле все давным-давно выдумано. Кто-то все выдумал, сложил все в ящик, провертел в крышке дыру и ушел… Тогда что? Приходит отец Будах, сует руку в дыру. Х-хвать! Выдумал! Я, грит, это самое и выдумывал! Сую руку — раз! Проволока с колючками. Скотный двор от волков… Молодец. Сую руку—два! Умнейшая штука — мясокрутка. Нежный мясной фарш… Молодец! Сую руку — три! Горючая вода… сырые дрова разжигать…
Будах замолкает, голова его клонится к столу. Румата берет кружку, заглядывает в нее, с отвращением отшатывается, тря сет головой. Наливает несколько капель на тыльную сторону ладони, брезгливо принюхивается, затем тщательно вытирает руку платком. Будах выпрямляется.
Кто сложил все в ящик — он знал, для чего это выдумано… Колючки от волков? Это я, дурак, — от волков… Рудники, рудники оплетать этими колючками! Чтобы рабы с рудников не бегали! А я не хочу! А меня спросили? Спросили! Колючка, грят? Колючка! От волков, грят? От волков… Хорошо, грят, молодец! Оплетем рудники… Сам дон Рэба и оплел. И мясокрутку мою забрал. Молодец, грит! Голова, грит, у тебя!.. И теперь, значит, из грамотеев нежный фарш делает… Очень, говорит, способствует…
Будах хватает кружку и с рычанием припадает к ней. Сует кружку на стол и засовывает в рот кусок брюквы. По щекам его текут слезы.
Или вот — горючая вода… Для растопки костров и производства веселых фокусов. А ее в пиво ежели — цены пиву не будет. А я ее и без пива… День пью. Ночь. Опух весь. Падаю все время. Давеча, дон Румата, не поверишь, к зеркалу подошел — испугался… Смотрю — помоги господи! — где же отец Будах? Морской зверь спрут — весь цветными пятнами иду. То красный. То синий. Выдумал, называется, воду для фокусов… (Будах сплевывает, затем спрашивает.) Какой нынче день?
Румата. Канун Каты Праведного.
Будах. А почему нет солнца?
Румата. Потому что ночь…
Будах (с тоской). Опять ночь…
Он падает лицом в объедки. Румата обходит стол, берет Будаха под бока и уволакивает в соседнюю «комнату». Возвращается, оглядывает помещение. Берет со стола кружку, выливает содержимое в угол, в крысиную нору. Затем берет веник, смахивает мусор со стола и подметает пол. За это время из соседней «комнаты» доносятся сонные возгласы Будаха: «Гиена вы, дон Рэба, вот вы кто!» и, на игривый мотивчик, начало песенки: «Ты как цветочек аленький в моей ладошке маленькой», затем густой храп.
Прибрав помещение, Румата садится к столу и задумывается, подперев голову ладонью. И вдруг настораживается, прислушиваясь. Слышно нарастающее характерное жужжание вертолета. Жужжание усиливается, перерастает в оглушительный грохот и смолкает. Румата встает (видно, что он очень волнуется). Ив Берлогу входят двое.
Первый — сухощавый, пожилой, с бородкой клинышком, в обтягивающем бархатном костюме средневекового вельможи, при шпаге и в шляпе с пером. Второй — в серебристом рабочем комбинезоне землянина 22-го века, моложавый, курносый, в пилотском шлеме.
Румата, протянув к ним руки, делает шаг вперед, но пожилой срывает шляпу, делает глубокий поклон, согнув ногу в колене, усаживается на скамью, поставив шпагу между колен.
Пилот. Благородные доны, прошу познакомиться. Генеральный судья и хранитель больших государственных печатей торговой республики Соан, вице-президент Конференции двенадцати негоциантов и кавалер имперского Ордена Десницы милосердной дон Кондор.
Пожилой важно наклоняет голову.
Дон Румата Эсторский Восемнадцатый, единственный отпрыск и наследник рода герцогов Румат Эсторских.
Румата кланяется Кондору и садится.
А по-нашему, по-земному, — резидент Института экспериментальной истории в Соане на Гиганде Александр Васильевич Симонов и курсант Ленинградской школы высшей космогации Максим Литвинчев.
Румата (бормочет). Бывший курсант…
Пауза.
Кондор (резко). Как ты сюда попал?
Румата. Вышел в первый самостоятельный рейс. Предельно простая программа — Земля — система ЕН 22. Дурацкая случайность, уникальный случай: на втором промежуточном вы ходе из подпространства врезался в голову кометы. Киберпилот не успел сработать — у него время релаксации полторы секунды, — получил две пробоины под индикаторное кольцо. Два месяца блуждал на планетарных двигателях по местной системе, пока не добрался до Гиганды. Благополучно и скрытно сел в тридцати километрах от Эстора.
Кондор. Потом?
Румата (пожимает плечами). Вживался, изучал язык… Здесь очень ценится золото, а у меня был полевой синтезатор… настроил его на производство золота из морского песка… Скитался, долгое время не знал, как быть… насмотрелся здесь всякого. Думаю: надо вживаться. Я же не знал, что на Гиганде есть наши, земляне… Год назад попал в плен к ируканским пиратам. Соседом по веслу оказался Румата Эсторский, его захватили за месяц до меня. Хороший парень, но совершенно безмозглый… Пираты его убили, и тогда я…
Кондор. Ну?
Румата (опустив голову). Мне не хотелось бы говорить об этом. Короче говоря, мне удалось освободиться, я привел галеру к берегам Арканара, распустил пленников, а сам под видом Руматы пустил корни в столице…
Пилот. Замаскировался он превосходно. Орловский так и не заподозрил его. И если бы не это несчастье, мы бы тоже проглядели его…
Кондор поднимается и в раздумье прохаживается по Берлоге. Останавливается перед Руматой.
Кондор. Тосковал по Земле?
Румата. Да. Очень. Думал, что никогда больше не увижу…
Кондор. Увидишь. И очень скоро. Отправишься на Землю сегодня же… (Поворачивается к Пилоту.) Субмарина на месте?
Пилот. Так точно, Александр Васильевич.
Кондор (снова поворачивается к Румате). Вот так. Полчаса лету до Зеленой бухты, там на субмарину, через два часа будешь на полярной базе и — домой.
Румата (отступает на шаг). Погодите… Как это — домой?
Кондор. На Земле мать по нему с ума сходит… Отец работу забросил… девицы какие-то звонят непрерывно…
Румата. Погодите, Александр Васильевич… Это невозможно. Я не могу отсюда уехать…
Кондор. То есть как это — не можешь?
Румата (решительно трясет головой). Не могу. Я здесь столько увидел… столько узнал… Нет, мое место здесь. Отныне и навсегда — мое место здесь.
Пилот и Кондор переглядываются.
(Страстно.) Поймите, я ведь не историк… Когда я оказался на Гиганде, я подумал, что здесь происходит что-то ужасное… какое-то стихийное бедствие, что ли… И только потом убедился: здесь просто своя жизнь, здесь так живут, вот и все… Но так же нельзя жить, как они… А уж здесь, в Арканаре…
Кондор (недовольно). Тихо, тихо, не так темпераментно…
Румата. Простите… Вот сейчас этот орел наш, министр ох раны короны, дон Рэба… Ведь он сознательно натравливает всю серость в королевстве на каждого, кто хоть немного поднимается над средним серым уровнем! Если ты умен, образован… да просто не пьешь вина, наконец! — ты под угрозой. Любой лавочник вправе затравить тебя хоть насмерть. Сотни и тысячи людей объявлены вне закона. Их ловят штурмовики и развешивают вдоль дорог. Голых, вверх ногами…
Кондор (криво усмехаясь). И ты, разумеется, возмущен тем, что мы здесь сидим и бездействуем…
Румата (после короткого молчания). Нет. Не возмущаюсь. Я не историк, но кое-что знаю. Знаю о Совете Галактической. Безопасности. И знаю немного о вашем Институте экспериментальной истории. Знаю о тех, кто отдает свою жизнь, свой талант за счастье гуманоидных рас во Вселенной… Знаю, каким ужасом может обернуться бездумное вмешательство в чужие истории…
Кондор. И все-таки?
Румата. Месяц назад дон Капада, командир роты мушкетеров его величества… это, конечно, был наш, вы его называли… Орловский, кажется? Во время публичной пытки восемнадцати ведьм он приказал солдатам открыть огонь по палачам, зарубил королевского судью и двух судебных приставов и был поднят на копье дворцовой охраной. Он корчился в предсмертной муке и кричал: «Вы же люди! Бейте их, бейте!» И его едва было слышно за ревом толпы: «Огня! Еще огня!»… (Помолчав.) Я кинулся к нему на помощь, и тогда этот негодяй, главарь серых рот Цупик, выстрелил мне в грудь из пистолета… Отец Будах подобрал и выходил меня…
