Петр Свириденко - Знаменитого деда внук
Обзор книги Петр Свириденко - Знаменитого деда внук
Петр Свириденко
Знаменитого деда внук
Зденка Маркова — научная сотрудница краеведческого музея старинного чешского города Нове Место на Мораве — прислала мне несколько документов периода первой мировой войны: репродукции двух фотоснимков и копии двух публикаций из местной газеты «Горацке новины». Она просила показать снимки в советских музеях: не удастся ли «опознать» упоминаемого в газетных сообщениях одного из русских с очень громкой фамилией.
И я отправился в поиск, оказавшийся не простым и довольно долгим…
Слух о том, что 16 апреля 1915 года по улицам будут конвоированы четверо русских военнопленных и среди них — молодой князь и молодой граф, разнесся с быстротой молнии. Любопытных собралось великое множество. Но, судя по газетной публикации, интерес к князю, как и двум пленным из простого сословия, был невелик. Всем хотелось, прежде всего, взглянуть на графа. Однако и он интересовал горожан не сам по себе, а как внук знаменитого русского графа, «писателя и философа», чье имя — Лев Николаевич.
Вели пленных под усиленным конвоем. Более того, попарно они были связаны по рукам (правея одного, левая другого). Такая мера была предпринята, видимо, потому, что до этого «граф Толстой» уже дважды убегал из лагерей военнопленных. Выглядели пленники прилично, однако не так, «яко грабата небо книжата» (по-чешски «грабе» — граф, «книж» — князь). Денег и продуктов у них было достаточно. Имели они и топографические карты данной местности. Их привели к железнодорожному вокзалу…
Пробило несколько дней. Не успели еще утихнуть разговоры о русских военнопленных, а газета преподнесла еще одну новость. Она сообщила, что граф Толстой и его компаньоны вновь «упрхли» (убежали). Из барака они проделали «тоннель» в сторону проходившей рядом дороги и — были таковы!..
Я долго всматривался в присланные мне фотоснимки. На одном — пара пленных под конвоем австрийских солдат, на другом — еще одна. Кто же из них «граф Толстой»? Не этот ли рослый, немножко сутуловатый, с крупными чертами лица, шагающий, как мне показалось, особенно уверенной, твердой поступью?.. Поиск осложнялся еще и тем, что в чехословацких материалах имя внука Толстого указывали по-разному: Алексей, Михаил, Лев.
Послал снимки с кратким пояснением в Москву — Государственному музею Л. Н. Толстого. Прождал несколько месяцев — ни ответа, ни привета. Обидно: такое солидное учреждение.
Зато неоценимую помощь оказал мне ветеран Дома-музея «Ясная Поляна» Николай Павлович Пузин, заслуженный работник культуры РСФСР. На письма он отвечал без малейшей задержки, а когда находился в больнице, ответ так же незамедлительно прислала его жена. Их вниманием я тронут до глубины души.
По совету Николая Павловича я обратился в Москву к правнуку писателя — Олегу Владимировичу Толстому. Он ответил: «…В семье Ильи Львовича, моего деда, только старший [сын] был офицером и участником первой мировой войны — Андрей Ильич Толстой. Он георгиевский кавалер (полный) и был награжден золотым георгиевским оружием. В плену он не был».
Осечка. Но Пузин помог мне одной, весьма существенной «подсказкой» — ссылкой на заметку «Внук Л. Н. Толстого», опубликованную в «Русском слове» за подписью Ильи Львовича, в ту пору военного корреспондента этой газеты. Похоже, что заметка явилась ответом на многочисленные вопросы читателей.
Оказавшись через некоторое время в столице, я разыскал в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина эту публикацию — колонку в девяносто восемь строк. Из нее узнал, что внук Л. Н. Толстого, сын автора заметки — Михаил, юнкер Тифлисского военного училища — летом 1914 года был зачислен вольноопределяющимся в 9-й Ингерманландский пехотный полк и с началом войны отбыл на фронт. Несколько раз принимал, участие в разведке, где, как он сообщал отцу, «было очень интересно, совсем как на охоте». Но во время одной из рискованных разведок он попал в плен.
Иногда, преодолев препоны австрийской цензуры, к отцу приходили его письма. В одном из них Михаил писал, что на него, внука Толстого, «многие ходят смотреть, как на слона в зоопарке». Отцу известно, что он дважды убегал из лагерей военнопленных (об этом говорится и в упоминавшемся сообщении газеты города Нове Место). Прошел даже слух, что Михаил уже находится в расположении своих войск и отец надеется на скорую встречу с ним. «Зная свободолюбивый и смелый характер сына, — пишет И. Л. Толстой, — я его приключениям не удивляюсь. Иначе он и не мог поступить». Как тут не вспомнить смелого, свободолюбивого Жилина из «Кавказского пленника»! Внук следует примеру литературного героя своего деда…
Однако после третьего побега, когда Михаил и его товарищи «упрхли» через подкоп, он, видимо, был заточен основательней. Из плена ему удалось вернуться только после победы Великого Октября — в 1918 году, о чем имеется запись в «Дневниках» Софьи Андреевны Толстой за 24 ноября: «Поздно вечером пришли со станции мои три внука Ильичи: Миша, побывавший в плену четыре года, Андрюша, георгиевский кавалер, и Володя». Из этой книги я узнал и даты жизни Михаила: 1893–1919.
Итак, имя, возраст и некоторые другие биографические сведения о Михаиле Ильиче Толстом известны. Но это — поддела: меня ведь просили еще «опознать» его на снимке.
Надо опять обращаться в музей Толстого. Не надеясь на письменный ответ, я решил при очередной поездке в столицу зайти туда и поинтересоваться, нет ли изображения Михаила среди многочисленных фотографий членов семьи писателя.
Звоню по телефону в библиотеку музея, излагаю суть дела.
— У нас ремонт, — ответила сотрудница, но тут же добавила: — Здесь сейчас находится профессор Розанова, она много лет изучает жизнь и творчество Ильи Львовича Толстого. Может, она поможет.
Помогла. Да еще как!
Сусанна Абрамовна сообщила мне домашний адрес, номера домашнего и служебных телефонов правнука Льва Николаевича — Никиты Ильича Толстого, доктора филологических наук. Однако в Институте славяноведения и балканистики АН СССР, где он работает, и в МГУ, где преподает, его не оказалось. Звоню домой.
— С удовольствием бы встретился с вами, — сказал он, — но через несколько часов отправляюсь в экспедицию.
Новой поездки в Москву, в обозримом будущем не предвиделось, и я послал ему для «опознания» оба чешских снимка.
Встреча наша еще не раз срывалась: то он оказывался в командировке, то был болен. Однажды все же удалось связаться о Никитой Ильичом по телефону, и он сообщил радостную для меня весть:
— Знаете, моя мама, взглянув на ваши снимки, отобрала один и уверенно сказала: «А вот это Миша». Да, тот самый, как вы и предполагали.
Сердечно благодарю Никиту Ильича и его маму. Торжествую. А потом охладеваю: телефонного подтверждения показалось мало. Захотелось услышать эту весть, как говорится, из первых уст.
Не скоро, но мы встретились все же в домашней обстановке с Никитой Ильичом и его доброй мамой Ольгой Михайловной. Приятно было услышать от нее долгожданные слова:
— Да, вот этот самый и есть Миша…
Но откуда у жителей провинциального городка, затерявшегося в дебрях Чешско-Моравской возвышенности, такая осведомленность об «известном русском писателе и философе»? По тому, какой интерес проявляли горожане к внуку, можно предположить, что они основательно «наслышаны» и о деде. А может, даже и «начитаны».
Нежданно-негаданно получаю из Нового Места письмо, где Зденка Маркова, словно разгадав мысли на расстоянии, подтверждает мои предположения…
Всего в пяти километрах от города, в деревне Славковице, долгие годы жил и работал учитель Йосеф Конерза. Выходец из бедной крестьянской семья, Йосеф, благодаря незаурядным способностям и поддержке прогрессивных педагогов, смог успешно окончить гимназию, а потом и учительский институт,
Его студенческие годы совпали с бурными событиями на Балканах, Чешская молодежь, подвергавшаяся, как и весь народ, притеснениям и унижениям со стороны австро-венгерских поработителей, глубоко симпатизировала южным славянам, поднявшимся на борьбу против турецкого ига. Развертыванию этой борьбы способствовало вступление России в войну с Турцией. В 1877 году девятнадцатилетний Конерза с тремя товарищами отправился «на помощь славянам против турок». Но изнурительный поход по горам и лесам оказался им не по силам. Трое вскоре вернулись, а Йосеф еще некоторое время продолжал путь. Обессилевшего, его подобрали добрые люди и доставили на родину.
В Брно студент Конерза принимал активное участие в работе литературного кружка. Там он занялся основательным изучением славянских языков, особенно русского. И уже в 1879 году опубликовал в одном из сборников перевод повести А. С. Пушкина «Дубровский».
А в 1880–1882 годах познакомил читателей с произведениями Л. Н. Толстого. Это были «Кавказский пленник», «Три смерти» и один из «Севастопольских рассказов».
