Андрей Константинов - Бандитский Петербург
Началось следствие, которое не было слишком долгим – уже в начале ноября дело передали в суд. 11 ноября питерские газеты вышли с первыми отчетами о судебном заседании, но… в это время Пантелеев был уже на свободе. Ему помог бежать не фанатик-эсер, как это изображалось в фильме «Рожденные революцией», а специально внедренный питерскими бандитами в тюрьму человек. В ночь с 10 на 11 ноября 1922 года во всей тюрьме вдруг погасло электричество. Пантелеев, Гавриков, Рейнтон (Сашка-Пан) и Лысенков (Мишка Корявый) вышли из камер и спокойно спустились по винтовой лестнице с четвертого этажа, миновали главный пост, прошли в комнату для свиданий, выбили там стекло в окне, выскочили во двор, потом перелезли через двухсаженную стену (и все это – вчетвером) и скрылись, никем не замеченными… (Странная история, не правда ли, Уважаемый Читатель? Если учесть, что везде дежурили постовые… Даже если в тюрьме и была одна-две бандитских «внедренки» – остальные-то сотрудники не могли же все разом вдруг ослепнуть и оглохнуть!)
Вот тут уже вокруг имени Пантелеева начинается настоящий бум, весь Питер встает на уши, милиция и ЧК, естественно, тоже. А шайка Пантелеева начинает между тем снова раздевать прохожих на улицах. Сам Фартовый все больше нервничает, психует, налегает на наркотики и водочку, у него развивается маниакальная подозрительность, его гложет предчувствие скорого конца. Один он уже не ходит – в притоны и рестораны его всегда сопровождают два телохранителя. В карманах тужурки Пантелеева всегда два взведенных револьвера, он готов стрелять в любого, кто вызывает у него малейшее сомнение (именно так погибли инженер Студенцов и его жена, – Леньке показалось, что Студенцов достает револьвер).
9 декабря 1922 года Пантелеев и Гавриков попадают в засаду у ресторана «Донон». И вновь фартовому удается уйти – уже после успешного, казалось бы, задержания. Петроград уже просто бурлил слухами – люди в открытую говорили, что милиция – «в доле» с бандитами, что Пантелеев вообще неуловим. На стенах питерских домов стали появляться издевательские надписи, типа: «До 10 вечера шуба – ваша, а после 10 – наша!» Стоит ли говорить, что и это «творчество» молва приписывала Пантелееву, хотя он, скорее всего, к нему никакого отношения не имел. Леньке было не до шуточек, он хотел одного – быстрее сорвать какой-нибудь крупный куш и уйти за кордон. Страх постепенно превратил Пантелеева в полусумасшедшего, его стали бояться даже ближайшие подельники. Во время налетов на квартиры Ленька теперь безжалостно стреляет в беззащитных людей – видимо, убийствами он пытался заглушить свой собственный ужас. (Особо зверским было убийство семьи профессора Романченко, проживавшей в доме N 12 по улице Десятой роты Измайловского полка – там расстреляли всех, не пожалели даже собаку.)
Между тем правоохранительные органы, получив информацию о намерении Пантелеева уйти за кордон, поняли, что медлить больше нельзя. В местах возможного появления Фартового были организованы засады (то ли 27, то ли 28 засад – для тех времен это более чем круто). Наиболее «перспективным» местом считалась «хода» на углу канала Грибоедова и Столярного переулка, которую содержал некто Климанов, дальний родственник Леньки. В ночь на 11 февраля 1923 Фартовый действительно пришел туда, но увидел сигнал тревоги – горшок с геранью, видимо, его успела выставить на окно одна из сестер Леньки – то ли Вера, то ли Клавдия – их обеих тогда арестовали на этой ходе. (Сестрички-то были, кстати, еще те «штучки» – они вместе с Ленькой иногда участвовали в налетах.) Отстреливаясь, Пантелеев ушел и на этот раз, но запас его везения кончился.
По агентурным каналам чекисты получили информацию о том, что в ночь на 13 февраля по адресу Лиговка, 10, состоится «сходняк», на котором должен быть и Пантелеев. (Этот дом до революции принадлежал министру двора Его Императорского Величества барону Фредериксу, который сам там, естественно, не жил, а сдавал его внаем. Репутация этого адреса была, прямо скажем, совсем не «баронская» – в нем постоянно гудели «притоны», «малины» и т.д.). В последний момент кто-то из чекистов вспомнил, что у Мишки Корявого, ускользнувшего из засады у Климанова вместе с Ленькой, есть любовница-проститутка, некая Мицкевич, проживавшая по адресу Можайская, 38 (этот район – от Загородного проспекта до Обводного – до революции назывался Семенцами – из-за находившихся поблизости казарм лейб-гвардии Семеновского полка. До революции эти места считались одними из самых криминогенных кварталов Питера). На всякий случай засаду послали и к Мицкевич, но поскольку Фартового ждали на Лиговке, на Можайскую отправили самого молодого сотрудника – Ивана Брусько с двумя преданными красноармейцами. По закону подлости Пантелеев, проигнорировав «сходняк» в доме барона Фредерикса, явился как раз на Можайскую. Брусько и Пантелеев выстрелили друг в друга почти одновременно, но фарт фартового закончился – он промахнулся, а вот пуля молодого чекиста Вани оказалась смертельной… Мишку Корявого удалось взять живым. В эту же ночь на Международном проспекте был задержан и Александр Рейнтон, на улице 10-й роты Измайловского полка милиция арестовала супругов Лежовых – наводчиков Пантелеева…
Вот и вся история про банду Пантелеева. Питерцы не верили, что он убит, и властям пришлось пойти на беспрецедентный шаг – выставить его труп на всеобщее обозрение. В воровской среде еще долго ходили легенды про где-то спрятанные клады Пантелеева… (В 90-х годах точно такие слухи будут ходить в Питере про сокровища бандита Мадуева, приговоренного в 1995 году к расстрелу и прославившегося своим «тюремным романом» со следователем прокуратуры Натальей Воронцовой, передавшей преступнику в «Кресты» револьвер для побега. Людям свойственно верить в романтические тайны, но, скорее всего, и у Пантелеева, и у Мадуева никаких сокровищ остаться не могло – жить в розыске, когда на тебя идет настоящая охота, – очень дорого, нужно постоянно менять жилье, документы, одежду, платить взятки, платить за информацию, за оружие…)
А одна легенда, связанная с Пантелеевым, дожила и до наших дней – якобы где-то, то ли в ФСБ, то ли в милиции в каком-то закрытом музее хранится заспиртованная голова Фартового. Поверить в это трудно, но в 1995 году автору довелось услышать эту легенду из уст одного довольно большого милицейского чина. Более того, этот чин утверждал, что он лично ВИДЕЛ голову Пантелеева.
После ликвидации команды Леньки Пантелеева питерский бандитизм пошел понемногу на спад. Нет, конечно, до полной стабилизации было еще очень далеко – грабежи, убийства, разбои продолжались, но размах был уже не тот. Продолжатели традиций Белки и Фартового не успевали, что называется, «набирать вес». В конце весны 1923 года появилась было в Петрограде банда некоего Эмиля Карро, промышлявшая все теми же «самочинками» с поддельными ордерами Угрозыска, но уже в начале июля того же года эта команда, состоявшая из шести человек, была взята по адресу Мало-Царскосельский проспект д. 36 кв. 73. Сам Эмиль пытался было оказать сопротивление и даже вытащил револьвер – но все это было как-то вяло, неубедительно, без того молодецкого задора, что отличал бандитов прежних лет. Менялось время – менялись и уголовные «темы». В моду вновь начали входить преступления ненасильственного характера. НЭП оживил деловую жизнь в городе, у людей снова появились деньги – всплыли и мошенники с ворами. С начала 1923 года питерских любителей дешевых бриллиантов начала беспощадно «кидать» шайка «фармазонов», возглавляемая неким Лебедевым. Принцип их работы был прост – жертве где-нибудь на улице предлагалось купить бриллиант по очень смешной цене. Жертва оставляла фармазону денежный залог и отправлялась к ювелиру для оценки – ювелир, естественно, устанавливал, что бриллиант изготовлен из хорошего стекла, а мошенник с залогом исчезал. Шайка Лебедева была достаточно крупной – в ней состояло более пятидесяти человек, но к середине лета 1923 года она практически полностью была ликвидирована. Оживились и «городушники» – специалисты по кражам с магазинных прилавков, среди них в авторитете были воры старой закалки – некто «Длинный» и Литов-Николаев, откликавшийся, впрочем, на еще несколько фамилий.
Поскольку в сейфах разных учреждений стали появляться деньги, активизировались и питерские «шнифера» – потрошители питерских шкафов и сейфов. Команда Григория Краузе – Петра Севастьянова только с июля по октябрь 1923 года вскрыла несгораемые шкафы в десяти государственных учреждениях, похитив в общей сложности 168 425 рублей (сбытчиком краденого у этой компании, кстати, был некто Юдель Левин – беда прямо с этими Левиными, ей-богу. – А. К.). В эту компанию входил знаменитый Георгий Александров, по кличке Жоржик. Когда в ноябре 1924 года всю шайку арестовала милиция, Александров начал «косить» под душевнобольного и сумел сбежать из психиатрической больницы. На свободе Жоржик продолжал с маниакальным упорством взламывать сейфы трестов и кооперативов. В мае 1925-го его с двумя помощниками все-таки удалось задержать. Параллельно с шайкой Краузе – Севастьянова Александрова теми же, в принципе, проблемами занималась команда Морозова (кличка Кобел) – Галле (у этого помимо «дополнительных» фамилий Дубровский, Бабичев, Галкин была еще достаточно оригинальная кличка – «Альфонс Доде»). Эта дружная семья шниферов базировалась вокруг пивной «Кострома» на Крюковом канале, хозяйкой которой была Наталия Бахвалова, «женщина безусловно приятная во всех отношениях», а вдобавок еще и надежная скупщица краденого. Кроме того, в эту же воровскую «вязку» входили известный гастролер из Москвы Ермаков (он же Изразцов, Притков и Тимофеев), Петров (по кличке «Кирбалка»), Тихонов по кличке (Васька-Козел), Грицко (Шурка-Матрос). Запасной штаб-квартирой этой милейшей компании заведовал старый вор и скупщик краденого Кургузов, откликавшийся на прозвище Кузьмич. Кстати говоря, квартира этого Кузьмича, находившаяся недалеко от «Костромы» на Крюковом канале, была в то время одним из самых крупных пунктов сбыта краденого в Питере. Однако развернуться по-настоящему и эта шайка не успела – ее ликвидировали весной 1925 года. Тем временем в Питере подрастала новая, «талантливая и перспективная» молодежь. На Васильевском острове попытался создать нечто вроде организации юных уголовников некий Алексей Кустов по кличке «Кукла». «Куклой» его прозвали за чрезвычайно миловидную внешность, он был таким хрупким и изящным, что его принимали за подростка не старше 12 лет, хотя Алешке было уже около 16. «Кукла» происходил из семьи с крепкими уголовными корнями – его отец был расстрелян за грабеж еще в 1919 году. Два его брата были опытными рецидивистами, сестренка тоже профессионально занималась воровством. Когда Кустов оказался на улице, он не растерялся, а принялся строить из детей-беспризорников настоящую законспирированную шайку со строжайшей дисциплиной и четким разделением труда: одни его подчиненные крали из домов, другие – из магазинов, третьи – шарили по карманам. Для поддержания дисциплины в организации, «Кукла» всегда держал при себе здоровенного туповатого амбала по кличке «Комендант», который, не задумываясь, избивал «нарушителя» по Алешкиному сигналу. Позже «Кукла» подрастет и станет достаточно известным и авторитетным взрослым вором. Похожая организация существовала и на Петроградской стороне, в трущобах беспризорников в районе Гатчинской улицы, и на Лиговке. Имена юных лидеров Петроградской затерялись, а литовской шпаной верховодили такие яркие представители «нового поколения», как Володька-Зубоскал, Сашка-Букса, Ванька-Кундра и Витька-Бобик. Что же касается действительно серьезных взрослых банд, то к середине 20-х годов их осталось в Ленинграде совсем немного – по крайней мере, по сравнению с первыми лихими послереволюционными годами. Причин этому несколько: и ужесточение политики карающих органов, приведшее к просто физическому уничтожению «цвета» питерского бандитизма, и эмиграция тех, кто успел скопить хоть какой-то капиталец, и общая переориентация преступного мира на менее насильственные преступления. Одними из последних «могикан» классического питерского «огнестрельного» бандитизма стали братья Лопухины – Борис, Павел и Николай, начавшие свою «карьеру» летом 1924 года. Борис и Николай Лопухины в течение почти всего 1925 года грабили винные магазины, артельщиков и инкассаторов. В конце 1925 года они были схвачены, но 6 февраля 1926 года Павел Лопухин напал на конвой, сопровождавший братьев в тюрьму, и отбил их, убив старшего конвоира. Несколько дней братья метались по городу, отстреливаясь от погонь, но вскоре все трое были вновь схвачены. По приговору суда Бориса и Николая расстреляли, а Павел получил 10 лет…
