Сергей Сакадынский - Луганский разлом
Валентин вёл размеренный, расписанный наперёд образ жизни от зарплаты до зарплаты. В промежутках между зарплатами повседневную рутину скрашивали «левые» доходы в виде, скажем так, неформальной благодарности от заинтересованных клиентов, в просторечии именуемые откатами. А когда откатов не было, он предавался мечтам о том, как в скором будущем купит небольшой грузовичок и займётся бизнесом. Бизнес он видел в специфическом ракурсе – пресловутый грузовичок предполагалось сдать в аренду той самой конторе, в которой Валентин благополучно трудился, и при этом продолжать работать, получать откаты, копить деньги и предаваться мечтам о втором грузовичке.
Мир в его представлении был чем-то статичным, незыблемым и, по большей части, неинтересным. Проводя почти всё время, что называется, в четырёх стенах, Валентин мало интересовался тем, что происходило за их пределами. Любимой его фразой была «Пусть происходит что угодно, лишь бы это не отразилось на грузоперевозках». Жизнь его укладывалась в стандартную схему «дом – работа – пивная», причём в последнем пункте успешно оседала значительная часть заработанных денег, что отодвигало воплощение мечты о грузовичке в зону неопределённого будущего. Дома он делал перманентный ремонт, который съедал ещё некоторую часть средств. Но Валентина это на самом деле мало беспокоило. По крайней мере, до тех пор, пока глазам его открылись горизонты совершенно иной реальности.
Знакомство со мной его испортило.
Точнее испортило его знакомство с другим миром, абсолютно ненормальным с точки зрения нормального человека. Валентин вдруг попал в общество, где люди вместо того, чтобы утром приходить на работу и проводить там, как полагается, восемь часов, время от времени шляются по каким-то массовым и не очень мероприятиям, что-то там записывают, фотографируют, а потом обсуждают всё это до двенадцати ночи под колбасу и коньяк. И при этом – о чудо! – некоторым из них за это ещё и платят какие-то деньги. Слова «медиа» и «журналистика», до недавнего бывшие для него магической абракадаброй, вдруг обрели плоть и кровь.
Сначала всё это вызывало у него непонимание и недоумение, потом интерес, а потом желание приобщиться и поучаствовать.
– Вот кому это надо? – вопрошал он. – Вот смотри заголовки, типа оптимистичный понедельник на обычном луганском сайте: «В Северодонецке старушка упала с 4 этажа», «В Луганске „ВАЗ“ врезался в дерево. Есть погибшие», «В Ровеньках застрелился подросток», «Сутенерша из-за несовершеннолетней получила 5 лет». И у всех одно и то же. И написано, как будто это компьютерная программа писала. Компиляция словечек и фразочек. Какой в этом смысл? Я бы денег за такое не платил.
Честно говоря, я-то всегда считал, что журналистика – это убыточная модель медиабизнеса. Особенно новостная журналистика. На самом деле новости делаю пресс-службы и пиарщики, это их хлеб, и они получают за это деньги. Остальные же так называемые журналисты из этого материала лепят какие-то тексты, которые потом подаются как эксклюзив. Но, в целом, журналисты не производят ничего, за что им стоило бы платить. Платят им, на самом деле, за продвижение в массы тех или иных идей, и тогда они автоматически превращаются в пиарщиков. Либо эти деньги – банальная взятка за то, чтобы какие-то компрометирующие материалы не были опубликованы. Всё остальное – клонирование и рерайт текстов пресс-служб. Потому, объективно, в позиции Валентина было здравое зерно.
А потом он как-то выдал:
– Слушай, а давай я тоже пографоманствую?
– Как это? – Это заявление застало меня врасплох.
– Ну попишу что-нибудь. Дашь мне какое-нибудь задание.
– Ты хоть понимаешь, как это делается?
– Да по ходу дела прояснится. Я вот тут почитал кое-что. Вот скажи, почему все обвиняют Партию Регионов в политической проституции? Ведь все на деле мечтают продаться и подороже. Той же самой ПР. У меня там, кстати, края есть. И даже партбилет. Я в их молодёжке состоял. Вот, давай я что-нибудь про них напишу.
– Хочешь писать про политику? Хорошо, тогда маленький экзамен. Знаешь, кто такой Валерий Голенко?
Ответом было молчание.
– А кто Пристюк, знаешь?
– Да не знаю я Пристюка. То есть слышал фамилию, но кто это, не знаю. Я Кравченко знаю. Это мэр наш. Его постоянно по телеку показывают.
– Как же ты будешь писать про политику, если не имеешь об этом никакого представления?
– Ну, буду вникать. Надо ж чем-то заниматься. Я сейчас вообще хочу на один заводик перейти логистом работать. Хочу отдельный кабинет и зарплату стабильную, а не как сейчас, горбатиться за процент. Но пока не выходит. Вот я и думаю попробовать пографоманить.
– Так ты определись, кем ты хочешь быть – журналистом или логистом.
– Да всё равно. Тем более, одно другому не мешает.
– По-моему, у тебя каша в голове.
– Да что сразу каша. Денег надо. Мне кровать домой надо покупать. И ремонт доделывать. Я третий месяц линолеум постелить не могу.
Меня самого к тому времени угораздило вляпаться в ремонт, а, как известно, его легко начать, а вот закончить – почти невозможно.
– Ты пойми одну вещь: тебе ж просто так никто платить не станет. На гонорары можно рассчитывать, если писать что-то адекватное.
– Ну, я буду тренироваться.
И, махнув рукой, я отправил его тренироваться. На кошках. Точнее, на ёлках, которые местные экологи высаживали в Станице Луганской.
По интернету гуляет шутка, что первым топ-блоггером был Винни-Пух. Он нёс всякую чушь, не скрывал, что в башке у него опилки, писал с ошибками, но его все любили и подкармливали. Валентин в течение года уверенно пытался догнать и перегнать этого персонажа и, надо сказать, довольно успешно. Впрочем, репортажи про ёлки выходили у него довольно сносными, но не более того.
В конце концов к его мечтам о грузовичке и кабинете на заводе добавилась мечта написать книгу. Но для этого, как он утверждал, ему нужно было дополнительно потренироваться ещё с полгода, для чего он даже завёл блог на одном из местных порталов, окончательно и бесповоротно встав на путь Винни-Пуха.
Правда, всем этим он занимался походя, не нагружаясь особо, потому что работа, ремонт и коньяк оставляли для его графоманских потуг совсем немного времени. На мои предложения сходить куда-нибудь и сделать репортаж он почти всегда отвечал одинаково:
– Это ж вы, тунеядцы и бездельники, ходите куда вам вздумается, а я не могу, я могу только в выходные.
Впрочем, в выходные он тоже мог не всегда, поскольку время от времени ходил куда-то играть в шахматы. Поэтому в те достопамятные дни, когда местные оппозиционеры готовились праздновать годовщину оранжевой революции, он тоже оказался занят.
– Та не, в это воскресенье я не могу, – ответил он на моё предложение. – Тем более, что там будет? Опять эти постные рожи вылезут на сцену, споют «Ще не вмерла», помашут флагами и по домам. Ничего нового.
Об этом мы говорили в начале недели. И тогда ещё не было никаких оснований предполагать, что воскресная оппозиционная тусовка сможет перерасти в нечто большее, чем обычный унылый парад говорящих голов.
Накануне Майдана
2013 год был знаковым в том плане, что Украина в очередной раз пыталась определиться с выбором внешнеполитического курса. Разумеется, этот вопрос поднимался и раньше, но вот с каждым годом уходить от прямого ответа становилось всё сложнее. Леонид Данилович Кучма, автор тезиса «Украина – не Россия», мог позволить себе проводить политику по принципу «и вашим, и нашим», потому что никому из заграничных партнёров, по большому счёту, ничем обязан не был. Чего не скажешь о последующих двух президентах, заигрывавших и с Западом, и с Россией и в итоге погрязших в долгах, как финансовых, так и политических. А долги, как известно, рано или поздно надо отдавать. Тем более, что кредиторы становились всё настойчивей.
Очередное обострение началось, как обычно у психов бывает, по весне и уверенно прогрессировало. И, пока на авансцене кривлялись политические клоуны разных цветов и оттенков, за их спинами уже поднималась волна, которая должна была смести к чёртовой матери весь этот фальшивый бомонд. Бомонд этой угрозы пока что не замечал и в очередной раз развлекался игрой в перетягивание каната.
Ситуация подогревалась прогрессирующим народным недовольством по поводу постоянного закручивания гаек и затягивания поясов на фоне удручающего положения дел в экономике. В связи с этим спасение от надвигающегося политического и экономического кризиса многие видели в смене внешнеполитического вектора, свято веруя, что «заграница нас спасёт».
Я часто задавался вопросом: кто и когда придумал эту несусветную глупость, что украинцы – трудолюбивый народ? Нашим соотечественникам всегда была свойственна тяга к халяве и позиция «моя хата с краю». Ведь что есть на самом деле евроинтеграционные устремления по своей сути? Та же самая закамуфлированная жажда халявы. Что до этого мешало строить нормальное цивилизованное государство? Надо просто перестать воровать, материться в общественном транспорте и плевать мимо урны. И будет вам Европа. Но нет, это не наш путь. Это слишком сложно. Поэтому мы уповаем на доброго европейского волшебника, который придёт и порядок наведёт. То же самое можно сказать и о сторонниках Таможенного союза. Как по-детски наивно выглядят разговоры о том, что стоит только нам самозабвенно кинуться в объятия братской России, как всё сразу получится. Тут сразу возникают вопросы: а почему не получилось до сих пор? и почему вдруг должно получиться теперь?
