Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.
По иронии судьбы единственная серьезная попытка организовать акцию с участием мексиканских студентов в поддержку французских провалилась из-за недостатка интереса к ней. В конце мая Хосе Ревуэльтас, хорошо известный писатель-коммунист и лауреат Национальной премии Мексики политературе, в помещении философской школы, которое называли «аудитория Че Гевары», беседовал с группой студентов о проведении шествия в поддержку французов. Однако планы были перенесены на июнь, а к июлю мексиканские студенты почувствовали, что у них слишком много своих проблем. «В конце концов, — сказал Роберто Эскудейро, — у них погиб только один человек, и то случайно».
Что касается президента, то все это он воспринимал как свидетельства мирового заговора французских и кубинских радикалов, имеющего целью повсюду посеять смуту. Они успешно занимались этим весь год, и теперь, когда подошло время Олимпийских игр, смута достигла Мексики! В материалах министерства внутренних дел неоднократно отмечалось, что студенческие брошюры часто оканчивались фразой: «Viva los movimientos estudiantiles de todo el mundo!» — «Да здравствуют студенческие движения всего мира!»
Эти маленькие студенческие группы вкупе с мировыми событиями пробудили в сознании президента особого рода мексиканскую ксенофобию, восходящую еще к опыту ацтеков, — боязнь иностранного заговора, который надлежало раскрыть и искоренить. Министерство внутренних дел тщательно присматривалось к американским студентам, прибывавшим в Мексику летом (поскольку в это время занятия в Мексике продолжаются). Они также приглядывались ко многим мексиканцам, посещавшим Беркли и другие университеты в Калифорнии и прибывшим домой на лето. И действительно, эти мексиканские студенты из Калифорнии оказывали существенное влияние на мексиканское студенческое движение. Роберто Родригес Баньос, бывший в 1968 году главой национального отделения АМЕКС, первого агентства новостей в Мексике (возникшего для создания альтернативы «Новостям», проходившим государственный контроль), рассказывал: «В 1968 году мексиканские студенты с упоением читали о событиях в Париже, Чехословакии, Беркли, Колумбийском и других американских университетах. Со времени беспорядков в Уоттсе, имевших место летом 1965 года, большинство мексиканцев были убеждены, что США находятся в состоянии гражданской войны. Они наблюдали по телевидению пожары в гигантском американском квартале большого города. Правительство также видело, что произошло во Франции, Чехословакии и Соединенных Штатах, и было убеждено, что мир дестабилизирован. В студенческом движении правительство видело те же внешние силы, нацеленные на дестабилизацию Мексики».
Мексика была одной из немногих стран в мире, которая не осудила вторжение СССР в Чехословакию. ИРП более не приветствовала никаких революций. Правительство было готово пойти на все, чтобы революция не пришла в Мексику. Тревогу у него вызывали Куба и Советский Союз, Гватемала и Белиз, расположенные к югу от Мексики. Беспокойство относительно Белиза означало, что правительство также тревожит Великобритания, поскольку там по-прежнему располагались ее военные базы. Знаменитое высказывание Порфирио Диаса звучало так: «Бедная Мексика, Бог так далеко от тебя, а Соединенные Штаты — так близко». Но теперь мир становился все меньше. С точки зрения Диаса Ордаса, надо было перефразировать как «Бедная Мексика, Бог так далеко от тебя, а все остальные — так близко».
ИРП также испытывала затруднения и потому, что было непонятно, как удерживать контроль над студентами, которые не нуждаются в пище, земле, работе и деньгах. ИРП могла создавать студенческие организации наподобие учрежденных профсоюзов рабочих, групп журналистов и организации сторонников земельной реформы, но у студентов не было стимула вступать в студенческие организации ИРП. Студенческие лидеры были вожаками лишь благодаря ежедневной поддержке своих товарищей-учащихся. Если бы лидер стал «сотрудничать» с ИРП, он бы перестал быть лидером. Лоренсо Мейер говорил: «Студенты были свободны настолько, насколько можно было быть свободным в том обществе».
К лету растущая озабоченность правительства стала очевидной. Аллена Гинзберга, предпринявшего с семьей поездку в Мексику, перед тем как отправиться в Чикаго, остановили на границе и сообщили, что он должен сбрить бороду, если хочет попасть в страну. Всего за несколько месяцев до этого
Диас Ордас (в тот бурный год его слова звучали как речь умиротворителя, придерживающегося умеренных взглядов) говорил, выступая перед мексиканской прессой: «Каждый может отращивать бороду, волосы или бакенбарды, как ему угодно, и может одеваться хорошо или плохо, как считает нужным...»
Если бы все студенческие движения 1968 года устроили состязание для выявления, начало какого из них выглядело наиболее безобидно, выиграть это состязание было бы трудно, но у мексиканского студенческого движения был бы отличный шанс занять первое место. До 22 июля оно было малочисленным и разобщенным. Подготовка Олимпийских игр успешно развивалась по намеченному плану. Из шестнадцати стран прибыло восемнадцать скульпторов (среди них — Александр Калдер и Генри Мур), чьи работы должны были установить в городе. Скульптуру Калдера, выполненную из стали и весившую семьдесят тонн, предполагалось установить перед новым стадионом «Ацтека». Другие были размещены вдоль «Дороги дружбы», ведущей к Олимпийской деревне. Оскар Уррита, руководивший культурной программой, объявив это все прессе, процитировал старинное мексиканское стихотворение, которое оканчивалось такими словами: «И еще сильнее люблю я своего брата-человека». Такова должна былабыть, если можно так выразиться, тема Игр.
Событием, произошедшем 22 июля, стала драка между двумя соперничавшими средними школами. Никто до сих пор точно не знает, что ее вызвало. Эти две группы уже давно конкурировали между собой; возможно, в события также были вовлечены две местные банды: «Спайдерз» и «Сьюдаде-ланз». Драка переместилась на Пласа де Сьюдадела — один из важнейших торговых центров города. На следующий день две банды напали на студентов, но те не ответили. Полиция и специальные «миротворческие» силы находились здесь же. Вначале они только наблюдали за происходящим, но затем начали провоцировать студентов и бросать гранаты со слезоточивым газом. Военные стали преследовать студентов по всему кварталу, избивая их. Это неистовство продолжалось три часа; двенадцать студентов было арестовано. Многих учащихся и преподавателей избили. Причины нападения остались неизвестны.
Так студенческое движение внезапно получило повод к активности, вызвавший отклик у мексиканской общественности. Следующий шаг был предпринят тремя днями позже. Группа студентов решила провести марш с требованиями освобождения арестованных учащихся и протестами против насилия. Вплоть до этого момента все акции протеста студентов проводились в защиту активистов более ранних движений, например того, которое организовало стачку железнодорожников. До этого никто из них не сидел в тюрьме. В отличие от других демонстраций эта собрала значительно больше участников.
Судьба любит дразнить параноиков. Случилось так, что демонстрация пришлась на 26 июля, и студенческий марш по центру города слился с ежегодной демонстрацией сторонников Фиделя. Это объединенное шествие было самым большим, которое когда-либо видело мексиканское правительство. Армия преградила демонстрантам путь и оттеснила их на боковые улицы, где некоторые из протестующих стали бросать в солдат камни. При этом демонстранты, бросавшие камни, были незнакомы студентам, а камни они находили в мусорных ящиках, что было любопытно, поскольку в мусорных контейнерах в центре Мехико камней обычно не бывает. Бои продолжались день заднем. Автобусы подвергались реквизиции; пассажиров заставляли выйти, после чего автобусы подгоняли к стенам и открывали огонь.
Студенты заявили, что этот и другие акты насилия были разработаны военной разведкой для оправдания жестоких ответных действий полицейских (это обвинение нашло широкое подтверждение в документах, ставших доступными в 1999 году). Правительство возлагало ответственность за насильственные действия на молодых членов Коммунистической партии. К концу месяца один студент погиб, сотням были нанесены увечья и неизвестно сколько было брошено в тюрьмы.
Каждое выступление являлось поводом для следующего: чем больше становилось раненых и заключенных, тем больше студентов выходило на демонстрации против жестокости правительства.
В начале августа студенты организовали Национальный совет по забастовкам (Эсе-энэ-аче), куда вошли представители различных учебных заведений Мехико. Совет был сугубо демократической организацией (этим он отличался от других общественных организаций Мексики, но весьма напоминал Эс-ди-эс, Эс-эн-си-си и столь многие другие организации протеста). Студенты выбирали делегатов, и Эсе-энэ-аче решал все вопросы посредством голосования этих трехсот человек. Роберто Эскудейро оказался самым старшим из них (его выдвинули аспиранты философского факультета, где он изучал марксизм). Он рассказывал: «В Эсе-энэ-аче споры на идеологические темы могли продолжаться десять — двенадцать часов. Вот пример. Правительство предложило вступить в диалог. Эсе-энэ-аче заявил, что диалог должен быть публичным — ведь совет контролировал всю информацию, не являвшуюся общедоступной. Это было одной из проблем, так как правительство хотело сохранить все в тайне. Тогда правительство призвало обсудить саму идею диалога. Эсе-энэ-аче провели десятичасовые дебаты по вопросу, был ли этот телефонный звонок насилием над их принципом проводить лишь публичные диалоги».
