Газета Завтра Газета - Газета Завтра 436 (14 2002)
Заложенные в те времена традиции живут и поныне. Основной корпус Московского университета — один из лучших памятников сталинской "эпохе тоталитаризма" и лично товарищу Сталину. Мне даже кажется, что одна из скульптур у главного входа изображает молодого безусого поэта Сосо Джугашвили с книгой в руках. Это его собственный "Медный всадник". И если вам кажется, что все кончено, что наша великая страна уже умерла или вот-вот умрет в наркотелевизионной демократической ломке,— приходите на День открытых дверей в МГУ. Столько молодых, чистых и открытых лиц вы вряд ли сможете увидеть где-то еще сразу в одном месте. Это какая-то другая Россия — вовсе не та страна катастроф и дураков, которую ежедневно можно наблюдать на экранах телевизоров или на улицах демократично вымирающих и спивающихся городов и поселков.
В этой, другой России по-прежнему дают одно из лучших, если не самое лучшее в мире, фундаментальное образование. В ней по-прежнему системно и комплексно изучают природу и общество, совершают выдающиеся открытия. В эту, другую Россию по-прежнему тянутся люди со всего мира, и представителям этой, другой России власти США выделяют квоту облегченного въезда на 300 тысяч человек — специалистов в области информатики и программирования. А те не торопятся воспользоваться подобным "даром судьбы", потому что их не слишком привлекает перспектива стать стандартным "роботом" в американской антисистеме выжимания чужих мозгов — пусть даже за это платят по нескольку тысяч долларов в месяц. Здесь — интереснее, и здесь — Родина.
Будущая "абитура" МГУ толпится у факультетских столиков в коридоре перед актовым залом, создавая сдержанный гул, похожий, наверное, на работу мощного ракетного двигателя. Геологи крутят по монитору цветной фильм о полевой практике студентов. Парни из мехмата в свитерах и потрепанных джинсах что-то важное втолковывают серьезной девушке в очках. Юная красавица супермодельных параметров, закусив губку и зажав под мышкой бутылочку "пепси", купленную этажом ниже, сосредоточенно переносит в электронный органайзер дату олимпиады философского факультета по английскому языку. Массивные дубовые двери актового зала все еще закрыты. До официального начала мероприятия — минут двадцать.
Нет, я вовсе не хочу представить Московский университет эдакой "башней из слоновой кости", куда не долетают страсти и боли дольнего мира. Я помню эти коридоры образца 1991-1992 годов, когда студенты, особенно из числа "золотой молодежи", массово потянулись в бизнес, предпочитая быстрое обогащение долларами небыстрому обогащению знаниями. В комнатах знаменитого ДАСа (Дома аспирантов и студентов) почти открыто шла торговля валютой, водкой и наркотиками, а чеченцы вовсю "правили бал", занимаясь рэкетом новоявленных бизнесменов и принуждая студенток к проституции. Я видел в 1996 году нищие, не знающие ремонта аудитории первого гуманитарного корпуса, где приходилось разыскивать кусочек мела, чтобы пояснить свою мысль схемами и рисунками на доске. Но все-таки первое впечатление о нем было другим. Майская Москва 1988 года. Столица мира. Нашего, советского мира, за которым — и только за которым — великое будущее. Утопающие в весенней зелени кварталы МГУ. Конференция, посвященная памяти великого отечественного философа Алексея Федоровича Лосева.
Истинный масштаб этой в полном смысле слова легендарной и даже мифологической фигуры (а равно его современников Михаила Михайловича Бахтина и Эвальда Васильевича Ильенкова, совокупно обеспечивших революционный прорыв в мировой эстетике) тоже становится понятен только по прошествии некоторого времени. Почти восьмидесятилетняя(!) научная деятельность Лосева сопоставима по своим результатам, скажем, с созданием Периодической системы химических элементов, напрочь отвергает вновь ставшие популярными в последнее время рассуждения о неспособности русских к системному предметно-логическому познанию мира. Казалось бы, еще в середине XVIII века Михаил Васильевич Ломоносов, основатель Московского университета, боролся с "немецким засильем" в науке, призывая соотечественников: "Дерзайте, ныне ободренны, раченьем вашим показать, что может собственных Платонов и быстрых разумов Невтонов Российская земля рождать" — а вот, поди ж ты, снова выползают на свет эти концепции о "природной неполноценности" русского народа, о неоправданном завышении нашего интеллектуального потенциала в сравнении с "ведущими странами мира".
Между прочим, среди великих прозрений, определивших современную картину мира, система Дмитрия Ивановича Менделеева стоит особняком. Судите сами. Создание этой картины миры шло быстро и поступательно, как бы от высших "форм движения материи" к низшим. В 1862 году Карл Маркс выпустил в свет первый том "Капитала", в 1873 году вышло "Происхождение видов" Чарльза Дарвина, в 1881 году состоялось открытие Менделеева, в 1905 году Альберт Эйнштейн сформулировал положения специальной теории относительности и, наконец, на 20-е годы ХХ века пришлось создание квантовой механики. Так вот, неоспоримой, словно танк Т-34, среди этих краеугольных камней нынешнего научного мировоззрения была и остается только Периодическая система химических элементов. Все прочие фундаментальные теории столь уникальным качеством очевидной истинности не обладают. И это, само собой, не случайность, а свидетельство особого качества, особой ауры, отличающей отечественную культуру, в том числе культуру научную.
Первое впечатление всегда бывает самым сильным и почти всегда — самым верным. Наверное, тогда, почти четырнадцать лет назад, мне все же удалось соприкоснуться хотя бы с далеким отблеском ауры истинной русской науки — и память о том свете была хоть помрачена, но не закрыта напрочь позднейшими наслоениями. Чего я ждал от нынешней встречи с Московским университетом? По большому счету, только понять — живо ли еще, не исчезло ли окончательно то давнее сияние?
И первое, что вижу, втягиваясь в неспешный человеческий поток у открывшихся дверей актового зала,— именно свет. Гигантские, в бронзе и хрустале люстры щедро льют его на будущих студентов и нестудентов МГУ. Прочные кресла и скамьи, обитые тяжелым бархатом, колонны, мозаичное панно работы Кербеля с красными флагами, золотистым серпом и молотом — старомодное великолепие сталинского ампира чуть скрадывается ажурным подвесным потолком. Мест — на глаз — около полутора тысяч, и вот эти места заполняются, и вот уже их не хватает, и многие стоят в проходах. Значит, сюда пришло около двух тысяч человек, и не все желающие смогли приехать — все-таки пятница, в школах последний день учебной четверти. Но вот оно, “племя младое"... Незнакомое? Нет, знакомое — у пришедших учиться по-настоящему те же лица, та же смесь радостного возбуждения и неуверенности в себе, что и десять, и двадцать лет назад. А разноцветные и разномастные "прикиды" выглядят здесь несущественной мишурой. По рядам пробегают аплодисменты — на сцене появляются ректор и руководство факультетов.
ЗА ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ я ни разу не видел подобного действа. Это было не представление, не концерт, не лекция, не собрание религиозной секты или какой-то общественной организации. Это был действительно День открытых дверей. Но держала двери открытыми очень умелая и знающая рука. О ректоре МГУ Викторе Антоновиче Садовничем доводилось читать и слышать всякое. Поэтому, когда он рассказывал будущим абитуриентам, в какое замечательное место те пришли и какую жестокую борьбу ведут против Московского университета открывшиеся за последнее десятилетие частные вузы, я готов был списать это на своеобразную "войну компроматов" — войны даже не столько за умы и сердца молодежи, сколько за кошельки ее родителей. Хотя масштаб происходящих перемен действительно впечатлил — оказывается, за годы "реформ" в стране открылось около 20 тысяч новых вузов и колледжей — в основном с зарубежными программами. И вкупе с реформой средней школы это создает опасность окончательной гибели отечественной системы образования. Хотя от усиленно внедряемой у нас сегодня тестовой оценки знаний готовы отказаться даже ее родоначальники-американцы.
И лишь когда, отвечая на первую же записку из зала о том, будет ли МГУ в этом году признавать итоги запущенного в нескольких областях РФ эксперимента с "единым выпускным экзаменом", Садовничий резко ответил, что нет, не будет, стало понятным — разговор пойдет всерьез и надолго. Этому, как оказалось, принципиальному вопросу ректор посвятил минут двадцать, в течение которых лично я свое несколько ироничное и скептическое отношение ко всему действу изменил на прямо противоположное.
Каждый год Московский государственный университет набирает пять тысяч студентов на четыре с половиной тысячи бюджетных мест. Резон такого "перебора", целый год питаемого из специальных внебюджетных фондов, прост: на практике после первого курса, как правило, пятьсот-шестьсот человек не выдерживают ритма обучения и "сходят с дистанции". Плюс около восьмисот "договорников", набравших на вступительных экзаменах так называемый "полупроходной балл" и готовых доплачивать за обучение от 800 до 2500 "условных единиц" (то есть долларов по курсу) в год — в зависимости от факультета и специализации. Требования к ним те же самые — за неуспеваемость отчисляются чаще, чем за неуплату. Но все это — внешние, формальные показатели. Смысл деятельности МГУ, публично заявленный ректором, состоит в другом — подготовка отечественной элиты. То есть людей, способных и, главное, готовых обеспечить нашей стране лидирующие позиции в мире. Поэтому отбор будущих студентов идет не только по объему уже усвоенных ими знаний, а по способности искать новую информацию и находить правильные решения в нестандартных ситуациях — иными словами, по такой эфемерной вроде бы субстанции, как талант. Отсюда — филиалы МГУ в Севастополе и Астане, отсюда — знаменитые олимпиады абитуриентов (предэкзамены), отсюда — выездные приемные комиссии в регионах, отсюда — прием документов и вступительных экзаменов у граждан любой страны мира, а не только РФ.
