Александр Бушков - Тайны Смутного времени
(Автор этих строк — человек верующий, хоть и, каюсь, нерадивый. В каноническую нетленность святых мощей я верю, но отчего-то не нахожу в себе сил поверить в данный случай, в нетленность лесных орехов — и к тому же заранее отношусь с недоверием ко всему, что исходило от Шуйского. А посему крепко сомневаюсь, что лежащее в гробу тело мальчика принадлежало покойному царевичу — такая сволочь, как «царь Васька», могла и распорядиться, чтобы полоснули ножом по горлу какому-нибудь безродному отроку, да положили в гроб, дабы изобразить «нетленность»…)
Скрытые противники Шуйского ответили не джентльменским, зато эффектным ходом. Где-то отыскали больного, о котором было точно известно, что он отдаст богу душу с минуты на минуту, бедолагу приволокли к «святым мощам», где он и скончался при большом стечении народа. Идея с мощами была дискредитирована надежнейше. Впрочем, Шуйского все равно ничто уже не могло выручить…
Гори, огонь, гори…
«Была бы кутерьма, а люди найдутся», — написал как-то М. А. Булгаков со свойственной классику меткой лапидарностью.
Люди, раскочегарившие пожарище до небес, и в самом деле отыскались предельно быстро. Обосновавшемуся в Литве Михаилу Молчанову князь Шаховской прямо предложил выдать себя за чудесно спасшегося от убийц царя Дмитрия, но Молчанов отказался, не столько в силу высоких душевных качеств и отвращения ко лжи, сколько из-за осознания того факта, что слишком многие на Москве знают его в лицо, и толку все равно не будет. Зато именно Молчанов отыскал где-то в Литве самого загадочного после Лжедмитрия I персонажа Смуты — человека, именовавшегося Иван Исаевич Болотников.
Я не зря употребил столь осторожный оборот «именовавшегося». Сведения о Болотникове столь скудны, что его имя вполне могло оказаться вымышленным. Согласно установившейся версии, Иван Болотников некогда был боевым холопом князя Телятевского. Для тех, кто подзабыл русскую историю, нелишним будет прояснить смысл этого термина. Вплоть до Петра I русское войско (если не считать полков «иноземного строя») комплектовалось из дворян, приезжавших на службу с несколькими своими людьми. Однако уже в конце XVI в. эта система не вполне удовлетворяла реалиям, и возник институт «боевых холопов» — они запродавались в кабалу исключительно для участия в боевых действиях под командой своего хозяина, а в случае его смерти получали свободу.
Таким боевым холопом якобы был и Болотников. «Якобы» — потому что не удалось отыскать ни одного достоверного документа, подтверждающего либо опровергающего его «каноническую» биографию. При невыясненных обстоятельствах Болотников попал в плен к татарам на берегах Черного моря, несколько лет провел прикованным за ногу гребцом на турецкой галере, неведомыми путями ухитрился обрести свободу, неведомо как оказался в Венеции, через Польшу и Литву направился на Русь. Тут на его пути и оказался Молчанов. По крайней мере, так писали современники…
Болотникову поручили с небольшим отрядом идти на Русь и воевать с узурпатором Шуйским. Болотников взялся за дело со всей рьяностью. Советские историки отчего-то записали его в народные печальники и крестьянские вожди, но дело обстояло совсем не так. Набрав войско из всевозможного сброда, Болотников изложил простую, ясную и, следует признать, чрезвычайно привлекательную программу: бояр следовало истребить, а все их достояние, включая жен с дочерьми, забрать себе. Естественно, программа эта была встречена с небывалым энтузиазмом.
Чуть позже к Болотникову, опровергая позднейшие теории о классовой борьбе, присоединилось дворянское войско с братьями Ляпуновыми во главе. Правда, столь нежный альянс продолжался недолго — когда подступивший к Москве Болотников стал забрасывать столицу прокламациями, Ляпуновы от него ушли. О содержании прокламаций дают представление воспоминания патриарха Гермогена: «…пишут к Москве проклятые свои листы и велят боярским холопам побивати своих бояр и жен их, и вотчины и поместья им сулят, и шпыням и безыменникам-ворам велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их, воров, к себе и хотят им давати боярство и воеводство, и окольничество и дьячество».
Э. Лисснер. «Восстание Ивана Болотникова»
Покинутый дворянской конницей, Болотников раздобыл где-то самозванца Петра — этот субъект ещё при жизни Лжедмитрия I болтался по казачьим землям и выдавал себя за сына царя Федора Иоанновича (умершего вовсе бездетным). Однако дела это не поправило — войска Шуйского осадили в Туле остатки «воров», под честное слово уговорили сдаться.
Дальше начинаются странности. В Туле повесили лишь одного — «царевича Петра». Болотникова и князя Шаховского всего-навсего отправили в ссылку. Правда, через несколько месяцев ослепленного Болотникова утопили в реке, но все равно история эта выглядит крайне загадочно. Как раз из-за того, что Шуйский сдержал данное слово.
Шуйский, держащий честное слово, данное своему врагу, — картина небывалая, невозможная, сюрреалистическая. Тем более, когда речь шла о безродном холопе. И тем не менее, все именно так и обстояло — прошло несколько месяцев, прежде чем Шуйский решился убрать Болотникова…
Никаких версий и не выдвигаю — исключительно оттого, что информация о тех событиях осталась скуднейшая. Я просто-напросто чутьем, кожей, шестым чувством чую стоящую за всем этим нешуточную и мрачную тайну. Во-первых, Болотникова ослепили — а на Руси эта мера испокон веков, за редчайшими исключениями, применялась только к потерпевшим поражение в междоусобной борьбе князьям, на простонародье этакая сомнительная роскошь не распространялась. Во-вторых, Шуйский был исключительным подонком, и сдержать честное слово его могли заставить лишь какие-то чрезвычайные обстоятельства. В-третьих, немецкий врач Фидлер, посланный Шуйским отравить Болотникова, отчего-то не польстился на щедрое вознаграждение, а все Болотникову рассказал. В-четвертых, в войске Болотникова были некие неизвестные «немцы» в немалом количестве — после сдачи Тулы всех их загнали в Сибирь…
Так кто же такой Болотников? Представитель старой «ордынской» династии, ухитрившийся пересидеть где-то в отдалении от столиц и потому уцелеть? Агент какой-то из европейских разведок, предположительнее всего — польской? Что заставляло дворян в течение определенного времени поддерживать с ним союз, а князя Шаховского — оставаться с Болотниковым до самого конца?
Я не знаю. И не берусь строить версии — их попросту не на чем строить. Но не в силах отделаться от стойкого впечатления, что с «делом Болотникова» что-то крайне нечисто и официальная версия отнюдь не объясняет всех странностей и темных мест… Было что-то еще, из-за скудости дошедших до нас документов навсегда канувшее в забвение. Где ты, машина времени?
…Россия полыхала. Обнаружился Лжедмитрий номер два — и взялся за дело не без размаха. Собранная им армия подошла к Москве и укрепилась в селе Тушино, за что второй самозванец получил прозвище Тушинский вор.
Скажу сразу: я не разделяю убеждение академика Фоменко, будто Лжедмитрий II — чудесно спасшийся Лжедмитрий I. Пример с Мариной Мнишек, «признавшей» второго самозванца, меня не убеждает — Фоменко считает, что это свидетельствует о тождестве первого и второго, я же в цинизме своем полагаю, что красоткой, желавшей во что бы то ни стало стать русской царицей, двигали примитивные мотивы личной выгоды. Те же самые, что заставили допрежь того Василия Шуйского несколько раз менять показания… Есть к тому же сведения, что некий иезуит тайно обвенчал Марину Мнишек с Тушинским вором, а это автоматически свидетельствует, что он не имел ничего общего с Лжедмитрием I, который уже был обвенчан с Мариной в Москве самим патриархом Игнатием.
Кроме того, сохранилось очень уж много свидетельств, подробно повествующих, что Лжедмитрий-два был личностью довольно бесцветной и мелкой, по всем параметрам уступавшей Лжедмитрию I, бесспорно — яркой индивидуальности. С этим обращались без всякого почтения, прекрасно зная и понимая, кто он таков есть, но до поры до времени поддерживая легенду…
Кто был второй Лжедмитрий, так и не выяснено — меня этот вопрос как-то не особенно интересует. Гораздо интереснее одна-единственная загадка, оказавшаяся связанной с Тушинским вором. После его убийства касимовскими татарами среди вещей «царика» оказались книги на древнееврейском языке. А это в свое время позволило позднейшим исследователям, стоящим, скажем так, на разных полюсах, выдвинуть две, в равной степени шизофренические, гипотезы.
Стойкий большевик, поэт Илья Сельвинский в двадцатые годы, вдохновившись вышеупомянутыми книгами (которых никто, естественно, тогда не читал и неизвестно до сих пор, что там было написано), написал пьесу в стихах, где объявил Лжедмитрия II отважным еврейским юношей, который затеял весь этот сыр-бор исключительно для того, чтобы вывести своих соплеменников из России в Палестину, аки Моисей, и создать там свое государство.
