Валерия Пустовая - Матрица бунта
Наблюдательность в его рассказах часто оборачивается пересказом событий, за которыми, если вдуматься, не стоит никакого «второго» смысла. В Карасеве мало тайны, а значит, изображаемый опыт армии и войны им самим не вполне осмыслен, не переработан в обобщающие символы и мысли.
Все это делает рассказы Карасева слишком близкими к публицистическим заметкам. Художественные образы подменяются логическими характеристиками. Слишком много пересказов, мемуарных сжатий впечатлений до сухого событийного реестра: «Деятельность Изюмцева характеризовалась еще тем, что…»; «От Изюмцева я узнал, что в 2002 году подорвался на растяжке старший лейтенант Цыганков. Одного из немногих, Цыганкова любили солдаты. Он был из того редкого типа офицеров, которые хоть и называют в своем кругу солдат обезьянами или бобрами и искренне верят в их отсталое умственное развитие, но никогда не позволят себе открытого презрения и оскорбления»; «Потом я узнал, как морально тяжело именно на четвертом месяце в Чечне, как притупляется инстинкт самосохранения и все валится из рук, позже это проходит, но лучше все-таки смениться».
Короткий рассказ сейчас «фирменный» жанр Карасева. Камерность идет ему. И все-таки даже в малой форме автор, бывает, нарушает цельность произведения, максимально дробит повествование. В рассказе «Капитан Корнеев» — шесть частей, но и они, если вчитаться, в свою очередь неподчеркнуто, но очевидно дробятся на фрагменты. Много описаний личности Корнеева, рассуждений о том, был ли он трусоват (как о нем сплетничали) или же нет, — в этих многозначительно поданных подробностях на самом деле мало конфликта, напряжения, мало отношения к сюжету рассказа, к образу рассказчика.
Часто бывает слаб в рассказах Карасева и финал — говорю это на основании не только упомянутых выше произведений, но и опубликованных позже: в подборках «Дружбы народов» (2005. № 4) и «Нового мира» (2005. № 3). Тут-то и проявляется недоосмысленность темы. В финале Карасев часто демонстрирует многозначительную открытость, незавершенность, недоговоренность, которые на деле вызывают подозрение, что автору просто нечего сказать и он на прощание недоуменно разводит руками. Художественный мир Карасева слишком равен изображаемой действительности, в его прозе слишком много перенесенного с земли на страницы — как есть. И финалы его рассказов вписаны в эту стратегию правдоподобия: ведь жизнь после окончания рассказа продолжается, а значит, можно умолкнуть на любой подвернувшейся сценке, на любой оказавшейся последней в перечне воспоминаний детали. Но в литературе жизнь не может говорить за саму себя, ей нужен переводчик — автор. Самые острые, исключительные подробности, самые правдоподобные наблюдения в рассказах Карасёва гаснут без подсветки порой неясного самому автору художественного замысла.
Испытание миром
Что дальше?
На данный момент литературная судьба Бабченко мне неизвестна — отпустила ли его боль войны?
Активно мостит из кирпичиков рассказов свой писательский путь Карасёв. Его новые вещи так или иначе касаются темы войны — пусть и в образе офицера на «гражданке». Он акцентированно использует армейскую лексику, строго следуя выбранной стратегии правдоподобия. Из его новых произведений я бы отметила только рассказы «Ферзь» («Октября». 2005. № 5) и «Чрезвычайное происшествие» («Дружба народов». 2005. № 4). В них есть ощутимый прорыв автора к большей эмоциональной глубине, отчетливая неслучайность деталей. Наконец, в «Ферзе» видна эволюция авторского языка в сторону большей образности, иносказательности — в нем нет пересказов и скороговорки, и резкое передвижение от картинки к картинке захватывает дух.
Остальные рассказы Карасёва кажутся мне «проходными». Такие произведения публикуются для того, чтоб имя нового писателя попросту не забылось. Никакого прорыва в них нет.
Такие же «проходные» произведения успели опубликовать, в свою очередь, и Прилепин, и Гуцко. Это рассказы Гуцко «Осенний человек» («Октябрь». 2004. № 5) и Прилепина «Какой случится день недели» («Дружба народов». 2004. № 12). И если произведение Гуцко ничего не добавляет к прежнему образу автора, то новый рассказ Прилепина прямо компрометирует его как писателя, так что удивительно, почему журнал вообще решил его публиковать.
В рассказе повторяются самые второстепенные и спорные мотивы романа «Патологии». Образы собак, девушка-ребенок, эгоизм любви. Рассказ высвечивает один из главных провалов художественного мира Прилепина — неправдоподобие женского образа. Романная Даша и Марысенька из рассказа похожи как сестры: умиляющими рассказчика трусами, попочками, соблазнительностью и инфантильностью. В героине не узнаешь живой женщины, она соткана из стародавних писательских предрассудков: сентиментальность, слащавая хрупкость (все ее вещи и части тела названы с уменьшительными суффиксами), приглуповатость, — только вот не недотрога: коррективы вожделеющей эпохи, знаете ли.
Весь рассказ основан на неправде разного развеса: надуманность или просто недомыслие. Автор подает описываемое им как норму поведения счастливого человека. Итак, если у такого, нормального, влюбленного и счастливого, человека, к тому же увлеченного дружбой с уличными щенками, вдруг эти самые щенки пропадут… О, он пойдет искать пропажу в обитель бомжей, так как его подруга от большого ума предположила, что какие-то бомжи схватили щенков и съели. Он продемонстрирует презрительное, с акцентированным отвращением и страхом, чувство к этим бомжам, не отдавая себе отчета в том, что «бомж» — не моральная или эстетическая категория, а просто бюрократическое обозначение чужой бездомной беды. Он выкажет заодно и потребительское отношение к одному старому актеру — поскорей бы сделать с ним интервью, а то он умрет, а нам с Марысенькой надо денежек на мороженое. Этого нормального, счастливого человека не раз захочется назвать дураком и мерзавцем — в качестве комментария к иным его репликам и поступкам. А его любовь — элементарным вожделением, в котором нет ни познания друг друга, ни общения, ни серьезной дружбы.
Будем надеяться, что после такого — очень случайного и непродуманного — шага Прилепин напишет что-то действительно достойное себя и своего романа[115]. В отличие от него Денис Гуцко уже успел опубликовать роман «Без пути-следа» («Дружба народов». 2004. № 11–12), своеобразно продолжающий его повесть и во многом более зрелый, чем она.
В романе тот же герой — вернувшийся из армии Дмитрий Вакула, те же темы родины, национальности, развала СССР. Но это уже действительно роман: публицистическая (герой добивается русского гражданства, по недоразумению отобранного у него, и ищет престижную работу), любовная (герой между двух женщин), философская (в финале заботы героя отступают на второй план, и он понимает, что за ними он потерял себя, свою жизнь, свою мечту о себе) сюжетные линии складываются в широкую картину современной жизни, в лицах и массе, в типах и масках. Роман, как обычно у Гуцко, начинается с публицистических замечаний о современности, а заканчивается вскрытием тайного, философского сюжета — истории о человеке, который не смог отстоять себя у ложной свободы новой эпохи, смалодушничал, прогнулся под изменчивый мир. Роман беллетристически качественен, как все вещи Гуцко. Он захватывает — не сразу, постепенно, но прочно и до конца. Между тем стойкая добротность и традиционная эпичность прозы Гуцко может смутить: не слишком ли в нем все гладко и ожидаемо?
Опыт войны легко провоцирует на писательство. Соблазнительно: выговориться, отвести душу, мгновенно привлечь внимание читающего сообщества «гражданских». Самые острые и удачные произведения пишутся непосредственно после ранения войной. Но не самые многообещающие. Проходит время, боль, вдохновение — уходит тема. «Гражданка» оказывается полна своих мин и тюрем, только они уже не ранят остро, воодушевляюще, а ковыряют изнурительно, нудно.
Выстоят ли наши герои в повседневных битвах гражданского мира?
(Опубликовано в журнале «Новый мир». 2005. № 5)
Примечания
1
По сборникам «Жизнь в мелкий цветочек» (М., АСТ, 2010) и «Книга обманов» (М., АСТ, 2011).
2
По книгам «Недетская еда: Без сладкого» (М., ОГИ, 2010), «Валерий» (М., НЛО, 2011), «Устное народное творчество обитателей сектора М1» (М., АРГО-РИСК, 2011), подборке рассказов «Короче» («Новый мир», 2007, № 6).
3
По книгам «Сантехник, его кот, жена и другие подробности» и «Ева» (М., АСТ, 2011).
4
Компьютерная программа, имитирующая действия человека.
5
По книгам «Люди в голом» (М., Ад Маргинем Пресс, 2009) и «Скунскамера» (М., Ад Маргинем Пресс, 2011).
