Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» Советского Союза
Ну а после провозглашения нэпа превратился в сторонника либерализации, ратовал за дальнейшие реформы в данном направлении. Сталину даже пришлось его осаживать, когда Бухарин выдвинул лозунг: «Обогащайтесь!». Жаркие экономические споры между Троцким, Бухариным и их сторонниками действительно имели место. Но что было их истинной подоплекой, нам остается только догадываться. Индустриализация в начале 1920-х по планам Льва Давидовича (и под его руководством) вела к доламыванию России, — а при этом страна раздавалась иностранным концессионерам. Углубление нэпа по планам Николая Ивановича вело к отставанию от Запада, постепенному перерождению государства в буржуазное. Но в него, опять же, внедрялись зарубежные концессии, и страна превращалась в типичную «банановую республику».
В 1927 году Сталин отправил в отставку наркома иностранных дел, масона и гомосексуалиста Чичерина. Под благовидным предлогом, «по болезни». Но сменил его Максим Литвинов (Макс Валлах). Всю Гражданскую войну он провел в Лондоне, выступая неофициальным представителем большевиков, поддерживал тайные связи с британскими, американскими, французскими политическими кругами. Соответственно и с закулисными сферами Запада. Стоит ли удивляться, что наркомат иностранных дел превратился в пристанище для всякого рода сомнительных деятелей. Троцкист и масон Раковский, вчерашний глава правительства Украины, стал полпредом (послом) в Париже и Лондоне. Троцкист Раскольников — в Болгарии. Троцкист Антонов-Овсеенко — в Чехословакии. Троцкист Беренс, уничтожавший в 1918 г. русский флот — военно-морским атташе в Англии.
После смерти Дзержинского ОГПУ возглавил Вячеслав Рудольфович Менжинский — до революции, в эмиграции, он работал во французском банке «Лионский кредит». До 1917 г. это был единственный иностранный банк, имевший отделения в России, — и немало поучаствовал в тайных подрывных операциях против нашей страны. А брат Менжинского был крупным московским банкиром. Но на посту председателя ОГПУ Вячеслав Рудольфович почти не проявил себя, он был уже тяжело болен. Фактически делами заправлял его заместитель — Генрих Ягода. В большевистскую партию он вступил только в 1917 году, но приходился троюродным братом Якову Свердлову и женился на его племяннице, поэтому его устроили в ВЧК, и он очень быстро пошел в гору.
Кстати, Свердлов и его брат Вениамин (американский банкир, а потом советский заместитель наркома путей сообщения) очень успешно сочетали работу в партии и правительстве с собственной наживой. Ягоде была в полной мере присуща та же самая фамильная черта. Через своих подручных он организовал целую систему вымогательства: если имелись данные, что у арестованных или их родственников есть чем поживиться, предлагалось облегчить их участь за золото, драгоценности, валюту. В карман Ягоды уходили и конфискованные богатства. На экспорт продавался лес, продукция ГУЛАГа — и часть выручки тоже присваивалась. Огромные средства, полученные подобным образом, Ягода пересылал за границу, в иностранные банки — каналы ОГПУ обеспечивали для этого прекрасные возможности. (Впоследствии его махинации были раскрыты в Германии и использовались нацистской пропагандой. В частности, Розенберг рассказал о них на съезде НСДАП в Нюрнберге 3 сентября 1937 г.)
Стоит ли удивляться, что далеко не все процессы в Советском Союзе оказывались подконтрольными Сталину и патриотической части руководства? Ведь генеральный секретарь ЦК во многом зависел от своего окружения, от аппарата. Это удел любого главы государства: получать информацию, отфильтрованную и обработанную помощниками, принимать решения, разделяемые ближайшими сотрудниками, и передавать на исполнение опять через помощников. А ведомств было много, громоздкий государственный аппарат насчитывал 2,5 млн «совслужащих». Попробуй-ка такое хозяйство проконтролировать! Разные ведомства подчинялись своим начальникам, действовали по их указаниям — и превращаясь в настоящие «феодальные княжества».
Сам Сталин по-прежнему верил в гений Аенина, считал необходимым следовать его курсу. Но некоторые аспекты все-таки пытался исправлять. Например, он не оспаривал приоритет «пролетарского интернационализма». Однако на практике «интернационализм» оборачивался натуральной русофобией. Особенно преуспевал на данном поприще нарком просвещения Луначарский. Когда он дошел до того, чтобы уничтожить даже русскую письменность, намеревался заменить кириллицу на латинский алфавит, Иосиф Виссарионович это пресек и спровадил Луначарского в отставку. Но ведь в наркомате просвещения остались его помощники. Общую идеологическую линию задавали Бухарин и его подручные — Евгений Покровский, Михаил Покровский. Поэтому направленность системы просвещения осталась прежней.
При таком раскладе Сталин иногда оказывался просто бессилен. Так, в 1928 г. «интернационалисты» вознамерились расправиться с выдающимся музыкантом Н.С. Головановым. На него посыпались доносы, центральные газеты «Правда», «Известия», «Комсомольская правда» развернули его ожесточенную травлю, обвиняя в антисемитизме. Иосиф Виссарионович взял его под защиту. Вынес это дело на Политбюро, было принято постановление — прекратить гонения на Голованова. Но даже этого оказалось недостаточно. Преследования музыканта продолжались. В течение 1928—29 годов Политбюро пришлось четыре раза возвращаться к тому же самому вопросу. Четырежды принимались решения, требующие от редакций «Правды», «Известий», «Комсомольской правды» и других газет прекратить клеветническую кампанию. И уже после всех этих четырех решений, 5 января 1930 г. Секретариат ЦК очередной раз постановил: «Констатировать, что постановление правительства о прекращении травли и бойкота Голованова не выполнено…» Причем газеты еще и тянули с публикацией этого постановления! Лишь под нажимом, после напоминаний Сталина, оно появилось в печати 20 января.
В 1930 г. Секретариат ЦК учинил крутой разнос Демьяну Бедному за «огульное охаивание России и русского», — а печатали его русофобские пасквили те же самые «Правда» и «Известия». Они подчинялись Бухарину. Выполняли то, что укажет их собственное начальство, а не Секретариат или Политбюро. В результате получалось, что оппозицию разгромили, но вместо нее выдвигались «вторые эшелоны». Проводившие ту же линию, но исподволь, скрытно.
Впрочем, и прежние противники никуда не делись. Внутрипартийные разногласия еще не считались серьезным преступлением. Лидеры оппозиции жили в ссылках всего несколько месяцев. Слали покаянные письма, и уже в июне 1928 г. их простили, восстановили в партии. Снова назначали на руководящие должности. Не такие, как раньше, но тоже неплохие, высокооплачиваемые. Каменев стал начальником научно-технического отдела ВСНХ, Зиновьев — ректором Казанского университета, членом редакции журнала «Большевик».
Непримиримым врагом казался только Троцкий. В Алма-Ате он жил в общем-то неплохо. Даже куда лучше, чем жили революционеры в мягких условиях царских ссылок. Поселился с семьей в лучшей городской гостинице «Джетысу», еду ему доставляли из ресторана, хотя Лев Давидович постоянно жаловался на бытовые условия и качество кухни. При нем осталось несколько личных охранников, исполняли роль слуг и посыльных. Опальный вождь свободно вел переписку, в том числе с заграничными корреспондентами. Ему по заказам присылали книги, статьи и журналы, нужные для работы. Материально он был обеспечен. Трудиться ради куска хлеба не приходилось. Здесь была великолепная природа, рядом горы. Можно было отдохнуть, поохотиться, заняться литературной деятельностью. Но Троцкого сжигала неудовлетворенность от того, что его сбросили с пьедестала, оторвали от активной борьбы. В Алма-Ате он устроил подобие боевого штаба. Его сын Лев Седов вспоминал: «За апрель — октябрь 1928 года нами было послано 800 политических писем, около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 политических писем и около 700 телеграмм…» (как видим, и на телеграфные расходы денег хватало).
А подручные Троцкого развернули кампанию за его вызволение. Распространяли слухи о его страданиях, писали, что он поставлен «в заведомо тяжелые, непереносимые условия». Была придумана версия, будто он заболел малярией (чего в помине не было), требовали перевести его в места «с более здоровым климатом» (т. е. поближе к центру государства). Троцкист Л. Сосновский пугал: «Всякая оттяжка перевода будет означать, что люди сознательно идут на создание нового дела «Сакко и Ван-цетти» (американские анархисты, казненные на электрическом стуле). Только уже на советской земле». Однако сам Лев Давидович уже понял, что развернуться в СССР ему больше не позволят. Каяться и получить второсортную должность, как Каменев и Зиновьев, его не устраивало. Поэтому он стал подумывать о других местах с «более здоровым климатом».
