Тарик Али - Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Она также не выразила сожаления по поводу убийств левых политиков и членов КПИ, совершенных националистическими бандами правого крыла ее Националистической партии/Демократической партии Индонезии (ПНИ/ПДИ), особенно на Бали а 1965–1966 годах. Позднее она выступала за оккупацию Восточного Тимора. Если принять за критерий утверждение Мультатули, писателя колониального периода, что ключевая задача человека состоит в том, чтобы быть человечным, то придется признать, что в постсухартовской Индонезии было мало политиков, которых можно считать людьми. В основе власти по-прежнему находится все та же армия, те же старшие офицеры и та же озверевшая военщина, снова ведущая войны против своего собственного народа в провинциях Ачех и Западная Папуа.
В этих условиях рост религиозных экстремистских организаций вряд ли можно назвать сюрпризом. Одна из таких групп — «Дарул Ислам» — обвиняется в участии в террористических акциях против немусульман, другая — «Джамия Исламия» — крошечная организация, однако вполне сравнимая с такими партиями, как «Нахдлатул Улама» или «Мухаммадья».
26
Безопасный остров
Остров Бали долгое время находился под влиянием индуизма. Такое положение сохраняется по сей день. Это уникально, поскольку Бали — единственный остров в архипелаге, сопротивлявшийся Корану, и единственный, где индуисты остаются подавляющим большинством. На протяжении веков он был и убежищем, и крепостью. Вскоре после того, как турки взяли Константинополь, индийская империя в Джокьякарте пала, и ее правящая династия вместе со всем двором, включая брахманов и ученых, музыкантов и танцоров, поэтов и певцов, бежали на Бали. В результате на острове существенно увеличилась каста брахманов. Некоторые балийские переселенцы с Явы могли быть мусульманами, но остров в целом оставался неисламским. Почему? Рассуждения об в высшей степени уникальной культуре острова, которая не смогла принять никаких нововведений — неправдоподобны. В конце концов, культура Ява не была такой уж уникальной, кроме того, точно такой же был ситуация и во всех внутренних районах доисламской Суматры. Тогда как же объяснить балийскую исключительность? Это была обычная комбинация географии, демографии, политики и торговли, плюс к несомненной военной доблести балийцев. В других местах региона распространение ислама происходило без насилия, сопротивление балийцев было бы подавлено, если бы не появление на острове европейцев.
В своем замечательном исследовании об острове Джеффри Робинсон продемонстрировал, как голландская колониальная администрация, крайне обеспокоенная подъемом коммунистического и национально-освободительного движений в 1920-х годах, начала процесс социального и культурного строительства на Бали[195]. Во имя «традиций» была восстановлена и укреплена власть старых правителей и духовных лиц, а также поддержана культурная и религиозная практика, ставшая мощной защитой интересов высших каст. Целью было максимальное получение прибыли при минимальных возможностях местного населения к сопротивлению. Все это обеспечивалось голландско-брахманским сотрудничеством, охраняющим политический строй. Последствия были вполне тривиальными — массовое обнищание, безземелье, возмущение и насилие.
Присутствие голландцев стало образом жизни, сознательно охранявшим культурный и религиозный статус-кво. Балийские раджи не испытывали неприязни к мусульманам при условии, что они не нарушали кастовых правил и обычаев. Множество мусульманских деревень на севере Бали сосуществовали с индуистским большинством населения.
Японская оккупация узаконила другую модель взаимоотношений: японцы поощряли низкие касты и националистически настроенную молодежь. Эти линии, разделяющие политическое общество острова, отчасти определяли политические альянсы до 1965 года, когда остров был потоплен в крови. К этому времени КПИ стал второй крупнейшей политической силой на Бали, и началась постепенная поляризация общества. Земельные реформы привели к классовому разделению. Религиозное лобби (мусульмане, христиане и индуисты) объединило усилия, чтобы настоять на освобождении религиозного землевладения от действия земельных реформ, в итоге появился Объединенный фронт иезуитов, мулл и брахманов. Это привело к неожиданным и зловещим последствиям. Богатые землевладельцы из улемов и хаджи под давлением КПИ довольно часто «даровали» излишек своих земель вакфам (исламские благотворительные фонды, поддерживать которые обязан каждый верующий мусульманин), принадлежавшим местным мечетям и медресе, и затем их назначали управляющими этими вакфами.
Установленные земельные владения знаменитого медресе в Гонторе (в те дни почти единственном, настаивавшем на каждодневном использовании арабского языка) выросли в десять раз за 1962–1965 годы. Левым было легко выступать против богатых хаджи или улемов, гораздо сложнее было критиковать эти религиозные установления, не получив ярлык гонителя ислама. Масса мусульман проголосовали бы в защиту мечетей и медресе, хотя не всегда бы поддержали отдельных улемов и хаджи. Таким образом, религиозные и земельные конфликты оказались тесно сплетенными.
За два года до массовой резни на Бали произошло стихийное бедствие: из Гунунг Агунг, вулкана, возвышающегося над островом, произошло извержение, в результате которого погибли более 25000 человек. И индуистские священники, и муллы увидели в этом событии проявление недовольства богов дерзостью человека, пытающегося изменить естественный порядок жизни на земле. Многие балийцы также увидели в этом дурное предзнаменование.
Массовые убийства в 1965 году на Бали были не просто результатом конфессиональных конфликтов, другими мотивами были возмущение земельной реформой и законами об издольщине, сложные общинные кодексы, социальные конфликты. Специальный корреспондент «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» писал о телах, лежащих на дорогах или сваленных в ямы, о реках, красных от крови, о полусожженных деревнях с перепуганными крестьянами, скрывающимися за своими полуразрушенными хижинами. Он описывал истерию и страх, заставившие некоторых индуистов, которых подозревали в принадлежности к КПИ, присоединиться к солдатам и добровольцам-мусульманам и убивать коммунистов, чтобы доказать свою непричастность к компартии. Индуистские священники, обеспокоенные разрушительными последствиями политики КПИ, поддержали карателей. Они называли имена, приводили солдат к укрытиям коммунистов и оправдывали убийства, называя их жертвами, необходимыми для усмирения духов, разгневанных святотатством КПИ. За шесть месяцев было убито около миллиона человек, на Бали число погибших составило более 150000. Робинсон утверждает, что ключевая линия конфликта вела к революции; многие из тех, кто вступил в КПИ в 1950-е годы, были националистами в 1940-х годах и сражались против голландцев; их противники из Националистической партии (позднее объединенной Националистической партии и Демократической партии Индонезии) были коллаборационистами.
К концу декабря 1965 года более 70000 имен было стерто из полицейских списков; более 100 000 членов КП И не пострадали, но в то же время более 40 000 ждали казни. Не удовлетворенный размахом убийств, Сухарто послал своего любимого головореза, Сарво Эдхи, с отборными частями коммандос довести дело до конца. Что тот и сделал. К концу января 1966 года весь остров был полностью очищен. Население более чем дюжины балийских деревень сократилось наполовину в течение трехмесячного периода, а в Вашингтоне или Канберре не было никаких протестов. Руководители разведки в Вашингтоне и в Лондоне без сомнения поздравляли себя с хорошо сделанной работой. Повсюду в Европе царила тишина по этому поводу. Но Питер Д. Скотт — канадский дипломат, ученый и поэт — предупреждал о распространении «ветра убийств» в своем произведении «На пути в Джакарту: поэма о терроре»:
Но никто из нас не испытал
этот всепроникающий запах смерти,
те непроходимые реки полные трупов.
Потому ли, Роберт Лоуэлл,
даже тебе, пацифисту,
нечего сказать об этом?
И, мой добрый читатель,
позволь внимательно рассмотреть
причины, из-за которых
ни тебе, ни мне
не по душе читать эти строки.
На крутом обрыве
мы видели, как молчаливая лавина
падает с лика горы,
первой почувствовавшей шепот
летящего ветра убийств.
Характерной особенностью этих убийств было то, что в основном они происходили в сельских местностях. Города были значительно более безопасными для жизни. В городе вы могли попасть в тюрьму, возможно, вас станут пытать, но вас не убьют. Это помогает объяснить, почему «Ансор», молодежная организация, связанная с «Нахдлатул Улама», сыграла в этих событиях такую важную роль, особенно после того, как «Нахдлатул Улама» стала партией традиционалистского ислама, преобладающего в деревнях на Яве. Это также объясняет, почему сторонники модернизации, особенно в городах, играли гораздо менее заметную роль, хотя сегодня именно из их рядов сегодня выходят экстремисты. «Ветер убийств» вернулся на Бали, чтобы отомстить.
