Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального
Разумеется, это требует полного искоренения способности к логическому мышлению (правда, основную часть этой задачи решает государство при помощи ЕГЭ и в целом либеральной реформы образования). Так что не стоит удивляться широкому распространению среди журналистской молодежи святой веры в самые бредовые измышления, на порядок превышающие даже наиболее наглую ложь западной пропаганды, — вроде того, что «в 2008 году кровавый маньяк Путин вероломно напал на маленькую беззащитную Грузию», или что «Россия осуществляет военную агрессию, чтобы вернуть под власть олигархов народ Украины, мужественно сражающийся против кремлевских фашистов за свою свободу и демократию», или что «малайзийский «боинг» над Украиной был сбит по прямому указанию Путина, потому что он опьянел от крови», или что «Немцова убил Путин, потому что тот смело звал на борьбу с подлым тираном».
Подобный уровень агрессивной неадекватности заметной части молодой, а значит, наиболее энергичной и эффективной с точки зрения влияния на общество части журналистского сообщества, воспитанной на «профессиональных», а на деле либеральных стандартах, проповедуемых «Эхом Москвы» и Венедиктовым как его руководителем и олицетворением, — эффективный инструмент разрушения в интересах глобального бизнеса не только «власти», но и самого скрепляемого ею общества.
Однако не менее важным является то, что, говоря о враждебности «любой» власти как критерии профессионализма, либералы имеют в виду в первую очередь не абстрактную «любую», а совершенно конкретную, российскую власть.
«Власти» других государств, в том числе и прямо враждебных России, как государства современного Запада, выступают для них, как правило, как объекты отнюдь не «оппонирования», но поклонения, как недостижимые в своем совершенстве, но обязательные примеры для подражания. Об ошибках и пороках западных государств если и говорится, то вскользь и мельком, чтобы, создав таким образом видимость объективности, перейти, насколько можно судить, к главному — к смешиванию с грязью своей страны и своего народа под видом критики своего государства. Хотя часто возникает ощущение, что для либералов Россия, ее народ и государство являются «своими» лишь формально, а на деле Родина для них — совсем другие места.
Таким образом, выделяя «оппонирование всякой власти» как ключевой и едва ли не главный критерий профессионализма, на деле либеральные журналисты, как правило, являются оппонентами отнюдь не «всякой», а именно российской власти — причем, как показывает практика, в первую очередь в том, в чем она реализует интересы общества. Так что, оппонируя «власти», на самом деле целят в Россию. Неэффективность, а часто и порочность государственной бюрократии выступают не более чем поводом для нападок для страну, — точно таким же, каким при Советской власти был коммунизм, а при царской — самодержавие.
Разумеется, подобная редакционная политика (да еще и осуществляемая «с огоньком», разнообразно и эффективно, на протяжении четверти века) неотвратимо приносит свои плоды.
В частности, характер воспитанной на изложенной выше редакционной политике аудитории таков, что в СМС-сообщениях и откликах, поступающих на эфир, помнится, постоянно присутствовали не только часто тошнотворный неадекват, но и прямые угрозы, часто весьма откровенные. Поэтому, в частности, вызвало недоумение бегство из России ведущей «Эха Москвы» Жанны Немцовой (через некоторое время после убийства ее отца, либерального политика, в 90‑е около месяца считавшегося «наследником» Ельцина) со ссылкой на поступившие ей угрозы. Ведь аудитория, воспитываемая «Эхом Москвы», такова, что они, насколько можно судить, являются постоянным и совершенно обыденным явлением.
Существенно и то, что, при максимальном охвате столичной аудитории «Эхом Москвы» (в 2014 году, по данным TNS Russia, ее доля составила 7,1 % при доле находившегося на втором месте «Русского радио» лишь в 4,8 %) по России в целом она находилась лишь на 11‑м месте с 3,3 % радиослушателей (на первом месте — «Европа Плюс» с 8 %). При этом в аудитории «Эха Москвы» преобладают мужчины старше 55 лет, из–за чего 70 % рекламы приходится на лекарства и разнообразные БАДы, с которыми просто не хочет соседствовать большинство рекламодателей. В результате доля «Эха Москвы» в столичном рынке радиорекламы, по оценкам, почти втрое ниже ее доле в числе радиослушателей и составляет лишь 2,4 %.
Как отмечают на самой радиостанции, «болото застоялось», — но на политическом влиянии Венедиктова это пока не сказывается.
«Слушайте радио: остальное — видимость»
Забавный слоган «Эха Москвы» на диво точно отражает мироощущение всего либерального клана, его нынешнюю фундаментальную потребность. В самом деле: очень трудно быть либералом, адекватно воспринимая окружающий мир или хотя бы просто обращая внимание на него. Ведь своим существованием, всей повседневной практикой он постоянно разоблачает либерализм, обнажает его лживую и античеловеческую сущность, демонстрирует принципиальную, категорическую несовместимость обслуживаемых им интересов глобальных монополий с повседневным нормальным человеческим существованием.
Чтобы оставаться либералом в условиях либерального блокирования социально–экономического развития России, либерального уничтожения здравоохранения и образования, либерального поощрения произвола монополий и этнической преступности надо очень плотно зажмурить глаза: без этого реальность неминуемо выдерет вас из хотя и придуманного, но такого милого, привычного уютного мирка, созданного еще позднесоветскими передачами «Би — Би-Си».
И, значит, надо твердо и решительно признать окружающий мир пустой «видимостью», а реальностью — лишь медиасферу, созданную «Эхом».
В результате «Эхо Москвы» — и олицетворяющий его Венедиктов (в последнее время, он правда, потеснился на троне, галантно пригласив на него быстро становящуюся товарной маркой Лесю Ряб- цеву) стали абсолютными монополистами даже не в качестве пристанища для либеральных журналистов или комплексного либерального медиа, а в качестве творцов мира, в котором живет современная либеральная тусовка России.
В качестве демиургов.
И этот монополизм, как и всякий иной, привел к развращению и быстрой деградации.
Прежде всего, через запрет на критику, — неформальный, но железобетонный.
Почти любая внутрилиберальная критика «Эха» и Венедиктова вызывает вал испуганных протестов: мол, вы играете на руку душителям свободы слова из Кремля, и как же мы будем без «Эха», кто же будет доводить наши интересы до общества в привлекательном и убедительном для него виде!
А с другой стороны, насколько можно судить, такую критику карает и сам Венедиктов, жестко ограничивая доступ критиканов к «свободе слова»: кто–то теряет эфир на время, кто–то навсегда, кто- то подвергается более жесткой, чем обычно, цензуре в блогосфере, кто–то выпадает и из нее.
Самоочевидный факт, — то, что либералы в российском обществе обладают наиболее тоталитарным мышлением, — подтверждается, например, и тем, что блогосфера «Эха Москвы» является единственной медиаплощадкой России, где до сих пор существует цензура.
Конечно, редакция гневно опровергает обвинения в этом, ссылаясь на стандартную премодерацию, однако многие блогеры указывают на конкретные случаи, когда их посты не допускались до публикации на их же собственных страницах. А когда модераторам «Эха Москвы» не удавалось отмолчаться, они невразумительно заявляли, что соответствующий пост противоречил «редакционной политике», но в чем конкретно заключалось это противоречие, они блогеру сообщить не могут.
Более того: либерал Игорь Яковенко прямо обвиняет «Эхо Москвы» (правда, в ее же блогосфере — такие обвинения со стороны «своих» либеральной цензурой допускаются): «С сайта «Эха» из–за цензуры был вынужден уйти Андрей Пионтковский, незадолго до убийства Бориса Немцова «Эхо» подвергало цензуре его блог».
Запрет на критику в сочетании с цензурой порождает убежденность в своей безнаказанности, а затем — трамвайное хамство. Констатировав, что «Не нравится — слушайте другое радио!», «Аптека за утлом!» и другие хамские формулы стали нормой общения Венедиктова (и далеко не только его) с радиослушателями (и не только с ними), Яковенко метко назвал стиль радиостанции проявлением «синдрома советской продавщицы» — хамства, стремления «толкнуть дефицит из–под прилавка» и вопиющего непрофессионализма.
Воинствующая безграмотность при безудержном апломбе как ведущих, так и либеральных экспертов стал фирменным стилем «Эха».
Помнится, зампредседателя «Мемориала», «профессиональный историк», кавалер «Ордена заслуг перед Республикой Польша» Никита Петров в передаче накануне 65-летия Победы с пеной у рта обвинял сталинский режим в аресте 1,5 млрд. чел. только «с июля 1937 по ноябрь 1938 года», причем на многократные уточнения потрясенной ведущей продолжал яростно настаивать на этом числе (правда, говоря почему–то «полторы тысячи миллионов», — возможно, он просто забыл, как будет «миллиард» по–английски и тем более по–русски) и требовал от смеющих сомневаться «читать те документы, которые были изданы хотя бы в Международном фонде демократии». Правда, потом ведущей все же удалось, сославшись на его собственную книжку, привести эксперта в чувство, и он поведал уже лишь о
