Джим Роджерс - Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение
– Ох, вам, наверное, сейчас несладко…
Рынки демонстрировали ужасное самочувствие, много лет их состояние было плохим и, увы, таковым и оставалось: в 1964 году индекс Доу-Джонса достиг отметки 800, на которой пребывал и в 1982 году после восемнадцати лет рекордной инфляции.
– Нет, – уверил я свою собеседницу. – Все хорошо, я мелкий спекулянт.
Она осмотрела меня с ног до головы, явно думая в этот момент: «Я вижу, что ты мелкий, но при чем тут это?»
Когда-то я действительно испытывал чувство неловкости из-за небольшого роста (около 165 сантиметров), но оно давно оставило меня. Окончательно я избавился от него в армии. Я был самым низкорослым в своей группе офицерской школы (мы все время выстраивались в шеренгу по росту), однако по успеваемости всегда был первым. Впоследствии независимость и успех, как финансовый, так и у женского пола, сделали мой рост еще менее значимым. (Однажды я попросил свою девушку Табиту, ростом под метр восемьдесят, «выпрямиться в полный рост» и не беспокоиться, что она надо мной нависает: я пояснил, что о росте вообще не стоит и думать.)
Хедж-фондов в то время было мало, и спекуляции на продаже акций без покрытия – один из главных видов риска этих фондов – были незнакомы широким массам. Миссис Тарр, поняв меня неправильно, была в этом не одинока. Среди тех, кто не знал о такой возможности, был президент Ричард Никсон: когда ему объяснили, что такое продажа без покрытия, он объявил, что это неамериканский способ заработка. И он был не первым политическим лидером в истории, считавшим торговлю без покрытия непатриотичной: Наполеон Бонапарт сажал таких продавцов за измену.
Большинство людей покупают акцию, например, за 10 долларов и продают ее, скажем, за 25. Они покупают и продают, чтобы получить доход. При продаже без покрытия процесс происходит по-другому: сначала вы продаете акцию за 25, а потом покупаете за 10. Как же продать то, что еще не куплено? Вы берете эту акцию у кого-нибудь взаймы. Я иду в J. P. Morgan, беру у них взаймы 100 акций и продаю их по 25 долларов каждая – это текущая рыночная цена. Я продаю их, потому что считаю, что акции упадут в цене. И когда цена доходит до 10, я покупаю 100 акций и отдаю обратно J. P. Morgan. Банк получает назад свои сто акций, я получаю доход, и мир от этого не рушится.
Продажа без покрытия, на мой взгляд, необходима рынку. Она добавляет как ликвидности, так и стабильности. Рынку нужны и продавцы, и покупатели. Без продавцов цены взлетают до небес, без покупателей падают до нуля. Допустим, всех охватила доткоммания[11], и теперь все хотят купить акции, например, Cisco. Цена поднимается с 20 до 80 долларов. Тут в игру вступают продавцы без покрытия. Цена акции поднимается еще немного – до 90. Но без игроков на понижение она взлетела бы до 110. Кроме продавцов без покрытия, продавцов не было бы вообще, не было бы ликвидности, все бы рухнуло. Продавцы без покрытия сдерживают общие мании.
Допустим, продавцы без покрытия ошибаются. Им приходится возмещать стоимость акций, и всех их вытесняют с рынка. И стоимость акции меняется точно так же, как изменилась бы без них. Но если продавцы без покрытия правы – а они, кстати, оказываются правы чаще, чем кто-либо другой на Уолл-стрит, то начинается стремительное падение стоимости акций. Все в панике стремятся выйти из игры. Все хотят побыстрее продать акции. Но при обвале желающих покупать не находится. То есть одна группа покупателей все-таки остается – все те же продавцы без покрытия: ведь им надо выкупить акции взамен позаимствованных. В результате при обвале акции падают не настолько сильно, как могли бы, – например, не до трех, а до восьми.
Поэтому продавцы без покрытия – это благо для рынка. Они спасают от покупки переоцененных акций по 110 долларов: обычно максимальная цена останавливается на уровне 90 долларов, а когда акции падают, то вы можете избавиться от них за восемь долларов, а не за три. Продажа без покрытия существует уже четыреста лет, потому что доказала свою пользу.
Полезной продажа без покрытия стала и для политиков, которые многие века ищут козлов отпущения. Когда возникают проблемы в экономике, всегда можно переложить ответственность на гнусных спекулянтов. Когда рынок акций падает с 1000 до 500 пунктов и люди теряют работу, а кругом сплошные банкротства, ни один политик не скажет: «Господи, что я натворил? Подаю в отставку». Нет, во всем виноваты проклятые спекулянты с Уолл-стрит.
В 2008 году я давал интервью каналу CNBS. Тогда уже было известно, что я играю на понижение против ипотечного оператора Fannie Mae. Я говорил об этом уже год или два: Fannie Mae – мошенники, они на грани банкротства. В своей книге «Товарные биржи»[12], опубликованной за четыре года до этого, я утверждал, что скоро мы услышим о скандалах, связанных с Fannie Mae и Freddie Mac. И вот в 2008 году стоимость акций Fannie Mae стремительно пикировала, начав с 60 долларов. К тому времени за акцию давали 12 долларов, и журналистка, которая брала у меня интервью, Шерон Эпперсон (репортер экономического канала, между прочим), высказала идею, что крах компании – моих рук дело. «Послушайте, – сказал я в ответ как можно вежливее, – если вы и впрямь думаете, что в банкротстве Fannie Mae виноваты продавцы без покрытия, то вам лучше подыскать себе другую работу».
Я ожидал бы непонимания ситуации от человека с улицы – как я уже говорил, не все знают, что такое продажа без покрытия, – но невежество журналиста, работающего на бизнес-канале, стало сюрпризом даже для меня. Продавцы без покрытия – вовсе не причина крахов, а их предвестники, которые указывают на многие аферы. Например, благодаря им вскрылись мошенничества в Enron.
ПРОДАЖА БЕЗ ПОКРЫТИЯ подойдет не любому игроку на Уолл-стрит, поскольку требует чуть больше знаний, гораздо более серьезной подготовки. Она для самых информированных. Если купить акцию за 10 долларов, она может опуститься только до нуля, потерять можно не более 100 процентов. Но если продать акцию за 10 долларов без покрытия, потери теоретически могут оказаться неограниченными: стоимость может подняться до 20, 30, 40, 50, даже до 1000 долларов. Продажа без покрытия может серьезно ударить по продавцу, и очень скоро, если он ошибается.
Я, например, допустил ошибку очень быстро.
В 1970 году я пришел к выводу, что рынок акций ожидает коллапс. Взяв все свои деньги, я купил пут-опционы, которые давали мне право продавать по определенной цене на определенный период времени, что ограничивало мои потери по сравнению с продажей без покрытия. За такую возможность приходится платить премию, но в вашем распоряжении оказывается гораздо больше рычагов, если дела идут не так. Через пять месяцев на рынке акций действительно случился коллапс. Компании, державшиеся десятилетиями, теперь уходили из бизнеса; это был худший кризис с 1937 года. Когда рынок пробил дно, я продал все. И хорошо заработал! Я утроил свой капитал.
Сопливый юнец! Тогда я думал, что знаю, что делаю. Мне казалось, что нужно сидеть и ждать, поскольку рынок ожидает ралли. Не знаю, проявил ли я себя умным не по годам, но ралли действительно началось. Я подождал два месяца, взял все деньги, заработанные на пут-опционах, и начал продавать без покрытия. На этот раз я решил не платить премии, а играть на понижение против шести различных компаний в предвкушении очередного падения. Через два месяца я разорился.
Поскольку биржевые цены на акции этих компаний продолжали расти, мне приходилось покрывать взятые взаймы акции, потому что накоплений на моем брокерском счету было недостаточно, чтобы удержаться, пока цены не начнут падать. У меня не было той силы инерции, которая требуется при игре на понижение. У меня не оказалось ресурсов, чтобы настаивать на своем. Я вынужден был пойти на попятную и потерял все, что имел. Мне пришлось начать возвращать акции до того, как я получил прибыль. Если вы торгуете на марже на Уолл-стрит, вас успеют заблокировать, прежде чем вы влезете в долги: брокерам нужно убедиться, что сами они в безопасности.
В течение двух-трех лет все шесть компаний, против которых я играл, обанкротились, и я почувствовал себя гением, но тут же вспомнил фразу: «Если вы такой умный, то почему такой бедный?»
Это как раз был идеальный пример, как быть умным и при этом не быть богатым. Ум довел меня до банкротства: я не знал еще, на что способны рынки.
Я понял, что для Уолл-стрит больше всего подходит высказывание, которое иногда ошибочно приписывают Джону Кейнсу: «Рынки могут оставаться иррациональными дольше, чем вы можете оставаться платежеспособными».
Кстати, сам Кейнс – и умный, и богатый – был одним из величайших биржевых спекулянтов всех времен. Он знал, что делает. Он почти постоянно спекулировал и собственными деньгами, и средствами из фонда кембриджского Кингс-колледжа и был при этом необыкновенно удачлив. Когда в 1946 году он умер, то оставил после себя более полумиллиона фунтов стерлингов, что сейчас эквивалентно более 16 миллионам долларов.
