Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио «Свобода»-2009
Итак, главная мысль — порочность мировоззрения, озабоченного вопросами внешнего устроения жизни вместо обращения мыслью к глубинам бытия; строго говоря, некультурность русской интеллигенции. В статье самого Гершензона говорилось, что интеллигенты не поняли и не оценили главного, важнейшего в русской культуре, что им чужды Толстой и Достоевский, Фет и Тютчев, Чаадаев и Владимир Соловьев. И общая мысль всех веховцев: в той установке интеллигентского мировоззрения, в которой «единым на потребу» было освобождение и благо народа, совершенно естественно укоренялась мысль, что культурное творчество — понимаемое в самом широком смысле — неважно, вторично, роскошь барского стола и чуть ли не измена народу.
В опровержение этого интеллигентского предрассудка наиболее важной статьей «Вех» можно назвать статью Семена Людвиговича Франка «Этика нигилизма». Тут сами за себя будут говорить его слова:
«…Русскому интеллигенту чуждо и отчасти даже враждебно понятие культуры в точном и строгом смысле слова (…) Это понятие основано на вере в объективные ценности и служении им, и культура в этом смысле может быть прямо определена как совокупность осуществляемых в общественно-исторической жизни объективных ценностей (…) Если из двух форм человеческой деятельности — разрушения и созидания, или борьбы и производительного труда — интеллигенция всецело отдается только первой, то из двух основных средств социального приобретения благ материальных и духовных — именно распределения и производства — она также признает исключительно первое (…) Социализм и есть мировоззрение, в котором идея производства вытеснена идеей распределения (…) Моральный пафос социализма сосредоточен на идее распределительной справедливости и исчерпывается ею; и эта мораль имеет свои корни в механико-рационалистической теории счастья, в убеждении, что условий счастья не нужно вообще созидать, а можно просто взять или отобрать их у тех, кто незаконно завладел ими в свою пользу (…) Дух социалистического народничества, во имя распределения пренебрегающий производством, доводя это пренебрежение не только до полного игнорирования, но даже до прямой вражды, в конце концов, подтачивает силу народа и увековечивает его материальную и духовную нищету».
Дальше у Франка самое интересное — глубочайшее проникновение в русскую психею: русский интеллигент не любит богатства, потому и не озабочивается его производством, любимый русский персонаж — и уже даже не интеллигентский, а общенародный — бедняк, юродивый, Иванушка-дурачок. Это как раз то, что увидел осуществленным в советском социализме гениальный Андрей Платонов. Но не забудем, что у Платонова его чевенгурцы — отнюдь не мирные пастушки, это террористы-расстрельщики. Потому что импульс такого бедняцкого настроения — враждебность, ненависть к миру.
Продолжим словами Семена Франка:
«Подводя итог сказанному, мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия (…) С аскетической суровостью к себе и другим, с фанатической ненавистью к врагам и инакомыслящим, с сектантским изуверством и с безграничным деспотизмом, питаемым сознанием своей непогрешимости, этот монашеский орден трудится над удовлетворением земных, «слишком человеческих забот о едином хлебе».
Из сказанного ранее самим же Франком ясно, что с таким мировоззрением и с такими аффектами никакого земного преуспеяния быть не может, никакие «хлебы» не появятся. Франк в приведенных словах описал большевика — как предельный тип русского интеллигента и, более того, «большевизм» как некую потенцию русской жизни вообще.
Что говорят «Вехи» сегодняшнему сознанию? В чем они неизбежно устарели и в чем продолжают быть актуальными? Изменился, конечно, тип интеллигента — из его мировоззрения испарилось народничество, поскольку в большевицком режиме интеллигенты сравнялись страданиями с народом, вместе сидели в ГУЛАГе. Господствующим типом интеллигента стал профессионал интеллектуального труда, и, безусловно, изменилось интеллигентское отношение к культурной элите, ставшей в позднесоветские застойные времена чем-то вроде властителей дум. Это что касается советской пореволюционной истории.
Что же сейчас, в постсоветском пространстве и времени? Есть тут место для «Вех»?
Парадоксально, но именно сейчас начинает обретать значение тот вопрос, который «Вехи» не посчитали главным — вопрос о характере российской власти. В начале 90-х годов она опять попала в руки интеллигентов, хотя бы и иного мировоззрения, и опять в стране наступила анархия. Сейчас анархии нет, власть сильна. Но она, будучи в глубине плодом советского, а тем самым радикально-интеллигентского (в смысле «Вех») воспитания, уже с новых высот и в новой обстановке занимается всё тем же распределением, а не производством, распределением неравномерным, конечно: низам немножко, верхам — очень много. Проблемы российской истории не решены, русская жизнь протекает не в оптимальном режиме. Поэтому кризисы неизбежны, покоя нет и не будет.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/1510033.html
Роковые яйца
Мир продолжает обсуждать историю американки Нади Салеман, которая с помощью искусственного оплодотворения родила восьмерых близнецов. У нее уже было шестеро детей.
Начать можно издалека: от темы литературных жанров и их эволюции. На пороге двадцатого века научно-фантастическая литература обрела своего классика — Герберта Уэллса. И до него такое было, но Жюль Верн, помимо того, что как писатель несравним с Уэллсом: намного ниже, — помимо этого он брал тему излишне оптимистически, он не видел проблем, возникающих вместе с техническим прогрессом, рисовал картины слишком оптимистические. Уэллс проблему уже видел. Его романы в этом жанре построены на той сюжетной завязке, что изобретение попадает в руки профана и обретает самые неожиданные и крайне нежелательные последствия. Самый известный роман с таким сюжетом — «Пища богов». Изобретено средство, намного увеличивающее не только чисто физические, но и умственные потенции человека, появляется возможность создать новый антропологический род мудрых гигантов. Но вместе с тем, от непредвиденной оплошности, появляются гигантские куры, способные заклевать человека, и прочая устрашающая тварь.
В русской литературе есть знаменитое сочинение, построенное по модели «Пищи богов», — повесть Михаила Булгакова «Роковые яйца». Об антисоветской направленности этой вещи говорить сейчас ни к чему — она остается актуальной и вне большевиков. Это всё та же тема опасности неуправляемого технического прогресса.
Процедура, которой подвергли Надю Салеман и дальнейшая инкубация ее потомства, уже влетели в копеечку — 3100000 долларов.
Сейчас в Америке случилась история, с высокой иронией укладывающаяся в рамки этого сюжета. Некая Надя Салеман, имеющая шестерых детей, полученных в результате искусственной фертилизации, захотела дальнейшего увеличения своего потомства. Тот же доктор произвел соответствующую процедуру, и она родила еще восьмерых.
Шуму, естественно, эта история делает много. Прежде всего выяснилось, что Надя Салеман психически нестабильна, и она подвергла себя вторичной беременности, поскольку, по ее словам, доктор уверил ее, что дети благотворно влияют на психику. Сейчас этот доктор, имя которого не называется, подвергается слушаниям в комиссии медицинской этики. Задается резонный вопрос: неужели ей мало имеющихся шестерых? К тому же материальное положение многодетной матери не таково, чтобы содержать такое потомство. Надя незамужем и не имеет собственного дома — живет у своего разведенного отца. Процедура, которой ее подвергли и дальнейшая инкубация ее нового потомства, уже влетели в копеечку — три миллиона сто тысяч долларов. Деньги, естественно, — налогоплательщиков. Сама она не работает и живет на пособие по нетрудоспрособности — как последствия травмы, полученной ею во время бунта в психиатрическом отделении, в котором она одно время работала.
Неудивительно, что практичные американцы первым делом озаботились финансовой стороной вопроса. Но есть у него и другие стороны. И едва ли не главная — произвол в употреблении новых научных методов. Тут есть интересная подробность. Известно, что подобного рода фертилизация не дает результата, если вводят только один эмбрион, нужно не менее двух. Надин медицинский доброхот ввел первый раз шесть, а вторично аж восемь.
Когда-то Василий Розанов, задавшись вопросом, почему в России все аптекари немцы, ответил на него так: такое тонкое дело нельзя поручить русским, потому что где немец капнет, там русский плеснет. Анонимный американский врач тоже плеснул — может быть, и от широты души. Но дело ведь не в русских и американцах, а в том, что наука действительно вещь обоюдоострая, и как ею управлять, чтоб не навредить (первое требование именно в медицине, завет чуть ли не Гиппократа), до сих пор неясно.
