Лев Поляков. - История антисемитизма.Эпоха знаний
Вид и манера держаться заключенных, хорошо или плохо он был побрит, также влияли на этот выбор. В левой колонне также оказалось несколько молодых женщин. Правая колонна состояла из более пожилых мужчин, стариков, большинства женщин, детей и больных…
Женщин из левой колонны пешком отправляли в соседний лагерь, мужчин увозили на грузовиках и прицепах, нагроможденными друг на друга. Заключенных из правой колонны увозили на грузовиках.
В моем эшелоне из 1200 депортированных отобрали довольно большую часть мужчин (около трехсот), а также нескольких женщин. Это исключительно большое количество. Очень редко, когда отбирают больше ста пятидесяти или двухсот мужчин на эшелон".
Гесс, располагавший более точными данными, оценивал число евреев, отбираемых для работы, в среднем в двадцать пять про-пентов.
В Освенциме мистификация во время прибытия новых узников заходила дальше, чем в других лагерях, причем ее легче было осуществлять, когда речь шла о депортированных из других стран кроме Польши. В результате получившие отсрочку от уничтожения из "левой колонны" чаще всего были уверены, что раньше или позже увидят своих детей и близких. Со своей стороны Гесс настаивал на "прогрессе по сравнению с Треблинкой, который заключался в том, что если в Треблинке жертвы почти всегда знают, что они будут уничтожены, то в Освенциме мы шутим с ними, и убеждаем их в том, что они должны пройти обработку для уничтожения вшей".
Для этих целей на стенах вестибюлей при входе в газовые камеры были прикреплены вешалки для одежды с номерами, и эсэсовец или капо (привилегированный заключенный), который направлял группу, рекомендовал хорошо запомнить свой номер; куски мыла из песчаника, раздаваемые заключенным, еще больше усиливали иллюзию. Во время своего процесса Гесс с некоторой гордостью говорил обо всех этих уловках, которые по его мнению были одновременно и эффективными и гуманными. Американский психиатр, освидетельствовавший Гесса во время процесса в Нюрнберге, в своем заключении охарактеризовал его как "умственно нормального, но имеющего признаки шизоидной апатии и бесчувственности, характерных для настоящего психоза".
Сам Гесс объяснял это проще и, конечно, лучше:
"Мысль о неподчинении приказу не могла даже возникнуть, каков бы ни был этот приказ… Вы не можете понять наш мир… Я обязан был подчиняться, а теперь должен терпеть последствия…"
Вот как об этом эсэсовском "нашем мире" говорил сам главный шеф СС Гиммлер в октябре 1943 года перед своими высокопоставленными сотрудниками:
"Я хочу поговорить с вами об эвакуации евреев и уничтожении еврейского народа. Об этом легко говорить. Каждый член партии заявляет: "Еврейский народ будет уничтожен, это ясно, это часть нашей программы: уничтожение евреев – мы сделаем это", а потом они приходят, восемьдесят миллионов добрых немцев, и у каждого есть свой "хороший" еврей. Разумеется, все остальные – это свиньи, но вот этот, это еврей высшего качества. Никто из тех, кто рассуждает таким образом, не видел трупов, ни один не был там. Большинство из вас знают, что означает видеть груду из ста трупов, или из пятисот, или из тысячи. Пройти через это и тем не менее, с учетом некоторых слабостей человеческой природы, остаться честными людьми, вот что нас закалило, Это славная страница нашей истории, которая не была и никогда не будет написана…"
Эти высказывания помогают нам понять, как могло получиться, что немцы в целом лишь очень приблизительно представляли себе участь, на которую были обречены евреи, ничего не зная о том, как они умирали, и не стремясь это узнать.
Однако пора вернуться в Освенцим. Судьба евреев, получивших отсрочку, была разной, потому что мир концентрационного лагеря в целом имел своеобразную иерархическую структуру. Некоторые из заключенных по причине срока давности, происхождения, но прежде всего благодаря собственной ловкости и интуиции ухитрялись подняться на должности, дававшие очень большую власть. Эти капо чаще всего были из старых немецких заключенных, переведенных из лагерей первых лет Третьего рейха. Они становились винтиками эсэсовской машины и вследствие практически неизбежно проявляющегося с течением времени миметизма обыкновенно приобретали типичные для СС черты; жестокость, лексику, общую манеру поведения и даже стиль одежды, прежде всего сапоги. Напротив, евреи, что едва ли требует специального упоминания, относились к самой низшей категории, хотя некоторые из них, в частности врачи, химики и художники, а также музыканты, которым удавалось понравиться эсэсовцам (в мире Освенцима было несколько оркестров), избегали благодаря своим талантам изнурительных принудительных работ на открытом воздухе. Эти работы в условиях постоянного недоедания доводили срок "надежды на жизнь" рядовых каторжников-евреев максимум до нескольких месяцев.
Для них в бараках устраивали так называемые частичные селекции, которые всегда проводились неожиданно. Один из выживших узников доктор Жорж Веллерс описывает их следующим образом:
"Немцы заставляли маршировать перед собой совершенно голых людей, блок за блоком, и один взгляд, брошенный на ягодицы, решал их судьбу, поскольку никакая другая часть человеческого тела не выдает столь точно степень худобы… Скелеты и полускелеты предпринимали героические усилия, чтобы на одну минуту предстать перед немцами бодрыми, энергичными, выпятив грудную клетку, лишенную плоти, идущими спотыкающимся, но решительным шагом. Но безжалостные ягодицы не допускали никакого притворства!"
Когда благодаря удачному стечению обстоятельств каторжники-евреи такого рода, сумевшие избежать частичной селекции и газовой камеры, раньше или позже превращались в человеческие развалины, которые на жаргоне Освенцима назывались "мусульманами":
"Пока они еще ходили, они двигались как автоматы; остановившись, они были не способны ни на какое другое движение. Они падали на землю в полном изнеможении: им ни до чего не было дела. Их тела загораживали проход, можно было ходить по ним: никакого протеста, никакого крика боли не срывалось с их приоткрытых ртов. Капо и даже эсэсовцы могли их бить, толкать, они не двигались, они были совершенно безучастными ко всему, Это были существа без мысли, без реакции, можно даже сказать без души…"
Йозеф Вулф, бывший заключенный-еврей, находившийся в относительно привилегированном положении, рассказывает о разговоре, который у него однажды был с одним немецким собратом по заключению, по поводу Ганди, обратившегося до начала войны с призывом к евреям Германии, рекомендуя им отказ от насилия. Оба собеседника пришли к согласию: в нацистском лагере Ганди оказался бы одним из первых заключенных, которые становятся "мусульманами".
Бесчисленные заключенные, как евреи, так и неевреи, сумели найти в Освенциме адекватный ответ. Большинство их актов сопротивления никогда не станет известным; многие другие во-шли в историю лагеря. Самым впечатляющим, как в Треблинке и Собиборе, стало восстание одной из постоянных еврейских команд, обслуживавших печи крематория. Оно стало возможным благодаря четырем польским евреям, работавшим на заводе по производству боеприпасов и сумевшим раздобыть небольшое количество динамита, который они приносили каждый день крошечными порциями, 6 октября 1944 года команда взорвала печь третьего крематория. В результате последовавшего столкновения четверо эсэсовцев были убиты и многие ранены. Ни один из членов этой команды не остался в живых. Несколько десятков человек из команды, обслуживавшей второй крематорий, оказались единственными среди заключенных этой категории, которым выпал шанс дожить до освобождения лагеря русской армией.
Десятки тысяч заключенных неевреев различных национальностей также погибли в Освенциме; среди их главных преимуществ было то обстоятельство, что в процессе депортации и последующих испытаний с ними не было их детей, а также возможность, как правило, умирать естественной смертью, если только смерть от недоедания или болезни можно считать таковой.
Совершенно особым было положение цыган, поскольку они представляли для руководителей Третьего рейха идеологическую дилемму. Дело в том, что с "расовой" точки зрения было неудобно оспаривать их арийское происхождение, тем более что их язык был ближе к индийскому санскриту, чем все европейские языки. Но разве в политическом, или скорее полицейском, плане они не были самым "асоциальным" элементом? Можно думать, что этим противоречием объясняются контрасты их судьбы в 1939-1945 годах. На Востоке, затопленном огнем и кровью, они были ликвидированы специальными отрядами ("Einsatzgruppen") примерно таким же образом, как евреи. В оккупированных странах западной и южной Европы они подверглись тотальной депортации и интернированию в начале войны, в том числе и бывшие члены гитлеровской молодежной организации, а затем в начале 1943 года большинство было переведено в Освенцим.
