В Травинский - Модель характерной ошибки
В Травинский - Модель характерной ошибки краткое содержание
Травинский В
Модель характерной ошибки
КРИТИКА
В. ТРАВИНСКИЙ
Модель характерной ошибки
В фантастической литературе бывают и фантастические провалы злополучная колпаковская "Гриада" тому примером. О них надо писать так же, как и об успехах, ибо изучение крайностей всегда полезно и модель типового заблуждения не менее поучительна, чем эталон красоты. В советской литературе фантастика - все еще молодой жанр, теория его разработана несравненно меньше, чем теория любого другого жанра, а потому "метод проб и ошибок" волей-неволей остается тут главным поводырем. Как надо делать фантастику, еще не очень ясно; но как не надо - мы понимаем с каждым новым произведением все лучше и лучше.
Две повести Л. Могилева - "Железный Человек" и "Профессор Джон Кэви" хорошая основа для делового разговора о жанре. Это не "фантастический провал", но и успехом эти повести не назовешь. Их недостатки характерны для многих начинающих писателей-фантастов.
Тяжело больной Нед Карти поддался на уговоры профессора Траубе. Он дал согласие на необычный и опасный эксперимент: Траубе переместил его мозг в голову искусственного человекоподобного устройства, которое в результате стало Железным Человеком и получило имя Гарри Траубе (профессор представляет всем это гибридное существо как своего родного сына). [Л. Могилев, Железный Человек. Научно-фантастические повести. Иркутское книжное издательство, 1963. ]
Тут начинается целая серия психологических загадок, на которых и строится весь сюжет повести.
Почему-то Траубе очень не хочет говорить Неду-Гарри, кто он такой, хоть от этого явно было бы больше пользы, чем вреда. Почему-то профессор Сандерсон, враг Траубе, не нравится своей ассистентке Элеоноре, что не мешает сыну Сандерсона Маку в нее влюбиться. Почему-то Элеонора, впервые увидев Железного Человека, решила его просить о протекции - о том, чтобы Траубе принял ее в свою лабораторию.
После этого Мак попросту лезет драться к Гарри, и тот почему-то обязательно (это предопределено до начала драки) убивает его. Траубе после этого сообщает Железному Человеку, что он бывший Нед Карти. И почему-то, узнав об этом, Железный Человек умирает.
Мы имеем дело с таким случаем - нередким, впрочем, не только в фантастике, - когда добрые намерения автора стихийно разошлись с их художественным воплощением.
В добрые намерения автора входило, по-видимому, разобраться в сложном и больном вопросе современной науки о соотношении машинного и человеческого. Л. Могилев хотел, вероятно, утвердить ту идею, что человеческая личность - это не только мозг и его способность мыслить; что мозг, вырванный из тонкого и сложного комплекса человеческого организма, не захочет, органически не сумеет захотеть мыслить. Мозг - часть сложного целого и нормально существовать вне этого целого не может. Автор, видимо, желал показать что-то вроде "трагедии одинокого мозга", мозга самого по себе.
Очень вероятно, что Л. Могилева волновали именно эти проблемы. Но с уверенностью этого утверждать нельзя: повесть не дает достаточной опоры для таких утверждений.
Проблема "одиночества мозга", по существу, даже и не сформулирована в повести. Мозг Карти ведет себя, как и положено мозгу: научается управлять телом, набирает информацию из внешнего мира - в том числе из специальной биологической литературы, - становится помощником Траубе в науке - в общем ни в чем не уступает обычному человеческому мозгу. Он не лишается и памяти, кроме памяти о Неде, о своем "бывшем Я". По мысли автора (ничем не аргументируемой), самое страшное для мозга - вспомнить о своем "личном" прошлом. Вспомнив об этом, мозг Карти гибнет.
И вот вокруг этого "вспомнит - не вспомнит" строится весь сюжет. Искусственность в выборе этой ахиллесовой пяты мозга отражается на всех событиях повести. Приходится намеренно оглуплять и Неда и профессора Траубе, вводить злодея Мака и сентиментальную красавицу Элеонору. Непонятно, кстати, как это удалось Траубе добиться именно такой локальной амнезии, - ведь вообще-то память Неда восстановилась. Но главное - зачем? Ведь если б Нед Карти помнил о себе прежнем, это была бы основа для подлинной трагедии.
А в повести вместо трагедии - вымученный мелодраматизм.
Исчезает интеллектуальная глубина и этическая значимость опыта Траубе; едва намеченная психологическая драма быстро превращается в подобие "боевика с ужасами".
В связи с этим неизбежно трансформируются и образы главных героев повести. И прежде всего образ профессора Траубе. Траубе в первых главах великий ученый. Он чуть ли не в одиночку конструирует Железного Человека, затем проделывает сложнейшую операцию пересадки мозга и "привязывает" искусственное тело к мозгу Неда. Словом, перед нами гениальный экспериментатор, человек с великолепным интеллектом и несокрушимой волей.
Железный Человек создан. И вдруг оказывается, что Траубе ровно ничего не предвидел. Он пугается взгляда Гарри и не знает, как быть со своим изобретением. Профессор сам конструировал искусственные железные мышцы Гарри, но совершенно не рассчитал их силу и теперь со страхом наблюдает, как Гарри вяжет узлы из железных прутьев.
По странной прихоти автора Траубе удивляется даже тому, что мозг мыслит. "Он задумался, - размышлял профессор, - боже, он стал задумываться. И это лишь начало... А потом?
Что будет потом?" Мозг человеческий в основном тем и занят, что "задумывается", почему же это поражает и пугает ученого.
"Откуда у него такие мысли? - с тревогой думал Траубе. - Мысли сугубо человеческие". Каких же еще мыслей мог ожидать от человеческого мозга профессор, даже если на свете и существуют мысли не человеческие? Траубе, оказывается, даже и не подумал определить для себя сущность Железного Человека и лишь в самом конце повести заволновался: "Но ведь он же человек! Правда, только мозг... А в целом... Можно ли в целом назвать эту систему человеком? Не знаю, не знаю..." Короче говоря, Траубе глупеет с каждой страницей повести и у нас на глазах из гениального ученого превращается в растерянного школяра.
Хуже того: Траубе - по-видимому, вопреки воле автора - становится преступником. Когда он уговаривал Неда Карти решиться на эксперимент, он обещал ему: "Вам не грозят никакие мучения. Лишь пробел в чувствах и в сознании. И все...
Нед Карти умрет, но мозг Неда, мысли Неда, чувства Неда будут жить". На самом деле профессор, уступая неудержимому влечению автора к "ужасным" ситуациям, делает все, чтобы мозг Карти не знал ничего о Карти, чтобы мысли и чувства Карти не проснулись. "Нед Карти был мертв, давно мертв.
Его не было, не было ничего связанного с ним". К чему же были слова Траубе, что Карти надо лишь "пройти сквозь смерть, как сквозь ночь, чтобы снова увидеть день"? Когда потом узнаешь, что Траубе "хотел добиться восстановления мыслительных процессов в определенном направлении" - в направлении слепого послушания, когда открывается, что Железный Человек нужен профессору лишь для того, чтобы утереть нос своим коллегам, - тогда вспоминаешь, что как-никак Траубе убил Неда Карти. Нед Карти дал согласие на это убийство, веря, что профессор потом вновь воскресит его, а Траубе всеми силами мешает его воскрешению. В результате великий ученый Траубе превращается в зловещего и мрачного авантюриста.
Так мстит за себя извращение темы. Драма идей оборачивается примитивным детективом.
Та же судьба постигла и вторую повесть сборника - "Профессор Джон Кэви". И здесь выбрана не совсем оригинальная, но достаточно интересная проблема; и здесь она не выявлена в характерах, не решена сюжетно. Бесчеловечность машинного мира, созданного Джоном Кэви, декларируется, и только.
Главное место в повести занимают не относящиеся ни к чему переживания и приключения героев, создающие рыхлое подобие сюжета. Вновь напрашиваются десятки недоуменных "почему". Почему Кэви приглашает случайного дорожного попутчика в свой архисекретный институт? Почему и зачем он создал этот сложный мир машин? Почему он сам не может (или не хочет) изучать этот мир и посылает туда ничего не понимающих мальчишек? Почему всезнающий Кэви ничего не знает о враждебных действиях Джона Крафта? Почему робот Мэри способна влюбляться во всех подряд врагов своего хозяина и помогать им действовать вопреки его интересам? Сам он ее, что ли, так запрограммировал?
Опять автор стихийно противоречит себе самому: Кэви, например, вызывает гораздо больше интереса и сочувствия, чем "положительные", совершенно бесцветные герои-резонеры, авторские протеже, с их более чем наивными размышлениями о смысле жизни и человечности. И в этой повести хаос неорганизованных событий увлек за собой автора.
Фантастическая идея сама по себе, не поддержанная, не "оркестрованная" всей системой образов и художественных приемов, еще не делает произведения фантастическим. Предположим, что в романе Д. Гранина "Искатели" герой изобретает не аппарат для определения места разрыва кабеля, а гравитационный энергопоглотитель, но дальше события разворачиваются так, как оно и есть в "Искателях": борьба с бюрократами, утверждение прав изобретателя и тому подобное.
