Никита Кузнецов - Под флагом России
В 1908—1909 гг. он числился прикомандированным к 8-му, а затем 2-му Балтийским флотским экипажам. В 1907—1909 гг. Михаил Данилович находился в отпусках по болезни и проходил лечение за границей. 15 марта 1910 г. его переводят в состав Сибирской флотилии, а ровно через два месяца — в Амурскую флотилию. Но на Дальний Восток он не поехал, тле практически весь 1910 г. провел в отпусках по болезни и «домашним обстоятельствам». В июле 1910 г. врачебная комиссия нашла у Жукова целый «букет» заболеваний, требовавших немедленного лечения за границей и препятствовавший службе на судах: хронический катар верхних долей правого легкого, хроническое воспаление брюшины, резкое ослабление зрения и ряд других.
Наконец, 18 апреля 1911 г. Жуков был зачислен по Корпусу инженер-механиков флота и назначен для службы на Адмиралтейском заводе, где он занял должность помощника заведующего механической частью на строящихся судах. 25 марта 1912 г. его произвели в чин подполковника (переименован в инженер-механики капитаны 2-го ранга 28 марта 1913 г.). Судьба М.Д. Жукова после 1917 г. неизвестна. Последним упоминанием о нем является запись в адресной книге «Весь Петроград» за 1917 г., где указано, что он проживал по адресу: Дмитровский пер., дом 12.
М.Д. Жуков был награжден следующими орденами и медалями: светло-бронзовой медалью в память событий в Китае 1901—1902 гг. (19 ноября 1902 г.); светло-бронзовой медалью в память 300-летия Дома Романовых (1913 г.); светло-бронзовой медалью в память 200-летия Гангутской победы (1915 г.).
Помимо книги, посвященной походу «Якута» в 1900 г., вышедшей в Санкт-Петербурге в 1912 г., известны еще две научно-популярные работы М.Д. Жукова: «День на броненосце [“Цесаревич”]», изданная также в 1912 г., и «Вокруг Азии и Европы: Поход эскадры адмирала Чухнина» (Пг., 1915). Эти три книги вышли в серии популярных изданий о флоте, выпускавшихся под эгидой Комиссии по заведыванию капиталом имени графа Строганова. В июне 1904 г. во время подготовки похода 2-й Тихоокеанской эскадры граф С.А. Строганов (1852—1923), отставной капитан-лейтенант, участник Русско-турецкой войны 1877—1878 гг., выразил желание на свой счет передать флоту «вполне обеспеченное судно». Назначенный командовать эскадрой вице-адмирал З.П. Рожественский высказал пожелание иметь специальное воздухоплавательное судно-разведчик с большой скоростью хода и оборудованием для запуска воздушных шаров.
Для этой цели на деньги графа Строганова у северо-германского «Ллойда» за 920 716 р. был куплен пароход «Лан» (постройки 1888 г.), зачисленный в состав флота как воздухоплавательный крейсер «Русь». С самого начала плавания в составе эскадры контр-адмирала Н.И. Небогатова «Русь» показала, что не приспособлена к дальнему походу и не в состоянии обеспечивать запуски воздушных шаров. Несостоявшийся «воздухоплавательный крейсер» от мыса Скаген был возвращен в Россию.
В октябре 1906 г. «Русь» была продана за 270 тысяч германских марок и отведена в Штеттин для разборки на металл. По воле графа С.А. Строганова проценты от капитала, вырученного от продажи «Руси», пошли на учреждение журнала для матросских библиотек и премирование авторов лучших сочинений. Эти небольшие по объему, но хорошо изданные и иллюстрированные книги должны были пропагандировать повседневную жизнь и славное прошлое Российского флота среди широких масс населения.
Перу М.Д. Жукова также принадлежит ряд технических трудов: «Морские турбины» (Вып. 1—3, СПб., 1909—1910); «Заводской расчет морских турбин Парсонса: Составлен на основании заграничных данных» (Двинск, 1910); «Морские турбины: Конструкция турбины Парсона и постройка ее за границей. Турбины активной системы: Куртиса, A.E.G.- Куртиса, Цолли, Рато, Брегэ» (Вып. 1—3, СПб., 1911).
Н.А. Кузнецов, кандидат исторических наук.Автор выражает искреннюю благодарность за поддержку и помощь в работе своим друзьям и коллегам: Алексею Юрьевичу Емелину (г. Санкт-Петербург) и Андрею Владимировичу Марыняку (г. Москва).
А.Я. МаксимовТЮЛЕНИЙ ОСТРОВ (ДРАМА НА МОРЕ)[55]
I
На отдаленном Востоке, на рубеже холодного Охотского моря, тянется от широкого устья величественного Амура до Японского архипелага мрачная, лесистая и преимущественно каменистая гряда — злополучный Сахалин или Соколиный остров, как наименовали эту тысячеверстную гряду подневольные ее обитатели — каторжные. Береговая черта северной половины острова, как с западной, так и с восточной его стороны, тянется почти стрункой, не образуя ни одного заливчика, ни одной бухточки, сколько-нибудь удобных для якорной стоянки. Природа словно скупилась при создании первой половины уродливого острова, как будто опасаясь, что ей не удастся выполнить свою удивительно грандиозную прихоть — вытянуть угрюмую громаду земли вплоть до Матцмая. Природа кроила вначале остров, подобно скупому портному, стараясь выгадать сажень береговой черты; но, заканчивая его созидание, вдруг словно спохватилась, увидев большой остаток созидательного материала, и разом расщедрилась, образовав на южной половине Сахалина два громадных, расположенных почти рядом, залива: Анива и Терпения. Первый из заливов врезался грандиозной дугой в южную оконечность острова, создав два грозных для оплошных судов мыса — Крильон и Анива, — далеко выдвинувшихся в опасный Лаперузов пролив. Залив Терпения, столь же обширный, но еще более неприветливый, сделал глубокую впадину в юго-восточном берегу острова, причем образовал в северной своей части страшный для мореплавателей мыс Терпения с коварным, каменным, подводным рифом, совершенно еще неисследованным. Предполагают, что этот риф вытянулся в Охотское море по крайней мере на две мили, вследствие чего суда стараются огибать утесистый, мрачный мыс Терпения возможно дальше. Моряки страшатся его почти в той же степени, как некогда древние мореплаватели страшились Сциллы и Харибды. Страх этот вполне основательный: все хорошо знают, что никому не будет пощады, если случай или непогода принесут судно к этим диким, почти безлюдным, берегам Сахалина.
Южная часть Охотского моря особенно неблагоприятна для мореплавателей. Весной и летом там царствуют непроницаемые туманы, прояснивает лишь изредка и на самое короткое время. Солнца почти не видно; редко-редко удается полюбоваться клочком голубого неба и опять все погружается в таинственную мглу густых испарений. В это время года там господствуют продолжительные штили. Море кажется дремлющим; его зеркальная поверхность лишь иногда или морщится легкой рябью под давлением бог весть откуда налетевшего слабого ветра, или же оживляется многочисленными стадами сивучей, моржей и морских котов, торопливо плывущих в неведомую даль. Изредка вынырнет из морской пучины кит-исполин, взметнет к небу со свистом и шумом громадные фонтаны воды, и опять исчезнет в своем безграничному чудесном водном царстве... Море успокаивается и вновь впадает в сладостную дремоту, случайно нарушаемую только его млекопитающими обитателями, всегда проявляющими изумительную энергию, подвижность и неутомимость, невольно поражающие слабого человека...
Осенью в Охотском море наступают ясные дни. Солнце ярко блещет с безоблачного, чистого неба, весело играет в несметных атомах удивительно прозрачного воздуха и волшебно сверкает в каждой капле прибойной волны, рассыпавшейся по прибрежью, в каждой брызге величественных фонтанов, чаще и чаще вырывающихся из могучих отдушин разыгравшихся китов. Восхитительно прекрасное дневное светило одинаково приветливо освещает как необъятный морской простор, так и суровые, угрюмые берега всюду разбросанных многочисленных островов, еще недавно окутанных, в течение нескольких месяцев, непроницаемым саваном густого тумана. Туман этот, при наступлении первых осенних дней, уносится обыкновенно в область неприятных воспоминаний. Воздух становится необычайно чистым. Ровный, холодный ветер гонит перед собой правильные гряды слегка пенистых волн, успокоительно действующих на воображение своим величавым, безмолвным, поступательным движением. Но не следует доверять этому радостному солнечному блеску, этой удивительной чистоте неба и прозрачности воздуха, этому кажущемуся спокойствию необозримого морского простора: во всем таится неотвратимое коварство грозной, неумолимой стихии, разражающейся, при полном сиянии солнца и девственно-чистом небе, жестокими, губительными штормами. В осенние дни налетают с ужасающей неожиданностью, с дальнего, холодного Севера, студеные вихри с пронизывающим до мозга костей морозом, нередко достигающим двадцати градусов Реомюра. Море превращается в страшно клокочущий котел. Тучи брызг, срываемых ветром с вершин пенистых, седых волн, мгновенно замерзают в морозном воздухе и несутся далее в виде крупных градин. У прибрежья яростно набегающие буруны быстро намерзают ледяными громадами, все нарастающими и нарастающими. Разъяренная водная стихия рвется, мечется, словно бесноватый, и превращает в ледяные глыбы решительно все, что только попадает в ее мертвенные ужасные объятья. Во время подобных штормов смерть царит всюду, куда только проникает студеное дыхание далекого Севера. И горе в это время судам, застигнутым в открытом море подобной непогодой... Горе им!..
