Питер Хопкирк - Большая Игра против России
Янгхасбенд обратил внимание, что на карте Громбчевского изображение беспокойного памирского «окна» было окаймлено красным — очевидное подтверждение факта, что русские знали о существовании безлюдных земель, где соприкасались Россия, Китай, Афганистан и Британская Индия. Британцы, настаивал Громбчевский, вызвали российскую враждебность по отношению к себе в Азии, потому что упорно вмешивались в события на Черном море и балканском регионе, пытаясь мешать тому, что Санкт‑Петербург считал там своими законными интересами. Когда Россия нападет на Индию — а Громбчевский думает, что это только вопрос времени, — в поход отправится не ограниченный контингент, как, похоже, полагают британские стратеги, а что‑нибудь тысяч 400 войск. Янгхасбенд знал, что британские эксперты, включая Макгрегора, полагали, что в подобной местности можно развернуть максимум 100 тысяч. И поинтересовался у Громбчевского, как же снабжать столь многочисленную армию, если, оставив позади железную дорогу, они одолеют горные преграды, защищающие Северную Индию? Тот ответил, что неприхотливый российский солдат идет, куда приказано, и не слишком беспокоится о транспорте и снабжении. Он смотрит на командира как на отца родного, и если в конце изнурительного дневного марша или сражения не находит ни воды, ни продовольствия, то обходится без них. Тянет бодро, пока не упадет…
Затем они заспорили об Афганистане, форпосте защиты Индии, стране, которая непременно будет затронута, если вспыхнет война за Индию. Англичанам, заявил Громбчевский, давно нужно было в интересах обеспечения собственной безопасности аннексировать его вместе с прочими мелкими княжествами региона. Методика использования субсидий и соглашений, утверждал он, не дает никаких гарантий против предательства. Эмир Абдур Рахман, по его словам, никогда не был англичанам настоящим другом. В случае войны обещание доли индийских сокровищ перевесит все, и он кинется в объятия русских, среди которых долго жил до восшествия на трон. Кроме того, если помощь окажется рядом, туземные общины Индии поднимутся против британских угнетателей. Но этот фактор, указал Янгхасбенд, обоюдоострый, а что если британцы натравят афганцев и прочих против среднеазиатских территорий России с призом в виде легендарных сокровищ Бухары и Самарканда? Обширные владения царя к востоку от Каспия очень уязвимы, а самые слабые точки Индии хорошо укреплены. И такая полемика под водку и блины продолжалась далеко за полночь. Проходила она, возможно, эмоциональнее, чем в академических кругах, но зато с отменным чувством юмора. Это был незабываемый вечер: впервые поглощенные Большой Игрой соперники сидели на границе лицом к лицу и вели открытый спор. И было это не в последний раз.
Через два дня, разделив поровну содержимое припасенной Янгхасбендом бутылки бренди, офицеры приготовились отправиться каждый в свою сторону. На прощание гуркхские стрелки приветствовали российского офицера, взяв «на караул. „Русский, — сообщил Янгхасбенд, — был ошеломлен точностью их движений по сравнению с казаками, как один крепкими ребятами, но совсем без регулярной выучки. Русский капитан поздравил гуркхов с отличной выправкой, а малорослый гуркхский хавильдар, или сержант, драматическим шепотом попросил Янгхасбенда обязательно втолковать высоченному Громбчевскому, что большинство гуркхских стрелков гораздо выше их“. Русский был немало удивлен, когда Янгхасбенд рассказал ему про столь бесхитростную попытку его обмануть. Приказав своим казакам: „Шашки наголо!“ — их эквивалент взятия „на караул“, Громбчевский сказал Янгхасбенду сердечное „прощай!“, высказав надежду, что однажды они встретятся снова: если будет мир — в Санкт‑Петербурге, если война — на границе. „Он добавил, — вспоминал Янгхасбенд, — что в любом случае я могу рассчитывать на теплый прием“.
В то время как его британский соперник продолжал исследовать регион перед встречей с правителем Хунзы, Громбчевский со своими казаками двинулся на юг к Ладаку и Кашмиру. Он надеялся получить от британского резидента, который ведал подобными вопросами, разрешение там перезимовать. Янгхасбенд предупредил, что британцы никогда не позволят войти в Ладак российскому офицеру в полной форме и конвою из семи вооруженных казаков. Хотя он не объяснял детально, но так и было, тем паче применительно к офицеру, известному своим участием в политической игре. Однако это не остановило Громбчевского, который сам привык выбирать свой путь. Ожидая в Шахидуле ответа британцев, русский решил с пользой провести время, двинувшись на восток и исследуя отдаленный Ладак — Тибетский пограничный район. Но незнание опасностей зимы на такой высоте подвело его, и разведка могла закончиться катастрофой. Отряд потерял всех своих лошадей и поклажу, а обмороженные и голодные казаки так ослабели, что не могли нести винтовки. Им посчастливилось вернуться в Шахидулу живыми, но, как говорили, даже через несколько месяцев Громбчевский все еще ходил на костылях.
Сам Громбчевский обвинял в своих неудачах англичан, не дававших ему разрешения войти в Ладак. Но в инциденте присутствует элемент тайны. Похоже, в этой без пяти минут трагедии отчасти виноват Янгхасбенд. В написанном позднее конфиденциальном примечании он сообщил, что втайне сговорился с новыми «друзьями» в Шахидуле направить русских на опасный путь, подстрекая их на рискованную поездку. Возможно, он не до конца осознал всю опасность, хотя искренне признал, что намеревался «вызывать опасные проблемы и потерю партии». Весьма показательно, что в последующих отчетах о его встречах с Громбчевским он об этом эпизоде не упоминает. А тот показывает, что Большая Игра отнюдь не всегда была столь джентльменским делом, как иногда изображают.
Много лет спустя после российской революции Янгхасбенд с удивлением получил пришедшее как гром среди ясного неба письмо от своего старого соперника. К нему прилагалась книга, которую тот написал о своих приключениях в Центральной Азии. При старом режиме, сообщал он Янгхасбенду, он дослужился до генерал‑лейтенанта и получил множество наград и высокие назначения. Но в 1917 году большевики отобрали все имущество и бросили его в тюрьму в Сибири. Благодаря японцам он сумел выйти на свободу и бежать в Польшу, куда еще раньше перебралась его семья. Контраст между судьбами двух этих мужчин вряд ли мог быть более разительным. Янгхасбенд в расцвете славы был возведен в рыцарское звание, стал президентом Королевского Географического общества и осыпан наградами и почестями. Громбчевский сильно нуждался, остался одинок и стал настолько плох, что не мог встать с постели. Вскоре Янгхасбенд узнал, что человек, которого когда‑то в глубине души опасались руководители обороны Индии, скончался. Однако в то время, о котором идет речь, Громбчевский все еще считался на границе крупной фигурой.
* * *
После отъезда русского соперника и завершения собственного обследования региона Янгхасбенд перевалил через горы для встречи в Хунзе с правителем Сафдаром Али. Это была необычайно тонкая и ответственная задача для молодого офицера, к которому, впрочем, с исключительным уважением относилось его начальство в Калькутте и Симле. Когда капитан подходил к селению Гулмит, где ожидал его правитель, был произведен салют из тринадцати пушек (придворный заблаговременно предупредил Янгхасбенда, чтобы тот не испугался); все это сопровождалось оглушительным грохотом церемониальных барабанов. В центре селения, через которое теперь стремительно несутся по Каракорумскому шоссе к Кашгару туристские автобусы, был установлен большой шатер — давний подарок британского правительства. Когда Янгхасбенд, облаченный в алую полную парадную форму гвардейского драгуна, приблизился к шатру, навстречу вышел Сафдар Али. Янгхасбенд знал, что этот человек в борьбе за трон убил и своего отца, и мать, и бросил двоих соперников в пропасть. Именно он был ответствен за кровавые нападения на караваны. И теперь — самый тяжкий грех в глазах Калькутты — на самом пороге Индии он начал заигрывать с русскими.
Внутри шатра около трона молчаливыми рядами сидели на корточках высокопоставленные сановники Хунзы, с острейшим интересом уставившиеся на вновь прибывшего. Янгхасбенд сразу заметил, что кроме трона никакого другого сиденья не было. Предполагалось, что он с почтением встанет на колени у ног Сафдара. Пока обе стороны еще стояли, Янгхасбенд, сохраняя учтивость, спешно послал одного из своих гуркхских стрелков, теперь одетого в шикарное зеленое обмундирование, принести из лагеря его стул. Когда поручение было исполнено, стул поставили рядом с троном правителя. Янгхасбенд с самого начала хотел дать понять, что он здесь — представитель самого могущественного властелина на земле и ожидает соответствующего приема.
