Аб Мише - ШОА. Ядовитая триада
Обстановка сложилась на зависть. Комары, правда, доставали, но у туристов нашлась мазь, а маячник был привыкши, да и борода его защищала. И костёр помогал, а спирт ещё более.
Узкий язык скалы покойно уходил из-под воды вверх, к редкому мелкому сосняку, за которым высилась зелёная мощь леса, простёганная пробелами берёз. Над лесом плыли облака, северные, дымные, чреватые дождём, но не сплошные, так что солнцу можно было местами поджигать предвечернее озеро - по воде шмыгали последние блики.
По обе стороны мыса волны расшлёпывались в пенистое кружево. В сотне метров от берега покачивался катер рыбинспектора Васьки, который привёз туристов. Их принял подчаливший к борту катера на лодке смотритель маяка. Васька, дорогой ещё заглотнувший спиртовый гонорар и оттого мучительно рыскавший кораблём по озеру, дошёл, однако, до цели, где многолетний опыт заставил его, боясь камней, стать на якорь поодаль от берега; теперь он здесь спал, упав на штурвал.
Тихий, в общем, ласковый стоял кругом русский север.
- Самое время беса глядеть, - сказал маячник.
И верно: на скале возле беса в косых лучах заката выявились и другие высечки неолитных времён: выдра, подобно бесу распластанная по камню, с длинным хвостом, вытянутым в струну и словно замершим на высокой ноте; разбросанные по камням разных размеров олени; грациозная рыба с острой мордой и телом, утоньшающимся к хвосту до нити; полёт изящных уток... Мелодии шей и хвостов сливались певуче, утешно.
Душа отходила от суеты. Лес неколебимый, словно памятник застывший, вода плоская, сиреневая, небу сумеречному в лад. И выпивка душевная, и тушёнка на костре пахуче растревоженная.
- Хорошо у нас, - размякал маячник. - Живи - не хочу.
- Хорошо, - охотно соглашались туристы, их тоже грел спирт и пейзаж располагал. - Тихо здесь, мирно.
- Ну не скажи, - хмыкнул маячник. - Быват шторм не хуже морского. Как-то приплыли ко мне два катамарана, побыли, на беса глянули и пошли, а ночью ветра, и после те катамараны с вертолётом искали, не нашли. Ну ладно, чего тосковать. Давайте ещё на грудь грамм по сто примем за знакомство...
Чокнулись кружками, глотнули, пустили по кругу банку с тушёнкой.
- Эк, жалость: хлеба мало, - сказал маячник.- Не ждал я гостей, а что было - почти всё сам ещё позавчера ужрал, вчера должны были мне завезть свежий, да вот - нету.
- Сейчас ко мне часто наведываются, беса глядеть, - говорил маячник. - Учёные были, старик - плешь босиком, очки, всё чин-чинарём, мозговитый, ну и помоложе два с рюкзаками здоровенными. Ну, старик всякое травил, мол, бесу нашему десять тыщ лет, здесь людей ему в жертву приносили, кровь текла. Это ж сколь кровищи за такие года! А крест, говорил, высекли лет с полтыщи назад, от сглаза бесовского. Может, и правда. Я вобще-то не верю. Я и в бога никакого не верю. Где там бог, когда народ один на другого напирает - сил нет как злобятся. Почём зря. От прям здесь, у нас прошлого рыбинспектора сожгли вместе с катером его. Правда, ей-богу. С им ишо моторист был. Ну, упились они. Может, от курева запластало... Они в моторном отделении, внизу заснули. Огонь оттедова и пошёл. Катер-от на якоре стоял, от берега метров десять. Ну, мужики увидали - катер горит, на лодках скόчили до его... А его уж весь пламем взяло. Тут ишо с берега орут тем возле катера: "Вертай взад, взорвётся!" А с катера дыму, дыму!.. Ну, моториста всё ж вынули. Обгорел, но живой... А инспектора вынать не стали, сильно утеснительный был для народа, шибко браконьеров гонял. Теперь-от инспектор подобрей, Васька-то. Сильно пьёт, но ничего, служит. Ко мне людей возит вроде вас. И то добро, мне от скуки. Ну, а окроме приезжих, тута кто быват? Своих-от вобще не увидать, в город сбегли. Видали наши деревни?
Туристы кивали: они видели в полутора километрах отсюда безлюдье, бревенчатые двухэтажные домищи, заросшие крапивой и лебедой в рост человека, бельма пыльных окон, рассыхающееся дерево резных причелин и наличников - всё отжившее, ненужное, музейное...
- Уходят люди, - повторил маячник. - И не от бедности, не... Я с мешком в лес пойду - на месяц жизни заработаю. Без браконьерства, без охоты, без рыбы. Заметь, всё по закону. Лыко драть или там грибы, ягоды. Всё сдавать можно. И ещё зарабатывать хоть здесь, хоть в леспромхозе. Не ленись и будешь завсегда сыт, пьян и нос в табаке... А молодые - бегут. Им в городе - непыльно. Восемь часов отработал и пошёл - руки в брюки, член на вывод... Опять же телевизор, дискотеки... Это не деревня, пить без памяти да беса моего пужаться... Ныне сказкам-то не сильно верят...
Туристы плеснули по кружкам спирт, разбавили водой. Маячник разбавлять не стал. Поднял кружку: - Ну, будем...
Выпили. Маячник крякнул, зачерпнул торопливо уху, заглотнул со всхлипом. Последнюю свою горбуху хлеба разломил на троих, ткнул туристам. Снова застрадал: - Ах, ети твою, жалость какая с хлебом приключилась. Без его не то что еда не в горло, но и выпивку не занюхать.- Его голубые глаза горестно посинели.
Один из туристов шагнул от костра к рюкзакам, порылся там и вернулся, неся странные сухие хлебцы, - тонкие пластинки с полосками волнистыми.
Турист протянул одну пластинку маячнику. Тот спросил: - Это чего у тебя?
- Хлеб такой, еврейский. Маца называется.
- Маца? - переспросил маячник. - А, слыхал. Извини, не буду. Дед-очкарик говорил, мол, был слух, что там кровь. То ли есть, то ли нет, но от греха подальше... Не буду, - повторил маячник.
Не меркнет наваждение.
В 2011 г. атаман казаков Крыма (Украина) Виталий Храмов объявил, что евреи ритуально убили двух христианских девочек. Интернетовский сайт русских патриотов подхватил это сообщение, разъяснив: "Каждый год перед праздником иудейской пасхи погибают дети... В угоду дикому, человекообразному зверью гибнут тысячи детей..." [97].
В 1820 г. Русская православная церковь причислила к лику святых "младенца Гавриила". Его 6-летнего в 1690 г. перед Пасхой в белорусской деревне Зверки евреи похитили, распяли и кровь выкачали. Тело оказалось потом нетленным, даже после пожара вблизи места погребения, обгорев, самовосстановилось. Всё, конечно, по слухам, никаких других свидетельств.
В 1975 г. известный православный богослов о. Александр Мень высказался за деканонизацию младенца Гавриила. Но в 1992 г. крестный ход в 60 тысяч человек перенёс его мощи в храм в Белостоке, и когда в 2012 г. сайт Московского патриархата сообщил: "Святейший Патриарх Кирилл поклонился святыням Белостока" - то надо иметь в виду, что святынь в Белостоке одна-единственная - мощи младенца Гавриила. Им-то и кланялся Святейший Патриарх всея Руси [98].
С переходом эстафеты юдофобии из слабеющих христианских рук в мускулистые мусульманские миф о потреблении крови евреями зажил новой жизнью. В 1984 г. вышла в Сирии книга М. Тласса "Маца Сиона" о Дамасском деле (1840 г.) - лживом обвинении евреев в убийстве христианского монаха и его слуги-араба: оно, разоблачённое тогда, представлено автором как достоверное.
16 февраля 2007 г. руководитель северного отделения "Исламского движения" в Израиле шейх Раад Салах в пламенной речи перед толпой единомышленников в Восточном Иерусалиме обвинял евреев в использовании крови младенцев для выпечки мацы. Шейх заверял, что Израиль хочет восстановить еврейский Храм на Храмовой горе, "пропитав для этого Храмовую гору арабской кровью". И правительственная египетская газета "Аль-Ахрам" 28.10.2000 г. разразилась статьёй А. Хамуда, названной общедоступно "Еврейская маца, изготовленная из арабской крови".
Тут как тут, конечно, и еврей, себя секущий, - уже в XXI веке, уже в Израиле некий профессор, он же сын раввина, учёным взглядом проник в дело об убийстве в XV веке в итальянском городе Триенте двухлетнего Симона. 14 евреев, измочаленные пытками, которые даже местный епископ посчитал бесчеловечными, признались в убийстве, их казнили, общину изгнали, синагогу разрушили. Обвинению не поверили ни венецианский дож, ни римский папа Сикст IV, который отказался признать убитого святым. Его канонизировали только через 100 лет, но после повторного расследования в 1963 г. католическая церковь нашла евреев невиновными и отменила канонизацию Симона. А израильский профессор посчитал признания из-под пыток достоверными. Мало того, он, знаток средневековья, бестрепетной своей академической мыслью оттолкнувшись от частного случая и определённого периода, пустился в обобщения и опубликовал книгу с великим открытием: оно хоть не доказано, но очень может быть, что отдельные евреи кое-где кое-когда таки да умучивали христианское дитя. Ахнули, негодуя, историки и евреи, среди них израильские депутаты, да и отец самого этого профессора, бывший главный раввин Италии, возмутился. Но еврейский научный подвижник неколебимо стоял на своём, хотя отказался от денег за свою книгу и прекратил её распространение, которое было весьма успешным и даже намечалось второе издание, поскольку восторг захлестнул юдофобов.
