Литературная Газета - Литературная Газета 6563 ( № 32-33 2016)
Также «в фоновом режиме» освещается чемпионат Люберецкого района, отборочные матчи сборной и некоторые другие околофутбольные события.
Таким образом должна образоваться некая панорама – от Москвы до самых до окраин, то бишь от Премьер-лиги до самых любительских «полудеревенских» низов.
В текстах Данилова, как правило, не происходит ничего особенного, жизнь течёт размеренно и монотонно, так монотонно, что порой трудно сдержаться и не зевнуть. Душевные подъёмы (если они есть) очень сдержанны, а разочарования ожидаемы заранее и особой интриги не содержат (пожалуй, только в перпендикулярных футболу эпизодах, где у автора уходят из жизни друзья: Анатолий – музыкант Анатолий Монахов и Витя – поэт Виктор Иванiв, сквозь бесстрастную интонацию гиперреалиста просвечивает настоящая боль). Однако постепенно под этой сверхпристальной оптикой проявляется атмосфера, а читателя, не отложившего книгу, затягивают этакое странное обаяние и своего рода уют.
Данилов не пытается состроить из себя опытного и матёрого фана, а спокойно и в меру иронично фиксирует мысли и ощущения болельщика - "кузьмича", который посещает домашний стадион своей команды, следит за трансляциями, впервые в жизни ездит «на выездá» – в Тулу, потом в Питер, присутствует при фанатских стычках.
Фиксирует, например, так: «Динамо» прекрасно владеет искусством поражения при плохой игре и искусством поражения при хорошей игре, это отработано на высоком уровне». Или так: «Приехать на стадион «Арена Химки» с противоположного конца Москвы, чтобы первый гол услышать в туалете, а второй увидеть по телевизору – это стиль» .
Или (просто грешно не процитировать):
«Только назвал нашу сборную
Скучной и предсказуемой,
А она – раз!..
И вдруг стала
Жалкой и убогой» .
Кажется, что с автором хорошо посидеть за пивом в спортбаре или неспешно прогуляться после матча по вечерним улицам с разговорами, ироничными полунамёками и всем таким.
У самой же книги есть существенный минус. Если верить выходным данным (а почему, собственно, им не поверить?), вся команда редакторов – сплошь женская. Так что подстраховать автора при футбольных недосмотрах оказалось некому. «Березовский попал в офсайд, и всё закончилось» . При этом Березовский – вратарь. Это что должно случиться на поле, чтобы вратарь (!!!) попал в офсайд? И ляпы подобного свойства в тексте, тактично выражаясь, не единичны.
Все, кто хоть краем глаза следит за отечественным футболом, знает, что чемпионом «Динамо» не стало, а в нынешнем сезоне вообще вылетело из Премьер-лиги. То есть Данилов замолвил словечко за свою безответно любимую команду, но «получилось ровно наоборот – самим фактом написания книги были пробуждены какие-то неведомые злые силы, которые, похоже, собрались окончательно угробить наше несчастное «Динамо» .
И всё-таки одна «неудачливая бело-синяя команда» вдруг возьмёт и станет чемпионом своей страны. И ошеломлённый автор будет «как дурак, ходить в бело-синем шарфе и праздновать победу. Как говорится, получи и распишись» . Так реальность в очередной раз «играет странными гранями». Потому что написание книг – это магия и волшебство, даже если в чём-то это самое волшебство и получается кривоватым.
Читайте Шекспира внимательно!
Читайте Шекспира внимательно!
Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Теги: Наталья Гранцева , Герои России под маской Шекспира.
Наталья Гранцева. Герои России под маской Шекспира. – СПб.: Союз писателей СПб., 2015. – 368 с.
Перед нами работа по Шекспиру, освещающая проблемы биографии Великого Барда и его творчества, работа отнюдь не волонтёрская, не случайная, не уровня нескольких эссе. О нет, это многолетняя поисковая ответственная работа высокопрофессионального филолога-исследователя. Те, кто прочитает этот труд, со мной согласятся.
С уверенностью положительно оценить проделанное и опубликованное позволяет обзор всего того, что пришлось проштудировать Наталье Гранцевой. Здесь труды шекспироведов, причём не только современных, но и «древнейших», не только отечественных, но и зарубежных, однако в книге немало и других теоретических источников и по истории России, и по истории Шотландии, и по психологии, и даже по оккультизму, поскольку у Шекспира в драмах всё это тоже представлено.
Весьма смелые гипотезы о шифрах в первой комедии Шекспира, об отражённом, завуалированном факте русской истории Смутного времени потребовали от автора выстраивания целой системы весомых аргументов с необходимыми комментариями позиции, прежде всего шекспироведов.
В итоге монография читается как детектив, что для научной продукции вообще большая редкость. Отнюдь не каждый учёный обнаруживает себя ещё и как интересная языковая личность. Богатство и изящество стиля, остроумные комментарии необходимы автору, чтобы рельефнее донести суть исследовательского пафоса.
По мере чтения мы постоянно ловим себя на мысли, что не замечали слишком многого при чтении известнейших пьес, тем более при их просмотре. Оказывается, в «Отелло» роковых платочков было два. Оказывается, раньше не было перечней действующих лиц, как мы привыкли читать в афишках. Оказывается, что в «Зимней сказке» зимнего ничего нет, что Король Лир – это Король лир, что…
Убеждена, что рецензируемая книга найдёт своего благодарного читателя.
Вера ХАРЧЕНКО , доктор филологических наук, БЕЛГОРОД
«Можно переносить жизнь, только каждый день работая на Абсолют…»
«Можно переносить жизнь, только каждый день работая на Абсолют…»
Литература / Библиосфера / ДНЕВНИКИ
Теги: литература , литературоведение , эссе , критика
К 75-летию Светланы Семёновой
Литературовед и философ Светлана Семёнова принадлежала к тем деятелям мысли и слова, которые являются первопроходцами духа, открыты зову будущего. Размышляя «о человеке, его смертности и бессмертии», о горизонтах истории и новом фундаментальном выборе цивилизации, она раскрыла современникам целый материк русской мысли и культуры – от Н. Фёдорова и В. Вернадского до Н. Заболоцкого и А. Платонова. В дневниковых фрагментах С.Г. Семёновой, который «ЛГ» представляет читателю, – опыт выстраивания себя, завязи идей, развитых в её книгах и статьях о Фёдорове, П. Тейяре де Шардене, русском космизме, метафизике русской литературы, философии активного христианства.
9 сентября 1975
Разметафоризация мысли, взгляда на мир и человека – вот ещё задача. Всё колоссальное богатство религий, философий, художественных творений – собрание образов и метафор о реальности, в том числе высшей. Каждая религия, философская теория, роман и симфония представляют из себя завершенную систему языка , уловляющую мир своим кодом, своим шифром. Над этими первичными культурными созданиями думают и о них пишут тысячи голов и перьев; разъясняя и толкуя, перелагают один шифр на другой.
<…> Конечно, всё культурное богатство рода людского, создавшее самого человека как человека, обреталось через символическое знание. Но, стоп! Не должен ли женский логос своим первым камнем поставить не какой-либо символ, знак, шифр, т. е. элемент знания, а реальность, чистую, простую и дальше оперировать реальностями?
27 октября 1975
Три года назад – выбор России, отказ от статуса культурного работника по просвещению тем, что наработано Западом. Во мне пронёсся такой яростный монолог: какого чёрта лезть в чужую культуру, что меня французская мать кормила сиськой или я дышала французским воздухом, впитывала французские пейзажи и звуки с детства? Что я могу сделать принципиально нового с их культурой? Западные люди сами так рачительно относятся к своему культурному достоянию, даже самая мелкая его букашка пришпилена булавкой в тщательно описанной, изученной и изучаемой, толкуемой коллекции. А у нас такие богатства в хаоса бездну улетели, зияют провалы целых периодов мысли. Надо, даже если скромно подойти к своим возможностям, начать хотя бы делать узелки на прерванной культурной нити. Сначала – узелки, а там, коли хватит дерзания и сил, и самой начать ткать дальше. Стала читать и учиться родному, впервые прочла древнерусскую литературу, пошла дальше, из мыслителей тщательнее остановилась на Данилевском и Вл. Соловьеве. И тут встреча решающая: Николай Фёдоров. Только с него я по существу стала серьёзно относиться к своей жизни. До этого нет, разве что как у Набокова, представляла себя странником по лицу мира и созерцателем его. <…>
