Сергей Сергеев - Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия
Смог бы Столыпин не допустить губительного втягивания России в мировую войну? Сумел бы он и дальше вести успешную политическую игру с Думой? Действительно ли его отставка в 1911 г. была уже предрешена? Бессмысленно сегодня гадать об этом. Проблема в другом: в который раз из-за отсутствия нормального общественного организма судьба России оказалась в зависимости от судьбы одного – пусть и выдающегося – человека, то есть, в конечном счете, от случайности. Кто бы ни стоял за Богровым, выстрел его оказался роковым… За месяц до Февральской революции Л. А. Тихомиров, во многом не согласный со Столыпиным и нередко критиковавший его «справа», записал о нем в дневнике: «Завелся „раз в жизни“ человек, способный объединить и сплотить нацию, и создать некоторое подобие творческой политики – и того убили!.. Но кто бы ни подстроил этого мерзкого Богрова, а удача выстрела есть все же дело случая, попущения. Все против нас, и нет случайностей в нашу пользу».
Роковая война
Последняя война императорской России – Первая мировая – не случайно получила в русском военно-пропагандистском дискурсе того времени наименование Второй Отечественной. Общество возлагало на эту войну большие надежды. Предполагалось, что после победы Россия должна принципиально измениться, что процесс демократизации российской государственности наконец-то придет к своему завершению. Казалось, что война станет тем общим делом, которое снимет противоречия между властью и обществом, что в ее крови и огне родится новая Россия.
В результате успехов 1914 г. в состав империи вошла Галиция – последний осколок «Русской федерации», находившийся вне русских границ. Правда, менее чем через год австрийцы вернулись и устроили настоящий террор по отношению к приветствовавшим русские войска «москвофилам», десятки тысяч которых оказались в концентрационных лагерях Талергоф и Терезин, а несколько тысяч были казнены по приговору военно-полевых судов.
Для помощи фронту промышленники во главе с А. И. Гучковым создали Военно-промышленные комитеты, деятели земств и городских дум – Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) во главе с Г. Е. Львовым. Практически весь спектр политических и идейных направлений русской общественности так или иначе поддержал войну, хотя бы с платформы «оборончества», на которой сошлись такие столпы радикальной оппозиции правящему режиму, как социал-демократ Г. В. Плеханов, анархист П. А. Кропоткин, народник В. Г. Короленко. Писатели-политэмигранты А. В. Амфитеатров и М. А. Осоргин вернулись на родину, знаменитый эсер-террорист Б. В. Савинков, почувствовав себя «очень русским», призвал коллег прекратить революционную деятельность и принялся писать военные корреспонденции из Франции для русских газет. Первый переводчик Марксова «Капитала» Г. А. Лопатин и известный публицист левых убеждений, разоблачитель Азефа В. Л. Бурцев сделались членами «Общества 1914 года», ставившего своей целью освободить «русскую духовную и общественную жизнь, промышленность и торговлю от всех видов немецкого засилья».
Но громче всех патриотическая риторика лилась из уст либералов, что естественно, ведь в этой войне Россия сражалась на стороне «демократических держав». Вождь кадетов П. Н. Милюков, рьяно ратовавший за передачу России черноморских проливов, получил даже ироническое прозвище Милюков-Дарданелльский. Настоящей лебединой песней стали военные годы для идеолога национал-либерализма П. Б. Струве – казалось, заработала его концепция Великой России и на практике происходит «внутреннее слияние или спайка… между началом национальным и либеральным». Казалось, само понятие «национализм» начинает приобретать в дискурсе русской интеллигенции позитивные коннотации, наконец-то заняв свое законное (и почетное) место среди прочих прогрессистских ценностей. На этом фоне красноречиво-маргинально смотрелась пораженческая позиция большевиков с их лозунгом «превратить войну империалистическую в войну гражданскую».
Никакая предыдущая война императорской России не оказала столь значительного непосредственного влияния на развитие националистического дискурса в русской культуре. За годы войны был создан огромный пласт национально-мессианской историософской публицистики. Перечислю только некоторые издания произведений наиболее известных авторов: Глинка А. С. (Волжский). Святая Русь и русское призвание. М., 1915; Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1918; Булгаков С. Н. Война и русское самосознание. М., 1914; Дурылин С. Н. Лик России. Великая война и русское призвание. М., 1916; Розанов В. В. Война 1914 года и русское возрождение. М., 1915; Трубецкой Е. Н. Смысл войны. М., 1914; Эрн В. Ф. Меч и крест. Статьи о современных событиях; Его же. Время славянофильствует. Война, Германия, Европа и Россия. Обе – М., 1915. А сколько всего было разбросано по журналам и газетам! Один М. О. Меньшиков в «Новом времени» 1914–1915 гг. написал несколько сотен статей под воинственно-оптимистической рубрикой «Должны победить!». По-разному эти разные авторы трактовали «русскую идею», но все они верили, что, говоря словами Бердяева, в этой войне «Россия выковывается как нация, обладающая целостным характером и целостным сознанием. Ибо мы только теперь переходим к подлинно историческому, выявленному бытию».
Активно работали как военно-патриотические публицисты и известные литераторы: Андреев Л. Н. В сей грозный час. Пг., 1915; Ивнев Рюрик. Как победить Германию? Пг., 1915; Ремизов А. М. За Святую Русь. Думы о родной земле. Пг., 1915; Его же. Укрепа. Слово к русской земле о земле родной, тайностях земных и судьбе. Пг., 1916… В. Я. Брюсов и М. М. Пришвин отправились на фронт в качестве газетных военкоров. В. В. Маяковский, который, по воспоминаниям И. А. Бунина, «в день объявления… войны с немцами… влезает на пьедестал памятнику Скобелеву в Москве и ревет над толпой патриотическими виршами», пишет тексты для народных лубков на военную тему и сотрудничает в газете А. А. Суворина «Новь», на страницах которой, в частности, заявляет, что «война не бессмысленное убийство, а поэма об освобожденной и возвышенной душе». Молодой критик-футурист Н. Н. Пунин записывает в дневнике 18 сентября 1916 г.: «Должны ли мы воевать? Да, должны. Мы обязаны воевать во имя своей национальной жизни, во имя своих прав на будущее… Мы существуем, подобно колоссу, на чьи плечи Европа еще положит великие бремена; мы существуем от Померании до Сахалина, мы варвары – великое море огня. Мы должны воевать, бить и гнать Германию, оспаривать у Германии и только у Германии права на престол, нация, которая не имеет прошлого, должна иметь свое будущее. Но не во имя рыхлых идеалов истощенной Франции и не ради лицемерных добродетелей Англии – этой неизменной синечулочницы – мы льем орудия. Попранные права Бельгии, Сербии, что нам за дело до всех попранных прав – во имя своей жизни, во имя своего высокого господства, ради великой футуристической России „чемодан“ в Померанию, шрапнелью покроем кенигсбергские форты…»
Отдельная большая тема – война в тогдашней изящной словесности. Певцами ратного подвига выступили Брюсов, Городецкий, Гумилев, Клюев, Сологуб… Даже Мандельштам воспел «великорусский державный лик». Утонченный эстет С. А. Ауслендер написал сборник патриотически-мелодраматических новелл «Сердце воина» (Пг., 1916). Сдержанный Блок в черновых вариантах знаменитого стихотворения «Петроградское небо мутилось дождем…» (1914) ударился прямо-таки в ура-патриотизм:
И теперь нашей силе не видно конца,
Как предела нет нашим краям,
И твердят о победе стальные сердца,
Приученные к долгим скорбям.
Но за нами – равнины, леса и моря,
И Москва, и Урал, и Сибирь,
Не отсюда грозу нам пророчит заря,
Заглядевшись на русскую ширь…
Но весь этот взрыв националистической экзальтации оказался в результате пустым выхлопом. Война не только не смягчила противоречий между властью и обществом, а, напротив, до крайности их обострила. Уже с 1915 г. либералы переходят в оппозицию правительству, а в 1916 г. там оказываются не только националисты вроде В. В. Шульгина, но и даже правые («правее которых только стена») вроде В. М. Пуришкевича. Что характерно, оппозиция, требуя политических уступок, обвиняет власть в предательстве национальных интересов, выступая под знаменем «патриотической тревоги».
Боком правящему режиму вышла и мощная агитационная кампания против «немецкого засилья», вполне естественная при наличии Германии в качестве главного врага. Запущенная по инициативе правительства, она тем не менее неизбежно вышла из-под его контроля, ибо попала на благодатную и хорошо возделанную почву германофобского дискурса, созданного русским дворянством в XVIII–XIX вв. Этот дискурс в несколько упрощенном и приспособленном для массовых вкусов виде был взят на вооружение интеллигентско-буржуазными националистами, контролировавшими такие массовые газеты, как суворинские «Новое время» и «Вечернее время», печатный орган октябристов «Голос Москвы», национал-либеральные «Утро России», «Биржевые ведомости» и др. Упомянутое выше Общество 1914 года к началу 1915 г. насчитывало в Петрограде 6500 членов. В Москве общество «За Россию» публиковало списки «вражеских германских фирм». «Немецкое засилье» было одной из постоянных тем думских заседаний, например, в 1915 г. депутат С. П. Мансырев выступил на одном из них с цифрами, свидетельствующими о преобладании немцев в МИД.
