Лев Троцкий - Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война
Движение развернулось так широко, что оказалось в состоянии поддержать ежедневную социалистическую газету и даже завоевать для отдельных социалистов депутатские места. На международном социалистическом конгрессе в Цюрихе (1893 г.) румынская социалистическая партия была представлена очень внушительной делегацией. И, тем не менее, не могло быть сомнения, – и Гереа не заблуждался на этот счет уже в ту пору, – что румынский социализм 80-х годов был лишен подлинной своей социальной основы: были немногочисленные рабочие, да и то, преимущественно, иностранцы, но пролетариата, как класса, не было. Это именно и делало возможным массовое распространение марксизма в среде интеллигенции, – марксизма, как теоретического построения, а не как орудия классовой борьбы. Внутреннее противоречие такого положения должно было вскрыться раньше или позже. Прежде, однако, чем ликвидировать свою связь с марксизмом, интеллигенция сделала попытку, не порывая с доктриной, найти для своих сил применение в закрепощенной румынской деревне. Успех оказался, по внешности, чрезвычайным, но именно поэтому убийственным для всего движения.
В течение нескольких месяцев 1898 – 1899 г.г. выросло в деревнях 600 – 700 социалистических клубов. Разумеется, не марксистская доктрина влекла к себе крестьян и не социалистический идеал зажигал их, а вопрос о земле. Но тем страшнее было крестьянское движение для правящей помещичьей олигархии. Она беспечно глядела, когда интеллигенция страны увлекалась социалистическими дискуссиями на нейтральной почве городов. Но она пришла в бешенство при виде быстрого роста крестьянского движения. Один из редакторов социалистической газеты «Новый Свет» Фикшинеску и рабочий Бангеряну, руководитель движения, были арестованы и подверглись самым безобразным полицейским издевательствам. В довершение всего их осудили… «за мошенничество» (на том основании, что в крестьянских клубах делались сборы на политические цели!) и лишили гражданских и политических прав. Я познакомился с Фикшинеску в Плоештах, в доме Гереа; после нанесенного ему удара (этот удар усугублялся недостойным поведением вчерашних друзей) он отправился в Бельгию, окончил там высшую техническую школу и в настоящее время является одним из наиболее ценимых инженеров в румынской нефтяной промышленности… Этот драматический эпизод одним ударом определил политические отношения: он показал интеллигенции, что бояро-чокойская олигархия отнюдь не склонна шутки шутить, раз дело заходит об основах ее господства, и что, следовательно, вступая на путь крестьянской агитации, интеллигенция должна быть готова к борьбе на жизнь и на смерть. Это решало вопрос: интеллигенция, лишенная каких бы то ни было политических традиций и боевого закала, отступила. Фикшинеску и Бангеряну еще сидели в тюрьме, как уже начался прикрытый «ревизионистскими» теориями исход интеллигенции из социалистического лагеря в либеральный…
Все эти годы были временем напряженной литературной деятельности Гереа. В 1892 году он выпускает в свет два тома своих литературно-критических и научных статей (позже он присоединяет к ним третий том) и приступает к изданию журнала, вокруг которого группируются наиболее выдающиеся художественные и научные силы Румынии. Изданная им в эту же эпоху брошюра о материалистическом понимании истории была переведена на французский, болгарский и сербский языки. Рядом статей за подписью «Старый социалист» – статьи эти вышли потом брошюрой – Гереа сводит счеты со своими бывшими товарищами, ушедшими во враждебный лагерь. Его этюды о Тарасе Шевченко и о Максе Штирнере[121] переводятся на французский и болгарский языки. Работа о Штирнере, как и брошюра «Социализм и анархизм», появилась также на русском языке.
Идеалистическая глава в истории румынской интеллигенции была закончена. Запрошенный в парламенте относительно опасности внедрения социалистов в либеральную партию, старый либеральный шеф Стурдза ответил, что опасности нет никакой, ибо дело идет о «великодушной молодежи» (tenerimea generoasa), которая, освободившись от социалистических увлечений, будет работать на пользу народа. Под именем «великодушных» социалистические беженцы и вошли в политическую историю Румынии. Из их среды вышли журналисты, депутаты, префекты и министры, но на реакционно-помещичью политику «либеральной» партии они не оказали никакого влияния. Многие из Павлов превратились в отъявленных Савлов, – таков, например, Надежде, бывший самым близким сотрудником Гереа, автор многочисленных социалистических работ, редактор «Contemporanul'а», – теперь это профессиональный пожиратель социалистов и боевой антисемит. «Великодушные» оставались на ответственных постах и в ту эпоху, когда стоявшая у власти либеральная партия произвела в 1907 году страшную расправу над возмутившимися крестьянами и разгромила молодые рабочие организации.
Все конституционные гарантии, которыми так кичилось румынское боярство, были выброшены за борт, как только зашевелилась масса. Циническую философию румынского государственного права лучше всего формулировал в 1907 году орган консерваторов-демократов (партия нынешнего министра внутренних дел Таке Ионеску) «La Roumanie». «Вот уже несколько лет, – писала газета, – как мы наблюдаем на наших политических партиях материальную невозможность следовать в нашей борьбе прежней тактике, – теперь, когда массы начинают читать, шевелиться и воображать, что кое-что понимают. Еще только двадцать лет тому назад людей, интересовавшихся политикой, была горсть, и мы могли позволять себе тогда роскошь, – что, впрочем, свидетельствовало о дурном вкусе, – придавать нашим газетам анархический дух и вести себя как безумные революционеры. Никто не брал всерьез наших критиков и наших протестов, и все прекрасно понимали, что это своего рода „якобинизм в халате“. Но с появлением нового фактора, т.-е. масс, все изменилось в нашей политической жизни. Наша анархическая конституция рухнула бы, если бы стали применять ее буквально. Никакой консерватор не может отказать в своем одобрении мерам порядка, которые должно принять либеральное правительство, чтобы как можно скорее воспрепятствовать работе дезорганизации, которая угрожает стране». Мера порядка состояла в истреблении 15 тысяч крестьян – при молчаливом или громком одобрении «великодушных».
Эпоха социалистической интеллигенции закончилась плачевно. Но зато, как мы уже знаем, получившие толчок массы начали «читать, шевелиться и воображать, что кое-что понимают». На почве рабочего движения возникает новая социалистическая партия, которая, на первых же своих шагах, находит в лице Гереа незаменимого теоретического советника и надежную финансовую опору. Непосредственное политическое руководство новой партией переходит к Христо Раковскому.
В эту вторую эпоху своей деятельности Гереа, помимо ряда статей в газете рабочей партии и в ее теоретическом ежемесячнике, выпускает в свет свой главный труд «Neo-iobagia» («Новокрепостничество»). Здесь дан анализ полу-крепостнических аграрных отношений Румынии, как экономической основы ее социальных группировок, ее государственного хозяйства и ее политических партий. Несмотря на вполне понятный заговор молчания всей прессы как консервативной, так и либеральной, издание в 5 тысяч экземпляров разошлось целиком, что при строго-научном характере книги и незначительной емкости румынского книжного рынка является свидетельством совершенно исключительного успеха. Политическое влияние этой книги должно полностью сказаться только теперь, когда аграрный вопрос снова становится в центре политической жизни страны.
«Киевская Мысль» NN 236, 238, 27, 29 августа 1913 г.
Л. Троцкий. ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС
Ни в чем Румыния не сказывается так полно и неподдельно, как в своем еврейском вопросе. Король Карл гордится тем, что никогда не отклонялся от «строго-конституционного» пути. Румынская печать пользуется большой свободой и время от времени пускает в ход совершенно баснословные «выражения» по адресу короля, без всяких для себя последствий. Министров здесь не величают «превосходительствами». Политических эмигрантов не выдают. Но под этой позолотой политических вольностей скрывается настоящая, подлинная Румыния, – и если глубже всего она выражается в положении крестьянства, то ярче всего она проявляется в еврейском вопросе.
Триста тысяч румынских евреев не считаются румынскими гражданами. Они сами, их отцы и их деды родились на румынской почве. Они не состояли и не состоят под покровительством какого-либо другого государства. И, тем не менее, они считаются на румынской территории иностранцами. Румынский еврей совершенно не пользуется покровительством конституции. Любой еврей в любой момент может быть изгнан за пределы страны, как приблудный бродяга. Семьи, которые срослись с Румынией в течение ряда поколений, никогда не теряют сознания того, что они только постояльцы. Но мало этого. Выключая евреев из числа граждан, государство, тем не менее, взваливает на них всю тяжесть гражданских обязанностей. Евреи не только платят все налоги, но и отбывают воинскую повинность. Объявленные иностранцами, они служат в румынской армии. Государство, которое отказывает еврейским рабочим, ремесленникам, купцам в праве на звание румынского гражданина, – в элементарном праве, которым пользуется каждый карманный вор румынского происхождения, – это самое государство во время последней мобилизации призвало под свои знамена 30 тысяч бесправных евреев.
