Валерия Башкирова - Банкротства и разорения мирового масштаба. Истории финансовых крахов крупнейших состояний, корпораций и целых государств
Соврал. Никакой коллекции у него, разумеется, не было.
* * *Столь вдохновенно разыгранная киноэпопея имела лишь одну уязвимую сторону. Рано или поздно, но кредиты все же следовало возвращать.
Дэвид Бегельман исходил из нехитрой посылки, что если киностудия снимет десятки фильмов, то по теории вероятности хотя бы один окажется коммерческим шедевром и «сделает кассу».
Наивная вера в силу искусства в конце концов и стоила ему жизни.
Реальные убытки кинокомпании уже в 1986 году составили около $20 млн. Однако проценты по старым кредитам аккуратно выплачивались из кредитов новых.
Схема эта – с некоторыми перебоями – работала до самого начала 1990–х.
В 1990 году Бегельман был вынужден за $2 млн заложить свою калифорнийскую виллу.
Памятуя заповедь собственного производства, что главное – сохранять видимость, он по-прежнему вел себя так, будто был единоличным владельцем алмазных копей Африки.
Кроме того, он на самом деле и совершенно беззаветно любил красивую жизнь. И вероятно, никогда не понимал, почему, собственно, расходы не должны превышать доходов.
Его очередная свадьба состоялась в 1990 году. 125 гостей были двумя самолетами доставлены в Лас-Вегас, где Бегельман забронировал отель Caesars Palace.
Вдобавок к ключам от номера Бегельман лично вручал каждому гостю подарок – небольшую кожаную сумочку, набитую жетонами для игры в казино.
Если этот человек намеревался произвести впечатление, видит Бог, ему это удавалось.
Вслед за бракосочетанием Бегельман провернул последнее – самое, впрочем, неудачное – финансовое мероприятие в своей жизни.
Единственным действительно прибыльным созданием в его кинопроизводстве по-прежнему оставался самый первый фильм Sherwood Productions: «Blame it on Rio». Но, к сожалению, ровно половину доходов от проката фильма Бегельман обязан был выплачивать некоему Сиднею Киммелу.
Киммел, завсегдатай форбсовского списка «400 самых богатых американцев», еще в 1982 году вложил недостающие $3 млн в производство.
Лучше бы Бегельману было не ссориться с Киммелом.
По своей привычке не слишком серьезно относиться к финансовым документам Бегельман попросту расписал доходы от проката «Blame it on Rio» в доходы от трех других фильмов. К которым Киммел не имел решительно никакого отношения.
Надо сказать, Киммел, будучи чрезвычайно занятым человеком, ничего не заметил.
В 1993 году Бегельман решил, что неразумно будет не воспользоваться рассеянностью миллионера еще разок.
И предложил Киммелу инвестировать ежегодно по $2 млн (а в общей сложности $10 млн за пять лет) в кинопроизводство Gladden Entertainment.
В качестве второго партнера выступал все тот же Мак-Нелл, который с важным видом подтвердил Киммелу, что вкладывает в это предприятие аж $35 млн.
Так как денег у него в принципе не было – он мог с легкой душой обещать и $135 млн.
Киммел перевел $2 млн на счет Gladden Entertainment, откуда они исчезли уже на следующий день, перекочевав на личные счета Бегельмана.
После этого Бегельман позвонил своему незадачливому инвестору и сообщил, что у второго партнера (читай Мак-Нелла) возникли финансовые сложности. Не желает ли господин Киммел увеличить свой пай еще на несколько миллионов?
Господин Киммел, неприятно удивленный, пообещал подумать. А подумав, связался с ФБР.
С этого момента жизнь Дэвида Бегельмана потеряла какую бы то ни было привлекательность. Весь 1994 год и первую половину 1995 года он провел в окружении финансовой полиции, совавшей нос в его счета, кассовые книги, приватную жизнь и карманные расходы.
Ему пришлось давать показания и занимать деньги у друзей, чтобы расплатиться хотя бы с частью личных долгов.
К лету 1995 года Бегельман осознал, что на весь остаток своих лет приговорен к жизни мелкого должника. Существование между тюремной камерой и кабинетами адвокатов не имело для него ни малейшей привлекательности.
Из всех развлечений на этом свете у него не осталось даже самого последнего – весной 1995 года его исключили из покерного клуба голливудской элиты.
Ибо даже его карточные долги составили около $300 тыс. в год.
Прощание с высшей лигой
Бернар Тапи (Bernard Tapie, род. в 1943)
В середине 1990–х едва не разорился на финансовых махинациях.
По своим наклонностям Бернар Тапи был предпринимателем. Или точнее – предприимчивым господином.
Сегодня Бернар Тапи снова на коне. Но в середине 1990–х у него были большие неприятности. Он утверждал, будто владеет миллиардом франков. По данным злопыхателей, его имущество состояло из миллиарда долгов. Парламентский иммунитет Тапи позволял оставить этот вопрос в тумане. 21 ноября 1995 года Бернар Тапи остался не только без денег, но и без иммунитета.
Его карьера начиналась в 19–метровой комнате в парижском пригороде. Все достояние Бернара Тапи исчерпывалось обаятельной супругой и сияющей улыбкой от уха до уха. Что во Франции вполне равносильно смертному приговору.
Ибо страна Мольера и генерала де Голля никогда не была страной равных возможностей.
Несмотря на неблагоприятные стартовые условия, восход Тапи на политическом и финансовом небосклоне Франции был исполнен редкостной лучезарности.
За его спиной маячила изящная фигура задумчивого и неистощимо образованного господина по имени Франсуа Миттеран.
Последний вселился в Елисейский дворец в 1981 году.
И для начала глубоко задумался над своим политическим имиджем.
Подумав, он объявил наступление «эры Миттерана». Свобода, равенство, братство, конец власти элиты! Да здравствуют энергичные выскочки!
Предприниматель Бернар Тапи, в то время 35 лет от роду, был призван эту эру олицетворить.
Что он и сделал, в известном смысле безукоризненно.
* * *В мае 1993 года один малоизвестный французский литератор остался без крыши над головой. Литератор не прославился решительно ничем, кроме издания газеты под названием «Международный идиот».
В майском выпуске своего издания литератор опубликовал некоторые подробности биографии Бернара Тапи – политика и финансиста. Подробности состояли главным образом из различных юридических документов.
Грамотная публика, купившая «Идиот», могла ознакомиться с многочисленными протоколами. Протоколы наглядно подтверждали, что один из самых многообещающих национальных политиков проводил больше времени в различных юридических инстанциях, нежели в своем рабочем кабинете.
Проще говоря, закон имел к Бернару Тапи нескончаемые претензии.
Сам Тапи откликнулся на публикацию в традиционном духе французского сутяжничества, подав на издателя в суд. Суд постановил: сколько раз и по какому поводу привлекался к ответственности член парламента – интимная тайна.
Литератору Жану Алье, у которого, разумеется, кроме долгов, ничего не имелось, предложили заплатить компенсацию – около FF3 млн. После чего ему только и осталось, что сидеть у порога собственного дома в ожидании судебных исполнителей.
Жан Алье поторопился. Потерпеть бы ему недели две – на дом его, возможно, никто бы и не позарился.
К лету 1993 года Бернару Тапи стало не до международных идиотов.
А к концу 1994 года вся пресса уже обзывала его разнообразными обидными словами. Например, «продувным политиканом».
Или еще того хуже – «финансовым жонглером».
* * *По своим наклонностям Бернар Тапи был предпринимателем. Или точнее – предприимчивым господином.
Конкретные проявления этой предприимчивости его не слишком занимали. То есть ему было решительно безразлично: заниматься ли строительством заводов, тачающих болванки по армейским заказам, или же инвестициями в парфюмерную промышленность.
На исходе 1970–х он то ли подрабатывал эстрадным пением, то ли пытался приторговывать недвижимостью. А заодно приглядывался к незанятым политическим должностям.
Следует заметить: в ту пору занятия бизнесом и политикой совмещать было не принято. Французская политика считалась призванием людей высокодуховных и мыслящих преимущественно абстрактными категориями.
С наступлением «эры Миттерана» расклад сменился.
Бернар Тапи уловил очевидную комбинацию в духе времени. Через большую политику – в большой бизнес.
Он проявил горячечную преданность делу свободы, равенства и братства. Что в его исполнении в первую очередь звучало так: больше заботы о безработной молодежи и детях из предместий.
Тут он был авторитетнейшим экспертом.
Его речи о том, как юные сорванцы где-нибудь на окраинах Парижа или Лиона маются без просторных спортивных залов и светлых домов культуры, отличались пронзительной задушевностью. Популярность Тапи – не столько среди самих сорванцов – сколько среди их замученных родителей – ринулась вверх.
Инкубационный период новой карьеры закончился сравнительно быстро. Уже в начале восьмидесятых Бернар Тапи получил в свое распоряжение целое телевизионное шоу.
