Татьяна Девятова - 5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города
– По-моему, это вообще неразрешимая задача – изменить мировоззрение, какие-то устойчивые представления в обществе, тем более за короткий промежуток времени.
– Но мы должны об этом говорить. Заполнять своей речью пространство. Другого пути нет. Люди – это в определенном смысле психические агенты, живущие внутри той идеологической среды, которая их формирует, конституирует. Но ведь эту идеологию можно и реформировать, и создавать заново.
Наверное, я по натуре своей – делатель, а не «говоритель». И поэтому с некоторым недоверием отношусь к совету «говорить».
Для меня гораздо понятнее была бы рекомендация о том, что нужно СДЕЛАТЬ, точнее, что я могу сделать для того, чтобы как можно больше людей вокруг меня стали относиться к жизни и другим «правильно», то есть поняли, что никто не обязан устраивать им безбедное существование. Я ведь не только из благородных побуждений, я просто не хочу, чтобы подобные ситуации повторялись. Андрей читает мои мысли и, кажется, начинает объяснять на пальцах прописную истину о том, что Слово – это тоже Дело.
– Для этого мы, собственно говоря, и пишем книгу: хотим, чтобы как можно больше людей задумались о том, что происходит в нашем обществе. А еще для многих эта, озвученная нами, позиция станет свидетельством того, что они не одиноки в своем представлении о мире. Ведь многие сталкиваются с ситуациями, которые мы описываем. Многие переживают, испытывают неловкость, не знают, как себя вести и что делать. Но мы начинаем говорить, и появляется внутренняя уверенность. Вот мы с вами уже вдвоем так думаем, а потом и другие люди к нам присоединяются. И в результате мы меняем жизнь вокруг себя, меняем в ту сторону, в которую нам хотелось бы ее изменить. В общем, с одной стороны, просто говорим, а с другой – занимаем активную жизненную позицию.
Вот вы описали ситуацию, которая будет понятна огромному количеству людей: неловкость, связанная с диспропорцией в материальном достатке. Не сомневаюсь, что ваши переживания, когда вы рассказываете о людях, которые недовольны работой, положением, судьбой, но палец о палец не ударят, чтобы изменить свою жизнь, тоже многим будут понятны. Человек ничего не делает, а хочет, чтобы у него все было. Для нас это нонсенс, а для этих «трудяг» – нет, ведь они уверены, что их достойную жизнь им должен обеспечить кто-то другой. Когда же они будут слышать со всех сторон, что такая позиция – нонсенс, они уже задумаются: настаивать ли и дальше на своей идее «справедливости» или все-таки надо как-то изменить свое отношение к жизни.
Помню, пришло ко мне на программу одно очень трогательное письмо. Писал его восьмилетний мальчик. Мол, подскажите, доктор, что делать. «Есть у нас одноклассник, который всех лупит направо и налево. Родители на него никак не воздействуют, а у нас все ходят в синяках. Я даже записался на секцию дзюдо, чтобы дать ему сдачи». Мой ответ состоял из двух частей. Первая: дорогой друг, не хочется тебя огорчать, но на этом примере ты должен понять и запомнить на всю оставшуюся жизнь – мир так устроен, что в нем всегда найдутся люди, которые будут вести себя неправильно. Мы всегда будем сталкиваться с ситуациями, в которых другие люди ведут себя «неправильно». Это неизбежность, с этим ничего не поделать. И нужно просто принять тот факт, что такие люди есть. Мы внутренне не должны делать наличие таких людей и ситуаций в мире своей личной трагедией.
Кажется, эти слова Андрей говорит не мальчику, он говорит их лично мне. Потому что это именно моя проблема. Я не могу, я до сих пор категорически не могу принять «неправильное» поведение других людей и страшно переживаю по этому поводу. Когда я вижу, как продавщица в магазине хамит покупателям, как пьяные подростки бьют бутылки на детской площадке, как чиновник измывается над людьми, заставляя их унижаться и выпрашивать то, что им дать обязаны, или как люди бездарно распоряжаются своей жизнью, – мне просто становится дурно, хочется разнести все в пух и прах, взять за ухо и сказать: «Что же ты делаешь?!» Часто примерно так я и поступаю, конечно, в более цивилизованной форме, только проку от этого все равно мало.
Можно, конечно, назвать это красивыми словами – неравнодушием или даже активной жизненной позицией, но по большому счету это все равно глупость. Потому что такими способами вряд ли что-то изменишь, а вот нервы себе попортишь точно. Наверное, есть менее травматичные способы, и я очень надеюсь, что наша с Андреем беседа поможет их найти.
– А второе, что я тогда сказал в ответ на письмо моего юного телезрителя, – это напомнил ему, что, кроме «я», есть еще и «мы». Слово такое – «мы». Коллектив! Вот класс, и этот товарищ мутузит каждого по отдельности. То есть я так себе это представляю: он одному всыпал, другие стоят в сторонке, платочки в руках теребят. Потом подошел ко второму, ему тоже попало. Остальные в сторонке, ждут, видимо, кому следующему достанется. Никто не высовывается. Нормальное дело? По-моему, ненормальное. Если есть у вас позиция по определенному вопросу, то не надо стоять и молчать. Вы коллектив, вас много. У вас есть ваше общественное мнение.
И это хорошая вещь – общественное мнение! Особенно если это мнение, а не предрассудок и не массовая истерика. Именно мнение – то есть подумали, оценили, оценками обменялись, все позиции выслушали, консолидированное мнение приняли и высказались. Это нормально, и это правильно. Но детей этому, видимо, никто не научил. Раньше учили, теперь – нет. И вот этот «герой» теперь безобразничает безнаказанно, полагая, что это норма жизни. Но если вы, все побитые, собираетесь и определяете, что это неправильно, что вы этим недовольны, вы же – сила. Вы можете принять решение более не поддерживать контакт с этим товарищем, совместно реагировать на его выходки, поддерживать друг друга, вставать стеной. И ему придется изменить свое поведение. Придется. А куда деваться?.. Он не сможет и дальше противопоставлять себя группе, которая организовалась и имеет общий взгляд на происходящее.
И мы точно так же должны консолидироваться. Мир взрослых в данном случае ничем не отличается от мира детей. В обществах, где в целом преодолены проблемы националистических настроений, это случилось только за счет того, что сначала появились люди, которые говорили, что так нельзя. Потом они нашли людей, которые их стали поддерживать в этом, а в результате такая позиция стала законодательной практикой и притеснения по национальному признаку прекратились. Соответственно, единственный способ – начать говорить об этом.
Когда вы думаете молча, вы не можете узнать, вы одна так думаете, или я тоже так думаю, и еще двадцать людей так думают, и еще сто пятьдесят. Когда мы не говорим о том, о чем мы думаем и как мы думаем, мы не можем узнать, сколько нас – думающих таким образом. И мы уверены, что нас мало. А полагая, что наше мнение эксклюзивно, что единомышленников у нас нет, мы не можем изменить ситуацию, которая нас не устраивает. Но когда я точно знаю и понимаю, что огромное количество людей думает так же, как и я, что я не сумасшедший, то получается, что, отстаивая свою позицию, я вовсе не демонстрирую свой эгоизм, я отстаиваю мнение большой группы людей. И одно это дает мне ту внутреннюю уверенность, которая позволяет мне значительно более конструктивно вести мой разговор с оппонентами, с людьми, которые пока меня не понимают.
Причем я здесь не имею в виду ситуации, когда человек говорит: «Я, от лица всех пенсионеров, хочу сказать…» Боже упаси! Никто не может выступать от лица «всех пенсионеров», равно как и «всех работников бюджетной сферы», «всей молодежи» и так далее. Каждый из нас выступает от своего собственного, личного, глубоко индивидуального лица. В общем, каждый из нас говорит сам за себя. Но просто, когда мы знаем, что это наше мнение разделяют другие люди, мы перестаем чувствовать себя ущербными, а свое мнение воспринимать каким-то неполноценным и не стоящим внимания. Мы получаем силу. А сила необходима. Особенно если направлена она на защиту интересов других людей.
Яды и противоядия
– Андрей, вы сейчас говорите очень правильно с точки зрения логики, исторической логики. С другой стороны, этот совет похож на предложение диктора метро «равномерно распределяться по краю платформы». Непонятно, как это может сделать группа не знакомых друг с другом людей. Ну как это может происходить в реальной жизни? Как, например, люди, которые не приемлют национализм, могут «подумать вслух» и показать националистам, что их в России гораздо больше?
– Я не вижу ничего сверхъестественного в этой просьбе «дежурного по платформе». Он – дежурный по платформе – отвечает за нашу с вами безопасность. Мы все заинтересованы в том, чтобы с нашей безопасностью все было в порядке. И наверное, не слишком жаждем, чтобы пострадала чья-то чужая безопасность, пусть даже и не знакомого нам человека. И вот нам говорят: «Товарищи, распределяемся, а то сейчас будут жертвы». Мы это слышим, оглядываемся по сторонам, смотрим друг на друга, понимаем, как нам следует разместиться, чтобы с безопасностью все было в полном порядке, и, желая сделать себе и другому приятное, размещаемся приемлемым образом. Другое дело, когда мы этого не делаем. Перед входом в вагон метро просто битва происходит. Не на жизнь, а на смерть! Дело принципа – отжать ближнего, но своего добиться! Ну не глупость? Глупость.
