Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1926 № 11
— Скажите же, кто вы? — настаивал профессор. — И чем мы можем отблагодарить вас?
Этот естественный вопрос необыкновенно сильно взволновал лоцмана.
— Кто я? — сурово спросил он, останавливаясь. — Я житель здешних берегов. Я живу работником у тунгуса… Этого вам недостаточно? — пробормотал он, видя ожидание на всех лицах. — Что же вам еще сказать? Я — военнопленный. Моряк… Поселился здесь после империалистической бойни… Мне стало все противно. Я порвал все прежние социальные связи. Общество дикаря я переношу легче, чем прежнее…
Он тяжело перевел дыхание.
— Единственная моя просьба к вам… Если вы хотите отблагодарить меня. Не будем больше никогда говорить об этом… Не выпытывайте, кто я… Мне это очень тяжело. Прошу вас…
Профессор и за ним все остальные крепко пожали ему руку.
__________
Когда заходило солнце, спасенные грелись у огня в юрте зверолова-тунгуса. Лоцман-работник куда-то исчез.
— А Байкал все-таки поддержал свою репутацию, — благодушно шутил пришедший в себя старик. — Напугал.
— Да, — согласился англичанин. — И вы правы, профессор, насчет его романтики. Найдите-ка где еще такого человека, как этот лоцман. Часы даю — не берет. Золото — не берет. Какой-то байроновский тип.
И, хотя лоцман просил не говорить о нем, невольно общий интерес к этой непонятной личности вновь вспыхнул у всех. Англичанин спросил тунгуса, как зовут его работника.
Профессор, знавший тунгусский язык, перевел его вопрос. Обменявшись несколькими фразами с хозяином на тунгусском наречии, он среди общего напряженного ожидания передал его ответ.
— Тунгус говорит, что работник пришел к нему несколько лет назад. Он сам ничего не знает о его прошлом… Работник любит подолгу глядеть на скалы, сидя в одиночестве. Это его постоянная привычка. И за нее его здесь прозвали… — профессор сказал тунгусское слово, — в переводе на русский язык это значит — «Созерцатель скал». Это его имя. Вот все, что он: знает.
Англичанин с удовлетворением кивнул головой.
— Очень хорошо, — пробормотал он. — Легендарное таинственное море, на его диких берегах, в утесах, живет человек, окруженный тайной, «созерцатель скал», отшельник…
Он полез за своей записной книжкой.
— Чувствуется, что мы в малоисследованной стране, загадочной Азии. О, она еще подарит нас сюрпризами!..
Подводный остров.
Фантастический рассказ С. Е. Бичхофер Робертс.
По тротуару шел человек, привлекавший всеобщее внимание. Небольшого роста, полный, широкоплечий, он стремился вперед, странно подпрыгивая на ходу. Он был одет в хорошо сшитый серый пиджак, с ярким цветком в петлице, и широченные черные брюки. Целый хаос ярчайших рыжих растрепанных волос был прикрыт шелковым цилиндром непомерной высоты, а в руках он ожесточенно вертел элегантную трость, точно парируя удары шпаги невидимого противника.
Это был никто иной, как Арнольд Хаукс. В научных кругах он считался мировой величиной, благодаря замечательным изысканиям в области физики, химии и биологии, — его способности не ограничивались узким кругом одной дисциплины.
Но широкие массы, услышав его имя, с улыбкой представляли себе типично-каррикатурного ученого, не интересующегося ничем, кроме своей узкой специальности, эгоистичного педанта, подслеповатого, вечно рассеянного, с дурными манерами…
На самом же деле он был совсем не таким. Ему было теперь тридцать шесть лет, но его круглое розовое лицо, курносый нос, веселые голубые глаза и общая живость остались совершенно такими же, как и во время нашей совместной школьной жизни, когда я впервые с ним познакомился и подружился.
Он всегда был хороший товарищ и добрейший человек, но, правда, как и все гениальные люди, имел свои странности. Так, например, он всегда шил костюм у хорошего портного, но никогда не переодевался, даже во время самых сложных и длительных опытов, и потому все его костюмы всегда были покрыты множеством пятен.
Я перебежал через улицу, чтобы поймать его.
— Мистер Хаукс! — позвал я.
Он обернулся.
— О, великая тень Дарвина, — продекламировал он, — я как раз думал сию минуту о вас, о, мой сладчайший друг. Вы свободны на месяц-другой?
— Не очень занят, — ответил я.
— To-есть совершенно не заняты, хотите вы сказать? Археолог-любитель вашего типа, мой ленивый друг Джонстон, никогда не бывает занят.
В самом деле, мои занятия не отнимали у меня много времени, и вторую половину дня я был совершенно свободен.
— А что я, собственно, должен делать?
— Отправиться в плавание на моей яхте. Англия на меня действует угнетающе; я хочу видеть солнце, бороздить море и позабыть о дождях и туманах.
Я осведомился, когда предполагается отплытие.
— Сегодня после полудня.
— Но… — начал я.
— Идите и укладывайтесь! — крикнул он, взглянув на часы. — Я зайду за вами ровно через сорок семь минут.
Он больше ничего мне не сказал, и я поторопился домой. Ровно в назначенное время он зашел за мной, и мы отправились на вокзал.
Всю дорогу до Плимута Хаукс рассказывал мне о своей яхте «Дедал».
Он сообщил, что яхта имеет водоизмещение в 1.100 тонн, что она заново отремонтирована и окрашена всего несколько месяцев тому назад и что капитан уже подобрал команду, так что мы сразу же сможем отплыть.
Я нисколько не удивился, узнав, что яхта была снабжена всеми изобретенными им аппаратами, в том числе и прибором для автоматической проверки курса. Капитан просто должен был отмечать путь стрелкой на циферблате, и гениальный механизм регулировал ход яхты сам, без помощи рулевого.
Кроме того, Хаукс успешно использовал силу волн. В нижней части судна были расположены поплавки, поднимавшиеся и опускавшиеся в такт движения волн. Таким образом, собиралось некоторое количество энергии, превращавшейся в электричество, и значительно уменьшалась качка корабля. Между прочим, поплавки были так гениально прикреплены, что дно судна оставалось сухим и, таким образом, они не уменьшали, а увеличивали скорость.
В результате его рассказов мне захотелось поскорее увидеть яхту, но, когда мы вошли на нее, весь мой интерес к ней затмило впечатление, которое на меня произвела лаборатория Хаукса.
Она занимала обширное помещение в центре судна и была снабжена всем необходимым. Полнота оборудования, соединенная с разумной экономией, была прямо удивительная; здесь можно было найти приборы для опытов по физике, химии и биологии, и все приборы были так расположены по лаборатории, что оставались неподвижными в любую погоду. Ничто, как говорил Хаукс, не могло помешать ведению опытов, которыми он намерен был заняться.
На следующее утро мы отплыли из Плимута, к югу, но без заранее определенного направления. Хаукс имел свою гипотезу о скале окраски рыб, вопрос мало исследованный, на всю важность которого для биологии он первый указал, еще в то время, когда его коллеги легкомысленно не придавали ей никакого значения. Теперь он хотел проверить свои теории в теплых водах Средиземного моря; и вместе с тем, говорил Хаукс, он намерен заняться обследованием верхних слоев атмосферы.
* * *
Наше путешествие началось очень удачно, и чудный солнечный свет ласкал нас после неясного мерцания сумрачной английской зимы. Даже Бискайский залив был спокоен. Но на пятый или шестой день, когда мы огибали португальский берег, нам впервые пришлось познакомиться с капризами погоды.
День выдался великолепный, и, позавтракав, я поднялся по обыкновению на капитанский мостик поздороваться с капитаном и первым офицером, Притчардом, высоким смуглым уэльсцем, с глазами и темпераментом поэта. Но только что мы успели обменяться обычными замечаниями о хорошей погоде, в море началось волнение, хотя ни единого признака ветерка не было заметно.
— Удача начинает изменять нам, — сказал я капитану, заметив, что «Дедал» уже подпрыгивает на волнах.
— С запада чем-то попахивает, — ответил он.
Характерное дребезжание отозвало капитана к телефону, соединенному непосредственно с лабораторией Хаукса.
— Да, сэр, — услышал я. — Прямо на запад. Есть, сэр.
Он отдал некоторые распоряжения Притчарду.
— М-р Хаукс велит переменить курс, — сказал он мне.
Кругленький, маленький Хаукс выкатился на дек, подбежал к нам; в его голосе я заметил возбужденные нотки.
— Посмотрите-ка на эту штуку, друг Джонстон, — сказал он, протягивая мне длинную узкую пластинку негатива. — Вы понимаете, что это значит?
— Я даже не знаю, что это за вещь.
— О, тень Ньютона! — воскликнул
он, — это же фотография спектра солнечного света, произведенная сегодня утром, и на ней видна линия гелия, вот эта, в середине, и видите, более сильная, чем обыкновенно. Другими словами, где-то на западе, если не ошибаюсь, в атмосфере скопился гелий в большом количестве. Я хочу это исследовать, если вы ничего не имеете против. В конце-концов, нам некуда особенно торопиться и совершенно безразлично, куда направлять путь…
