В. Гартевельд - Песни каторги.
Сопоставляя эти песни рядом, мы видим в них разительное сходство в основных мыслях: одна служит основанием другой. Если источник этих песен лежит в думах заключенников русских тюрем (где они, по всему вероятию, и придуманы), то, тем не менее песни эти любимые и у сибирских арестантов. Одна песня (№ IV) даже до такой степени освоилась в Сибири, что ее там признают все за свою, называют сибирскою национальною и знают ее и поют все, начиная с тюремных казарм и крестьянских изб и кончая богатыми кабинетами и гостиными богатых купцов и золото- промышленников. Эта — одна из самых известных и распространенных песен в Сибири, несмотря на то, что коренной сибиряк вообще петь не охотник, мало знает песен и почти ни одной своей не придумал. Сибирскою можно назвать упомянутую песню разве потому только, что сибиряки несколько изменили напев, отличающийся от русского боль- шею тоскливостью (к тому же он и растянутее). Творчество в Сибири, по-видимому, не шло дальше того, что завещано Россиею, и остановилось, удовлетворенное старыми русски- ми образцами. Взамен того, в Сибири заметно явление противоположного свойства: там из готового материала составляются новые песни, в которых начало взято из одной, конец приставлен из другой. Эта перетасовка и перекройка стихов — дело обычное у арестантов, примеры мы укажем ниже. Вот, между прочим, один, отвечающий сразу трем песням, помещенным нами под №№ III, IV и V. В России III песне отвечает следующая, очень распространенная:
Ты воспой, воспой, млад жавороночек,
Сидючи весной на проталинке.
Сидит молодец в темной темнице,
Во темной темнице-заключеньице;
Пишет он граматку к отцу, к матери,
К отцу, к матери, к молодой жене:
«Ох ты, матушка, родной батюшка!
Выкупи, выручи доброго молодца,
Доброго молодца из темной темницы».
Как отец-то и мать отказалися,
Все сродники отступаются [34].
Ты воспой, воспой, мил жавороночек,
Сидючи весной на проталинке.
Сидит молодец в темной темнице,
Во темной темнице, в заключеньице;
Пишет граматку к красной девице,
К красной девице, прежней полюбовнице:
«Выкупи, выручи доброго молодца,
Ах ты душенька — красная девица,
Ты, прежняя моя полюбовница!»
Красная девица горько всплакнула,
Горько всплакнула, слова молвила:
«Ох вы нянюшки, мои мамушки!
Вы берите скорей золоты ключи,
Отпирайте вы кованы ларцы,
Вы берите казны сколько надобно,
Выкупайте доброго молодца,
Доброго молодца из темной темницы,
Из темной темницы-заключеньица».
Песня под № VIII составлена из двух, из которых одна поется в России так:
Уж ты, веснушка наша весна!
Ты не к радости, весна, пришла,
Не к радости, весна, не в честе,
Во великой большой сухоте.
Уж ты, сад ли мой, садик,
Сад — зеленый виноград!
Отчего ты, садик, весь посох?
В саду Ванюшка — Ваня гулял,
Всею травыньку Ваня помял,
Алы цветики все Ваня перервал,
Красну девицу терял,
Во тюрьму Ваня попал.
Во тюремушке Ваня сидел,
Сам в окошечко глядел,
На доброго коня смотрел,
С конем речи говорил:
«Уж ты, конь ли мой конек,
Конь добра лошадь моя!
Что не вынесешь меня
С белой каменной тюрьмы?»
Вторая однородная русская песня (древнейшей формы) такова:
Добры молодцы все на волюшке живут,
Один Ванюшка в победушке сидит:
В каменной, Ваня, государевой Москве,
В земляной тюрьме, за решетками,
За железными дверями,
За висячими замками.
За утра Ваню к наказаньицу ведут,
К наказаньицу — ко ременному кнуту,
К столу крашенному, дубовому.
По праву руку отец с матерью идут,
По левую руку молода жена с детьми,
Молода жена с детьми малыми,
Позади его православный весь народ.
Как и стал Ваня говорить жене:
«Ты сними с меня шелковой пояс
С позолоченными на нем ключиками.
Отопри, жена, окован сундук,
Уж ты вынь оттоль золотой казны,
Ты дари, жена, молодого палача,
Чтобы молодой палач меня легче наказывал!»
Для песни под № IV имеется в России такой вариант:
Не ласточка ко мне прилетала,
Касаточка вестку приносила:
Будто бы мой-то миленькой сидит во неволе,
Во той тюрьме, в губернском остроге.
Во той тюрьме нет ни дверей, ни окошек.
Одна труба и та дымовая;
Из трубоньки дымок повевает,
У девушки сердце занывает.
Пойду, млада, в высоки хоромы,
Возьму, млада, ключи золотые:
Отопру, млада, ларцы кленовые,
Пойду, млада, всех судей дарить.
Судьи денег моих не принимают
Любезного ко мне не пущают.
В России еще известны следующие прекрасные тюремные песни:
1. Из-под цветика да каменной Москвы,
Каменной Москвы да земляной тюрьмы,
Как из той ли тюрьмы да ведут молодца,
Ведут молодца да ведь ко вешанью,
Идет молодец да сам не качается,
Его буйная головушка не тряхнется,
Его русые кудерки не шелохнутся.
Во руках-то он несет воскову свечу,
Белы рученьки да воском залило.
Как навстречу ему православный царь.
Еще стал государь его расспрашивать:
— «Ты скажи-ка, скажи мне, добрый молодец,
Скажи, с кем ты воровал, с кем разбой держал?»
— Уж ты, батюшка благоверный царь!
Я не сам-то воровал, не сам разбой держал:
Воровали твои да донски казаки,
Донски казаки да казаченьки;
Все казаченьки дуван дуванили,
Дуван дуванили, казну делили,
Казну делили, да казну-денежки;
Уж как я ли, молодец, при том случае был,
При том случае был да все паю просил;
Уж как мне-то, молодцу, паю не дали…
Все казаченьки да испугалися,
По низким местам разбежалися,
По низким местам по болотичкам,
Одному-то мне казна досталася.
(Вариант в 1-м приложении: «Еще сколько я, добрый молодец, не гуливал» и проч.)
2. Ходил-то я, добрый молодец, по чистому полю:
Мягкая постелюшка — зеленый песок,
Изголовьице мое — шелкова трава!
Как во селе было во Лыскове, —
Тут построена крепкая темница.
Как во той во крепкой темнице
Посажен сидит добрый молодец,
Добрый молодец Чернышев, Иван Григорьевич.
Он по темнице похаживает, сам слезно плачет,
Сам слезно плачет, он Богу молится:
«Ты возмой, возмой, туча грозная!
Разбей громом крепкие тюрьмы:
Во тюрьмах сидят все невольнички,
Невольнички неохотнички».
Все невольнички разбежалися,
Во темном лесу они собиралися,
Соходилися они на поляночку,
На поляночку на широкую.
«Ты взойди, взойди, красное солнышко!
Обогрей ты нас, добрых молодцев,
Добрых молодцев, сирот бедных,
Сирот бедных, беспашпортных».
Ниже города, ниже Нижнего
Протекала тут речка быстрая.
По прозванью речка Волга-матушка.
Течет Волга-матушка по диким мелким камушкам,
Как по реченьке плывет легка лодочка.
Эта лодочка изукрашенная,
Все молодчиками изусаженная.
Как светил да светил месяц во полуночи,
Светил вполовину;
Как скакал да скакал добрый молодец
Без верной дружины.
А гнались да гнались за тем добрым молодцем
Ветры полевые;
Уж свистят да свистят в уши разудалому
Про его разбои.
А горят да горят во всем по дороженькам
Костры стражевые;
Уж следят да следят молодца-разбойника
Царские разъезды;
А сулят да сулят ему, разудалому,
В Москве белокаменной каменны палаты.
4.
Уж ты воля, моя воля, воля дорогая,
Ты воля дорогая, девка молодая!
Девка по торгу (или: во Москве девка) гуляла —
красоту теряла;
Красоту девка теряла (платочек украла),
в острог жить попала;
Скучно, грустно красной девке в остроге сидети,
Во неволюшке сидети, в окошко глядети.
Мимо этого окошка лежит путь-дорожка.
Как по этой по дорожке много идут-едут.
Моего дружка, Ванюши, его следу нету.
За быстрою за рекою мой Ваня гуляет,
Там мой Ванюшка гуляет, товар закупает,
Товар Ваня закупает купеческой дочке.
Уж и то-то мне досадно, хоть была бы лучше!
Разве тем-то она лучше, что коса длиннее,
Что коса у ней длиннее и брови чернее.
Не рябинушка со березонькой
Совивается.
А не травонька со травонькой
Соплетается.
Как не мы ли, добрые молодцы,
Совыкалися.
Как леса ли, вы лесочки,
Леса наши темные!
Вы кусты ли, наши кусточки,
Кусты наши великие!
Вы станы ли, наши станочки,
Станы наши теплые!
Вы дружья ли, наши дружья,
Братцы-товарищи!
И еще ли вы, мои лесочки,
Все повырубленные!
Все кусты ли, наши кусточки,
Все поломанные!
Вы станы ли, наши станочки,
Все разоренные!
Все дружья наши, братцы —
Товарищи посажены,
(Остался один товарищ —
Стенька Разин сын).
Резвы ноженьки в кандалах заклепаны.
У ворот-то стоят грозные сторожи,
Грозные сторожи — бравые солдатушки.
Никуда-то нам, добрым молодцам,
Ни ходу, ни выпуску,
Ни ходу нам, ни выпуску
Из крепкой тюрьмы.
Ты возмой, возмой, туча грозная,
Ты разбей-ка, разбей земляны тюрьмы!
6.
Не от пламечка, не от огнечка
Загоралася в чистом поле ковыль-трава;
Добирался огонь до белого до камешка.
Что на камешке сидел млад ясен сокол.
Подпалило-то у ясна сокола крылья быстрые,
Уж как пеш ходит млад ясен сокол по чисту полю.
Прилетели к ясну соколу черны вороны;
Они граяли, смеялись ясну соколу,
Называли они ясна сокола вороною:
— Ах, ворона ты, ворона, млад ясен сокол,
Ты зачем, зачем, ворона, залетела здесь?
Ответ держит млад ясен сокол черным воронам:
— Вы не грайте, вы не смейтесь, черны вороны!
Как отрощу я свои крылья соколиные.
Поднимусь я, млад сокол, высокошенько,
Высокошенько поднимусь я по поднебесью,
Опущусь я, млад ясен сокол, ко сырой земле;
Разобью я ваше стадо, черны вороны,
Что на все ли на четыре стороны;
Вашу кровь пролью я в сине море,
Ваше тело раскидаю по чисту полю,
Ваши перья я развею по темным лесам.
Что когда-то было ясну соколу пора-времячко,
Что летал млад ясен сокол по поднебесью;
Убивал млад ясен сокол гусей-лебедей,
Убивал млад ясен сокол серых уточек.
Что когда-то было добру молодцу пора-времячко,
Что ходил гулял добрый молодец на волюшке,
Что теперь добру молодцу поры-время нет.
Засажен сидит добрый молодец во победности:
У злых ворогов добрый молодец в земляной тюрьме.
Он не год-то сидит, добрый молодец, и не два года,
Что головушка у добра молодца стала седешенька,
Что бородушка у добра молодца стала белешенька.
А все ждет-то он, поджидает выкупу — выручки:
Был и выкуп бы, была выручка, своя волюшка,
Да далечева родимая сторонушка!
Два последних стиха приставлены из другой песни; без них она поется вся в целом виде на Урале. В нашем сборнике песен она восполняет недостающее и забытое на нерчинских заводах в той песне, которая помещена нами в тексте 2-й главы «На каторге», а записана за Байкалом.
