Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6462 ( № 19 2014)
Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6462 ( № 19 2014) краткое содержание
Довод «Овода»
Фото: АМ
Книга Этель Лилиан Войнич, встреченная на родине писательницы, в Британии, с умеренным интересом, в России была подхвачена и переведена мгновенно. И немудрено: ведь с переводчицей Зинаидой Венгеровой автор была в знакомстве, а с некоторыми людьми российского литературно-издательского круга, уже знавшими её как переводчицу с русского и украинского языков, ждавшими её собственную книгу, - в переписке и в дружбе.
Тогда и началась эта ошибка с переводом – знаковая: The Gadfly – по-английски это овод, но и слепень. Слепень – жалит, овод – паразитирует. Войнич, скорее всего, имела в виду первое насекомое, но можно ли было назвать революционера "слепнем"?
Итак, в 1898 г. Россия приняла романтическую историю с величайшим воодушевлением, которого хватило на столетие. Объясняется это прежде всего тем, что книга практически писалась с натуры. Автор была замужем за польско-литовским эсдеком Михаилом Войничем, не понаслышке знающим, что такое ссылка. Она дружила с русским революционером-террористом Сергеем Степняком-Кравчинским (он убил шефа жандармов Мезенцова), состояла в переписке с прогрессивным украинским публицистом Михаилом Павликом (выступал за освобождение Галиции из-под влияния Австро-Венгрии). Заносчивые британцы, в сущности, мало интересующиеся «Оводом», игнорируют этот «русский след», предлагая вместо него неподтверждённую историю о британском шпионе русского (еврейского) происхождения, который путешествовал вместе с Войнич и поведал ей свою донельзя романтическую биографию.
Войнич без энтузиазма восприняла известие, что первая русская публикация её романа выйдет в журнале «Мир Божий». Она опасалась возможной «клерикальности» издания, а кроме того, недоумевала от предположения редактора, что роман будет интересен в первую очередь юношеству (впоследствии так оно и вышло).
А первоначально одной из причин успеха этой книги стало то, что она воспринималась как романтический портрет аудитории, для которой и была написана. Русские романтики отправлялись воевать за Гарибальди, а один из самых романтических героев русской литературы носит имя Сильвио. Сами итальянцы, кстати, себя в этой книге не пожелали узнать: «Овода» перевели на итальянский лишь во второй половине XX века, причём переназвали книгу, сделав акцент на скандальном: «Сын кардинала»[?]
«Овод», выдержавший в Советском Союзе бессчётное число переизданий (в переводе Н. Волжаниной) и три экранизации (для одной из которых писал музыку Шостакович), несомненно, имеет литературные достоинства. Первейшее из них: это щемяще-жалостливая книга. Главный герой жалит всех и вся, но читатель-то знает, что он глубоко несчастен. Это так по-русски: пожалеть того, кто причиняет боль, тем более если он достоин жалости. А в «Оводе» жалко вообще всех главных героев, таких красивых и возвышенных, таких правильных и оступившихся! Запретная страсть, борьба, сверкание очей, прощальный поцелуй на кончиках пальцев, крепость, кандалы, побег – это всё интересно, но это можно найти во многих романах Гюго. Своей невыразимо-романтичной меланхолией «Овод» успешно соперничает с Гюго, а компактностью и динамичностью явно его превосходит. Это – книжка на одну ночь. И для многих – на всю жизнь. Значит, довод Овода остаётся неопровержимым: «Если вы чувствуете, что вами овладела идея, – это всё. А иначе вас ничто не свяжет».
И если в современной России нет сходного романтического героя – значит ли это, что нам разонравились революционеры? Или мы просто стали менее жалостливы?
Теги: Этель Лилиан Войнич , "Овод"
Стихи на первую полосу
* * *
Не будь, Россия, ничьей добычей!
Не следуй правилам тех приличий,
Какие хищник диктует жертвам, -
Не будь съедобной!.. Не верь экспертам,
Чей опыт славен словесным блудом, –
Тогда не будешь дежурным блюдом,
Закуской, жертвой звериной страсти –
Порвать с восторгом тебя на части!
Не будь безгрешной!.. Из тех, кто живы,
Никто не ангел, – упрёки лживы.
Не будь пушистой, а будь зубастой!
Чисты фашисты, как тюбик с пастой,
Чисты фашисты, как зубик с пломбой,
Как в небесах санитары с бомбой.
Не говори, что бывает хуже!..
Не жди пощады в глобальной луже.
Не будь, Россия, страной-тарелкой,
Разбитой вдребезги подлой сделкой, –
Страной осколков, отдельно взятых
В разъединённых российских штатах.
Не будь разъёмной!.. Не верь экспертам,
Не следуй правилам тех приличий,
Какие хищник диктует жертвам[?]
Не будь, Россия, ничьей добычей!
Гений глубокого понимания
В.В. Розанов и К.Н. Леонтьев. Материалы неизданной книги "Литературные изгнанники": Переписка. Неопубликованные тексты. Статьи о К.Н. Леонтьеве. Комментарии / Сост. Е.В. Ивановой; изд. подгот.: А.П. Дмитриев, Е.В. Иванова, Г.Б. Кремнев, П.В. Палиевский. - СПб.: Росток, 2014. – 1182 с.: ил. – 1000 экз.
Издание – научная реконструкция задуманной Василием Розановым, но неизданной книги о Константине Леонтьеве. Дружба их, «краткая и горячая», была недолгой: заочное знакомство началось с небольшого апрельского письма Леонтьева и закончилось с его смертью в ноябре. Но именно Розанова он выбрал духовно-философским наследником, переслав незаконченные тексты и часть архива тогда неизвестному провинциальному писателю. Эти документы вместе со статьями Василия Васильевича о Леонтьеве стали основой издания.
Причина такого выбора Константина Николаевича в том, что после переписки с Розановым, прочтения его книги «О понимании» и статей, от которых Леонтьев был в восхищении, особенно от той, что о его творчестве ( «Наконец-то после 20-летнего почти ожидания я нашёл человека, который понимает мои сочинения именно так, как я хотел, чтобы их понимали!» ), он почувствовал к Розанову «избирательное сродство». 60-летний писатель за глубочайшее понимание его текстов сразу высоко зауважал своего 35-летнего корреспондента.
Леонтьев сильно повлиял на мировоззрение Розанова и его писательскую судьбу. Наверняка именно леонтьевская манера письма («гений эпистолярного жанра») с задушевными разговорными интонациями повлияла и на уникальный розановский стиль – «будучи вместе с читателем», который становился свидетелем его быстрых откровенных реакций на происходящее в мире. Он создал жанр «заметок на ходу», примечаний, «подстрочного петита», высокоценимый ныне, ибо велика нужда в искренности.
Розанов высоко ценил Леонтьева как мыслителя, уверяя, что тот – философ европейского уровня вровень с Ницше. И удивлялся, почему первый так мало известен даже в России, о чём горевал и сам Леонтьев. Горевал, но объяснял это по-православному, по-русски, «по-Оптински» – «Божья воля!»:
«Так нужно было меня выработать, и для этой цели пригодились и в друзьях, и в критиках и русская лень, и общечеловеческий эгоизм, и опять-таки специально-русская умственная робость, русское предательство не всегда даже по злобе, а чаще по вялости и легкомыслию...»
Связь с другом продолжилась и после кончины Розанова. Он был похоронен рядом с могилой Леонтьева возле Троице-Сергиевой лавры. В 1923 году кладбище срыли, гранитный памятник Леонтьеву разбили в куски, а крест на могиле Розанова сожгли.
Сегодня на этом месте надгробия двух уникальных русских мыслителей восстановлены. Возвращаются к нам и их тексты, всё активнее действуя на нашу умственную культуру. А более глубокое понимание этих писателей делает обоих намного популярнее, чем при жизни.
Теги: В.В. Розанов и К.Н. Леонтьев. Материалы неизданной книги «Литературные изгнанники»
«Мы не можем быть одной страной»
Фото: ИТАР-ТАСС
Иногда кажется, стоит только посильнее зажмурить глаза, и всё это страшное марево - сожжённые заживо люди в Одессе, застреленная на своём балконе женщина, раздавленный танком человек, тяжело раненный двенадцатилетний ребёнок, десятки убитых в Славянске и Краматорске – окажется лишь картинками из фильма ужасов.
Но нет. За полгода Украина превратилась в "горячую" точку, где над городами кружат военные истребители, где танки идут на мирных граждан, где стреляют и убивают женщин и детей[?]
Точкой отсчёта, разрушившей и разломавшей Украину на два непримиримых лагеря, стал майдан.
