Александр Щипков - Плаха. 1917–2017. Сборник статей о русской идентичности
В частности, из-за включённости Польши в состав Российской империи и в силу ряда других причин эти установки широко распространились, стали принадлежностью части российской элиты и разночинцев, сделав многих из них русофобами. Бюргерский чистый дворик и герань стали пределом жизненных помыслов для многих российских интеллигентов. Это культурное и социально-политическое направление имело для России крайне печальные последствия. Оно навязывало русским вместо позитивной негативную идентичность. Кстати, теоретически и фактически эту линию во многом развивали и большевики, хотя сам по себе бюргерский идеал они и отрицали.
Это особенно характерно как для московской, так и для питерской интеллигенции. Даже самые просвещённые авторы могли быть настроены прозападнически, причём даже не политически, а как-то ментально. В своих текстах они не уставали и не устают повторять, что (а) на Западе всё решается лучше, и нам надо постоянно у него учиться и (б) мы всё время идём по задам Запада. Мол, у них уже научились решать те или иные проблемы, которые мы решать не в состоянии.
Так происходит утрата подлинной национальной идентичности, замена её на негативную. Причём изымание именно советской её части происходит на особом эмоциональном фоне. Публике отказывают в праве считаться гражданским обществом, пока она не покается в каких-то коллективных заблуждениях. Анализ, дискуссия не допускаются.
Можно воспринимать современное российское общество либо как сообщество русских и объединённых вокруг них других народов, либо как сообщество, основывающееся на гражданской идентичности. В любом случае у нас реально присутствует то, что на Западе называли мультикультурализмом, о котором я уже говорил и который в советское время уже успел сложиться, да и в царское время соответствующие проблемы определённым образом решались. И вот теперь проблемы, связанные с многонациональностью России, вышли на второй-третий круг своего исторического обострения, но воспользоваться прежним опытом нам спешат запретить. Мол, какой такой «особый путь России»? Но особый – не значит принципиально отличный от всех. Особый – как в любой другой многоликой и сложносоставной стране – это специфический, максимально отвечающий национальным условиям, традициям, психологии, национальной истории, наконец.
Необходимость той или иной кальки западных методик помимо эмоциональных аргументов («чучхе», «новый железный занавес») обосновывается отсутствием альтернативы. Утверждается, что советский период – это некий тупик в развитии страны и нашей российской цивилизации. А зачем рассматривать путь, который привёл в тупик?
На самом деле никаким тупиком советский период не был, хотя он и кончился трагически – распадом страны. Так ведь и дореволюционный период кончился крахом. Значит ли это, что и дореволюционным опытом нужно пренебречь? Любой образованный человек прекрасно понимает, что если независимая история страны продолжается, то тупика не было в принципе. Другое дело – исчерпанность какого-либо этапа или формы существования государства и страны в целом. Но национальные архетипы дают о себе знать при любом сценарии развития. И они, в частности, связывают царский, советский и современный периоды существования и развития России.
Например, нам всегда было понятно, что Крым – это часть исторического «тела» России и этнически, и психологически, и географически, и геополитически, а посему Крым неизбежно вернётся. Лишь предательская политика постсоветской элиты привела к его временной потере. Сенсация не в самом возвращении, а в том, что возврат Крыма был осуществлён идеально: бескровно, без человеческих потерь.
Если подходить к национальному прошлому только как к ошибочному, ты лишаешься и знаний, и опыта, и уважения к себе. И, к сожалению, современная система образования этому способствует.
Метаморфозы бывших окраин
После распада СССР я много и часто ездил по бывшим республикам; был в Прибалтике, Казахстане, Узбекистане, Белоруссии, Молдавии, на Украине. Местные вожди закрепились у власти в основном ещё до распада Союза, и в этом смысле не отреклись от советской идентичности. Но первое, что делали эти руководители и президенты, закрепившись во власти, – начинали сами указывать историкам, советским докторам наук, что им делать. Они подбирали группу таких учёных и диктовали им тезисы той новой истории, которая теперь должна быть у государства.
Какой в этих сочинениях обычно образ России? Империя, метрополия. Дальше в зависимости от конъюнктурной необходимости и характера этих вождей разговор идёт о том, насколько сильно грабила Россия соответствующий народ, территорию или государство. Это при том, что советская власть строила им фабрики и заводы, всюду создавала самую современную на тот момент индустрию.
Это отказ от советской идентичности, и мне в целом понятно, почему он происходит. Но мне непонятно другое: как можно описывать то, что было сделано в советское время, в духе практик колониального капитализма, то есть переворачивать картину советского периода с ног на голову? Ведь другие страны ничего подобного не делали. Когда и какая метрополия создавала Академии наук, целенаправленно и методично развивала литературу, вообще культуру и образование в своих колониях? А представители местных элит не только входили в правящую элиту СССР, но в определённом смысле имели больше привилегий, чем русские.
Практически во всех республиках пик развития науки и национального искусства пришёлся именно на советский период.
Иными словами, Россия сама создавала предпосылки для двойной идентичности. Конечно, на протяжении советского периода были свои «системные» кадры и были оппозиционеры, бунтари. Когда СССР рухнул и всё русское было отодвинуто в сторону, те, кто были маргиналами и диссидентами, стали первыми героями, а кто был за союз с Москвой и Россией – те в лучшем случае превратились в какие-то флюгеры. Этот процесс шёл и продолжает идти в рамках постсоветского пространства: что-то переворачивается с точностью до наоборот, что-то игнорируется, что-то выпячивается.
Как переписывают историю
Ситуация утраты национального опыта советского периода во многом связана с отвратительной реформой образования. Болонскую образовательную систему на Россию распространили не затем, чтобы осчастливить население знаниями, они и так были. А для того, чтобы создать систему, в которой всё стандартизировано, причём этот стандарт основан на евроцентризме: «Всё лучшее – в Европе». Понятно, что имеется в виду Западная Европа.
Современная молодежь перестаёт читать классику. Меняются и содержательные пропорции предмета изучения: становится больше иностранной и меньше национальной литературы. А ведь в советское время не было никакой национальной замкнутости. Любой школьник из более или менее интеллигентной советской семьи читал почти все новинки мировой литературы. Часто с опозданием ровно на столько, сколько необходимо, чтобы квалифицированно перевести тот или иной текст. Параллельно мы были погружены в культуру и тогдашней Украины, и республик Средней Азии, и Кавказа, и Прибалтики. Кто не знал тогда Нодара Думбадзе, Чингиза Айтматова или Расула Гамзатова? Все три традиции – западная, русская и советская «национальная» – находились тогда в нашем распоряжении. Сегодня всё по-другому.
Реформа образования в сегодняшней России задумана как система подготовки более или менее образованных, но усреднённых массовых потребителей, из рядов которых можно «выдернуть» самых талантливых за счёт общей унификации системы. И переместить лучших в рамках подготовки интеллектуальной элиты в западные университеты. Когда таланты собраны, из них готовятся уже западные элиты. В принципе такая система была создана задолго до советской перестройки. Но когда СССР рухнул, этот метод автоматически распространился на «новые территории». И вот тут возникает весьма важное отличие.
Если в СССР усиленно занимались развитием национальных окраинных культур, то в пространстве англо-американских образовательных стандартов никакие национальные культуры просто не нужны или их удельный вес предельно мал. Как можно их искусственно вытеснить? Очень просто. Достаточно перестать преподавать в стране её собственную историю, свести коллективные знания людей о себе к минимуму и примитиву. А содержание курса истории отфильтровать, отобрав только те факты, которые соответствуют поставленной цели. На практике это ведёт к использованию в основном негативного набора фактов и стремлению мерить сложные политические процессы той меркой, в рамках которой страна всегда будет выглядеть хуже, чем она есть.
