И Осиновский - Жизнь и творчество Томаса Мора
В течение первых шести месяцев заключения в Тауэре Мор еще пользовался привилегиями, облегчавшими его тюремный быт, но затем положение резко изменилось.
3 ноября 1534 г. открылась сессия пятого парламента Генриха VIII. На ней были приняты законодательные акты, решившие дальнейшую судьбу Томаса Мора и епископа Джона Фишера, которые уже в течение семи месяцев находились в Тауэре. Парламент принял "Акт о верховенстве", который утверждал полный и безраздельный контроль короля над всей церковью страны как "верховного главы английской церкви". "Акт" решительно упразднял всякий "иностранный авторитет" и любое иностранное вмешательство в церковные дела Англии. Последнее положение недвусмысленно было направлено против папства {Согласно постановлению парламента, все платежи, десятины и доходы первого года от бенефициев и т. д., которые прежде платили папе, теперь полагалось платить королю Англии. Духовенство очень скоро почувствовало, что платежи королю значительно возросли по сравнению с тем, что прежде платили папе. См.: Е. E. Rеуnolds. Op. cit., p. 327.}. Однако следует иметь в виду, что, кроме этой декларации, "Акт о верховенстве" не содержал каких бы то ни было требований о присяге королю как главе церкви, так же как не устанавливал наказания за отказ от подобной присяги. Это важно отметить, поскольку иногда писалось, что Мор якобы отказался принести присягу королю как верховному главе английской церкви. В действительности никакой такой присяги не существовало {E. E. Reynolds. Op. cit., p. 327.}, точно так же как и в "Акте о наследовании", изданном ранее, не содержалось требования о присяге наследованию. Поэтому во время седьмой сессии парламента был утвержден второй "Акт о наследовании", который имел целью упорядочить вопрос о присяге, соответствовавшей содержанию предшествующего "Акта о наследовании". Согласно новому акту устанавливалось, что "всякий подданный короля будет обязан принять указанную присягу".
Следующей акцией парламента явилось издание "Акта об измене". Новый акт квалифицировал как государственную измену различные деяния, направленные против короля. К числу этих "злонамеренных" действий, в частности, были отнесены любые слова, написанные или сказанные против особы короля, королевы или их наследников, порочащие их королевское достоинство или же отрицающие какой-нибудь их титул. Такое расширительное толкование понятия "государственная измена" открывало безграничные возможности для злоупотреблений; достаточно было простого доноса о каких-то неосторожных высказываниях обвиняемого - и ему грозила смертная казнь за измену.
Для Мора и Фишера наиболее опасным обвинением, вытекавшим из "Акта об измене", могло стать обвинение в отрицании "одного из титулов" короля. В конце работы седьмой сессии парламента палата общин утвердила специальные акты, обвинявшие в государственной измене епископа Фишера и Мора. Обвинение против Мора гласило, что он "настойчиво, дерзко и надменно отказался от присяги". Мору и Фишеру грозила смертная казнь. Интересно отметить, что среди членов палаты общин, принявшей законы о наследовании и измене и утвердившей обвинительный акт о государственной измене Мора, находились члены его семьи: его шурин Джон Растелл, его зятья Уильям Ропер, Джайлс Херон, Уильям Дауне, Джайлс Алингтон. Трудно представить, что пережили эти люди во время парламентских дебатов по поводу законодательных актов, решивших судьбу Томаса Мора. Все они приняли требуемую присягу. Отчетов о парламентских дебатах не сохранилось.
Первый допрос Мора после того, как парламент утвердил указанные законодательные акты, состоялся 30 апреля 1535 г.
Мор на допросе заявил: "Я не совершил ничего дурного, я не говорил ничего дурного, я не замышляю никакого зла, но желаю всем добра. И если этого недостаточно, чтобы сохранить человеку жизнь, поистине тогда мне недолго жить..."
Приведенные данные о допросе Мора мы находим в одном из его писем к дочери Маргарите, написанном 2 или 3 мая 1535 г. под свежим впечатлением от случившегося {"The Correspondence", p. 550-554.}. 4 мая 1535 г. Маргарите было дано разрешение снова посетить отца в Тауэре. Вероятно, день свидания был назначен не случайно: в этот день мимо окон кельи, в которой был заключен Мор, должны были вести на казнь в Тайберн осужденных монахов-картезианцев. Давая разрешение на свидание, Кромвель, возможно, надеялся, что, увидев это страшное шествие осужденных, дочь употребит все свое влияние и уговорит отца подчиниться королю.
Стараясь утешить дочь, Мор сказал ей: "Ты посмотри, Мег, как весело идут на смерть эти праведные отцы, будто женихи на свадьбу" {W. Roper. Op. cit., p. 80.}.
В полном согласии со своим гуманистическим идеалом Мор не мог принести присягу отречения от папства, как этого требовал "Акт о верховенстве" {J. R. Tanner. Tudor Constitutional Documents. Cambridge, 1953, p. 46-48.}, т. е. признать короля главой церкви, что означало бы потворствовать деспотизму. О непримиримости Мора к деспотизму свидетельствует характерный диалог, который состоялся между ним и герцогом Норфолькским еще в то время, когда Мор только что сложил с себя полномочия канцлера. "Опасно воевать с государями, сказал герцог, - и я хотел бы, чтобы вы уступили желанию короля. Ведь, ей-богу, гнев короля равносилен смерти". На это Мор спокойно возразил: "И это все, милорд? Но тогда между мною и вами лишь та разница, что я умру сегодня, а вы - завтра" {W. Roper. Op. cit., p. 71-72.}. Этот диалог достаточно ярко характеризует необычную твердость Мора, готового скорее умереть, чем изменить своим убеждениям. Поэтому все попытки короля заставить Мора пойти на компромисс ни к чему не привели.
Долгие месяцы тюрьмы и пережитые страдания не сломили мужества Мора. Его протест против королевского деспотизма и верность своим убеждениям за это время обрели международную огласку. Испанский посол Юстас Шапюи доносил императору Карлу, что король посылал в Тауэр членов своего Совета, "поручив им потребовать от епископа Фишера и мастера Мора присягу королю как главе церкви, в противном случае накануне дня св. Иоанна (т. е. 24 июня) они будут казнены как изменники. Но, должно быть, ни угрозами, ни обещаниями добиться от них присяги оказалось невозможно, и полагают, что оба они будут скоро казнены. Однако поскольку оба являются лицами, пользующимися исключительной репутацией в этом королевстве, король, желая успокоить ропот общественного мнения, распорядился, чтобы проповедники еще в прошлое воскресенье стали проповедовать против них в большинстве здешних церквей, и это будет продолжаться и в следующее воскресенье" {"Letters and Papers of the Reign of Henry VIII", v. VIII, p. 876; E. E. Reynolds. Op. cit., p. 338.}.
1 июля 1535 г. состоялся суд над Томасом Мором. Обвинительный акт против Мора начинался с декларации, повторявшей отдельные положения "Акта о верховенстве" и "Акта об измене". В частности, говорилось, что "король, его наследники и преемники" представляют "на земле единственного верховного главу церкви Англии", а "отрицание этого или любого другого титула короля устно или письменно является государственной изменой". Обвинение против Мора основывалось на четырех следующих уликах. Во-первых, во время допроса 7 мая 1535 г., когда Мора спрашивали, признает ли он короля верховным главой церкви, Мор "злонамеренно и преступно" молчал. Второй пункт обвинения гласил, что 12 мая 1535 г. Мор послал епископу Фишеру письма с целью ободрить и поощрить его позицию, а также сообщить, что сам он придерживается молчания. Кроме того, во время того же допроса 12 мая Мор сказал: "Акт парламента подобен обоюдоострому мечу, ибо если (по поводу "Акта о верховенстве" короля. - И. О.) дашь один ответ - погубишь свою душу, дашь другой ответ - погубишь свое тело". Третий пункт обвинения фактически в более пространной форме повторял вышеизложенный пункт. Здесь указывалось, что Мор и Фишер по закону об измене являются соучастниками, так как оба они на допросах говорили: "Парламентский статут подобен обоюдоострому мечу". Наконец четвертый пункт обвинения против Мора основывался на свидетельстве сэра Ричарда Рича, в беседе с которым Мор якобы сказал, будто король не может быть главой церкви, и этим самым он "злонамеренно" упорствовал в своей измене. Таким образом, обвинение в измене фактически сводилось к отказу обвиняемого признать один из титулов короля, заключавший в себе безумную и деспотическую претензию на полное духовное подавление подданных.
Профессор Рейнольдс, специально исследовавший судебный процесс Мора, подчеркивает, что во времена Тюдоров в подобных судебных процессах об измене для суда было обычным явлением исходить из своеобразной презумпции виновности обвиняемого. Предполагалось, что "всякий обвиняемый в измене виновен". Признание виновности обвиняемого было, по мнению Рейнольдса, "скорее политическим, нежели юридическим актом". При Генрихе VIII, например, считалось вполне достаточным иметь свидетельское показание против обвиняемого хотя бы одного лица. Никакого доказательства виновности фактически и не требовалось, так как приговор был заранее предрешен. И хотя имелось жюри присяжных, оно не руководствовалось свободным решением, но исходило из заранее планируемого приговора.
