Лев Аннинский - Русские плюс...
Во времена, когда за перестройку бренного мира, то есть за возведение полигонов и заводов взялись наши отцы (для уважаемой Шуги Абдижамиловны, впрочем, они деды), на подобные рассуждения ответ был один: на кой нам ляд все это, когда мы вот-вот ветхого Адама перекуем в новейшего, а нищего так обогатим, что себя не узнает?
Не получилось. Ни перековать, ни обогатить. И не получится. Будем и дальше духом ветхие да нищие. А потому не отрекайтесь от пророков — ни от христианских, ни от мусульманских: без них с бренным человеком не справиться. И интеллигенцию не выдавливайте. Уж если кто способен выносить идею, которая выше, больше, ценнее самого человека, — так именно она. Чего и взыскует воспаленным духом Шуга Нурпеисова.
Из-за чего и анафемствует. Ее исповедь — манифестация возрождающегося духа. Ее статьями национальный дух возрождается — самосознание казахов. Но именно потому, что это дух, — он должен сознавать национальную стадию именно и только как стадию. Как форму. Как носительницу. Национальное — это лодка, без которой можно утонуть в океане всемирного, общечеловеческого. Само по себе возрождение самобытного не есть конечная цель ни государства, ни людей… Это лишь исходный пункт.
Великолепно сказано. Горизонт, открывающийся из исходного пункта, настолько широк и просторен, что, право же, можно не пугаться того, что болтаются в волнах и «заморские штучки», а океан, в который вплывает «национальная лодка» так велик, что можно и не заметить, что иной пловец выдавит в него из своей души пару капель ненавистной «интеллигентности». Когда с такой чистой страстью кричат: Анафема! — это звучит как «Осанна!» Когда пророчествуют о том, что близок к завершению темный век, а там, следом, грядет век золотой, — спорить не хочется. И впрямь бы — из нашего вонючего хаоса да в вечность, без промежуточных станций!
Я думаю, что именно это и в исламе ищет, любит и ценит Шуга Нурпеисова: полет сразу — от частной истины к изначальному проекту — без тех половинных и смешанных состояний, где возникает отец, то ли слиянный, то ли неслиянный с сыном, и маячит то соединение божественного и человеческого, о котором иудаистские максималисты говорили как о дурной смеси чистоты и грязи… оставим этот спор богословам, но учтем, что смысл появления христианства с его «ступенностью», сама эта версия схождения Бога в мир есть попытка все-таки этот мир изменить.
Так ведь исламские мудрецы о том же думают.
И индуистские…
«Вся власть брахманам!» — провозглашает Шуга Нурпеисова, сметая межрелигиозные перегородки.
То есть не царям, не воинам и, уж конечно, не тем торгашам, которые суетятся в хаосе повседневья, с рынком или без. Святым жрецам-мудрецам власть!
В принципе хорошо. Но они мудрецы, пока пребывают в «ауре чуда», вкушая горний воздух духовности. Там им и место. Но власть штука ползучая, тем более «вся власть». А если дух сползет к власти на уровень махалли? Ведь неизбежно он должен спуститься в мир, туда, где надо определять ежедневную жизнь и поступки людей, впряженных в «этот проклятый быт». И тогда на месте всяких мистиков, гностиков, суфиев и даосов окажется — кто? Брахман повседневья, скромный сельский мулла. И какими зарядами насытит он душу так называемого простого народа, вернее, как оформит и куда направит он чувства этого народа — мы это можем предугадать?
Предугадать не можем. А пронаблюдать можем. В современном Алжире, например.
Да Шуга и сама это чувствует. Достаточно было немного ослабить узду контроля в Иране, и народ потихонечку уже ищет как бы пуститься во все тяжкие. Вот то же мгновенно случилось и с народами СНГ. Хорошо еще, что не со всеми.
Узда контроля — это еще брахманы? Или уже кшатрии?
А тот джихад, который объявляет Шуга Нурпеисова, — это какой джихад? Джихад руки? Не поверю. Джихад меча? Не поверю. Скорее, Джихад языка, а еще точнее — Джихад сердца. Огненное очищение собственной души.
Идеал — это недостижимость, зато уверовав в великое, мы меняем сам тип ментальности и собственные возможности.
Чтобы придать этой глубокой мысли еще и остроту (хотя вроде бы затем и учат человека глубокому, чтобы он перестал быть рабом острого), — ниже добавляет:
Идеал выстрадывают, а не берут штурмом, как Зимний.
О да. У нас (во «все той же» России) было много «зимних» задач. Индустриализация, например. За пределами нормальных возможностей. Надо было эти возможности расширить. Пришлось поверить в миф (раскаленный, запредельный, огненный). Думали, что строим коммунизм, а на самом деле строили армию и казарму для мировой войны. Без такого орфического экстаза и казармы бы не построили.
А нельзя ли миф — без казармы?
Можно. Но найти правильное соотношение между чудом, пламенеющим в душе, и правдами, искрящими в хаосе наличной реальности, — посильно, наверное, лишь одному Аллаху. Посему Мохаммед, пророк Его, учил различать малый джихад и большой: борьбу с неверными и духовное самосовершенствование.
Если спрашивать, что все же милей обществу, то безусловно малый джихад — внешние исправления.
Мне милей Шуга Нурпеисова — потому что избирает большой джихад.
…СЛАВЯНЕ
ВЗАИМНОСТЬ
За всяким словом неизбежен шлейф. Любовь — без взаимности. Взаимная вежливость — порядок на дорогах. Я бы даже сварьировал: взаимность свыше нам дана, замена счастию она…
А химеру не хотите? Славянское единство — как умозрительная фикция. Как интеллигентская выдумка, не имеющая под собой почвы. Как пропагандистская уловка для наивных душ. Тут и за «взаимность» схватишься, как за соломинку…
Но в самом деле: какая реальность прощупывается под «славянством»? Когда-то считали: это племя. Самые рисковые антропологи говорили: раса. Однако попробуйте, вычлените общий этнотип славянина, вытащите из-под наслоений. На западе обнаружится высокий, светлоглазый, похожий на прибалта блондин. На юге — полная противоположность: брюнет, черноглазый, да еще и с формой носа, характерной для кавказцев. На востоке с формой носа все в порядке, и русые волосы в законе, но — скулы! Разумеется, найдутся теоретики славянства, которые скажут, что русские — это уже не вполне славяне, что в них полно финских, тюркских и прочих примесей. Но тогда и болгары с их тюркским происхождением — не вполне славяне. Тогда в любом чехе, пьющем пиво и экономящем кроны, вы найдете столько же немецкого, сколько и славянского. Поляк же, романтической героищизной своей немцу явно противостоящий, долго будет искать свои корни, мучительно соображая, когда и как порусское превратилось в прусское.
Разумеется, в веках и тысячелетиях не всегда уследишь, какая бабушка ведет род от какой прабабушки: в таких вопросах важна не столько этногенетика, сколько этнологика. То есть: кем люди себя числят, кем хотят быть, тем и будут. Так что если хорваты в лице Павелича заявляют, что они по происхождению не славяне, а готы, — попробуем признать их таковыми. Если о своем готском происхождении в 1943 году докладывают Гитлеру босняки, можно только пожелать им идти туда, куда им так хочется. Да ведь, кроме готов, есть еще спасительные, всеевропейские, неславянские кельты, и если учесть, что следы их присутствия обнаружены прямо под Краковом….
Впрочем, если реконструируемых кельтов наделить такими чертами характера, как щедрость, широта души и любопытство ко всему новому, — то между кельтами и славянами наметится полная взаимность….
А еще — язык! В ХIХ веке, когда после окончательного исчезновения средневековых религиозно-государственных единств начали складываться современные нации, — главной объединительной чертой этноса сделался именно язык. И ХХ век это утвердил. В энциклопедии 1904 года славяне — «племя», в энциклопедии 1930 — «народы, говорящие на славянских языках». Последнее чистая правда, но подвох в том, что языковая близость — вовсе не залог единения, а чаще — причина яростного отталкиванья. Это верно, что словак и чех скорее поймут речь друг друга, чем речь немца или мадьяра. Но не сливаются близкие языки! Украинцы отделились от русских не из-за «сала», которые якобы съедали у них русские, а ради спасения мовы, и если насчет сала можно посмеяться (а сало — перепрятать), то тревога за язык — дело святое, и украинцы правы, считая, что от далекого английского они свою мову уж как-нибудь уберегут, а вот от близкого русского им ее не спасти — и раздолбали Союз ради языковой незалежности!
Так что насчет близости славянских языков — не будем строить иллюзий. Не напоминайте хорватам, что у них с сербами один язык, они ответят, что этот общий язык — соблазн имперской эпохи, как и славянское единство (а если югославянское, так это для них еще опаснее), ибо корни у хорватов издревле — свои, особенные, отдельные (так что, глядишь, они и от «готов» без сожаления отложатся).
![Роман Терехов - Безымянный мир [начало]*](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
