Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6364 ( № 12 2012)
Обзор книги Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6364 ( № 12 2012)
По ком звонил «Колокол»?
По ком звонил «Колокол»?
200 лет назад родился Александр Герцен
В советские годы герценоведение количеством томов не уступало пушкиноведению. Сегодня государство, щедро награждающее эстрадных див и телеклоунов и ставящее памятники "борцам с тоталитаризмом", фактически осталось в стороне от юбилея великого певца свободы. О Герцене судят нынче по пьесе англичанина Тома Стоппарда "Берег Утопии", опирающейся на биографию американского слависта Мартина Малия. По мнению последнего, Герцена "разбудили" вовсе не декабристы, а немцы - Шиллер, Шеллинг и Гегель. Как бы то ни было, на настоящий момент Герцена можно смело признать самым непрочитанным и невыявленным русским мыслителем.
Революционная молодёжь осуждала его за либеральные иллюзии. Но был ли в классическом смысле либералом человек, написавший: "Мир оппозиции, мир парламентских драк, либеральных форм - тот же падающий мир". Или: "Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри". Герцен в отличие от большинства либералов любил Россию и верил в неё: "Смотря на наши соборы и кремли, как будто слышится родной напев и родной говор, - чувства, достойные самого ревностного славянофила". Но был ли он славянофилом? "Из того, что Европа умирает, никак не следует, что славяне не в ребячестве[?] Натура славян в развитых экземплярах богата силами[?] но действительность бедна".
Благодаря статье Ленина "Памяти Герцена" в нашем сознании закрепился образ чуть ли не предтечи Великого Октября. Но Герцен в течение 20 лет яростно спорил с Марксом и "марксидами" и далеко не был уверен в революционной целесообразности: "Горе бедному духом и тощему художественным смыслом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, которой вся выгода будет состоять в одном пропитании, и только в пропитании". Демократ и кумир народников, он писал: "Меня просто ужасает современный человек[?] весьма вероятно, что будущие поколения выродятся ещё больше, ещё больше обмелеют умом и сердцем".
Кто же он - Александр Герцен? Кого будил и по ком звонил его "Колокол"? Нам ещё только предстоит это выяснить[?]
Обсудить на форуме
Продолжение темы:
Владимир ТИХОМИРОВ
Берег левый, берег правый
Игорь ЧЕРНЫШОВ
Читать его нужно!
В преддверии 200-летия Александра Ивановича Герцена "ЛГ" попросила ответить на нашу анкету людей разных профессий.
1. Давно ли вы перечитывали "Былое и думы"? Каковы нынешние впечатления?
2. В чём, на ваш взгляд, актуальность идей Герцена?
Ответы:
Валентин ТОЛСТЫХ
Без боязни
Владимир МЕНЬШОВ
Ходим по золоту
Феликс РАЗУМОВСКИЙ
Дар излишней свободы
Владимир ХОЛИН
Искал истину и следовал ей
Война – это поэзия масс
Война – это поэзия масс
ГВОЗДЬ СЕЗОНА
Чётко и значительно прозвучала опера "Война и мир" со сцены Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко.
Худрук оперной труппы театра непредсказуем. Сравнительно недавно его "Севильский цирюльник" озадачил зрителя игрой в анахронизмы. Затем Александр Титель выдал "Сказки Гофмана" в подчёркнуто-традиционной режиссуре и сценографии, чем порадовал зрителя спокойного, не экзальтированного. Теперь - на сцене "Война и мир" в костюмах, но, по сути, без декораций. Зато в опере Прокофьева в ещё большей степени, нежели в "Сказках Гофмана", проявилась способность режиссёра не бояться банальностей там, где нет нужды оригинальничать, не стыдиться пафоса там, где он уместен.
Давайте посмотрим, что удалось театру с непростой и совсем не короткой оперой Сергея Прокофьева, написанной по произведению, которое со школьных лет навязло в зубах каждого, кто не имел смелости пропускать уроки литературы.
Во-первых, на сцене появилась серьёзная работа, четыре часа не отпускающая внимание не только слушателя, но и зрителя. Спето и сыграно всё было так, что ощущение ускользающего личного времени уходило, уступая место более важному потоку - Летописи Русской Жизни в её героический период.
Во-вторых, выяснилось, что всё, рассказанное в школе о "Войне и мире", правда: и о суетности света, и о движении народных масс, и о роли личности в истории - всё это есть у Толстого. Можно спорить с писателем относительно того, прав ли он, но нельзя опровергнуть мнение о том, что Лев Николаевич так думал, как нас учили. Титель проиллюстрировал дидактические материалы по русской литературе, но кто осмелится сказать, что это дело ненужное?
В-третьих, режиссёр осмелился почти на преступление в глазах "рукопожатных": Титель создал сценическое произведение патриотическое и, не побоимся этого слова, националистическое.
По каждому пункту мы готовы держать ответ, по каждому что-то произнесём, а если добавим нечто мимоходом, то ведь и "Война и мир" не одномерное чтиво с единственной мыслью. Трюизм: Толстому присущ полифонизм в изображении характеров при всей его "упёртости" в ряде маниакальных идей. Писателем-романистом он был гениальным, мыслителем - так себе, офицером - хорошим. Думается, это и спасло творчество Льва Николаевича. Там, где он касался войны, всюду получались полотна шедевральные. Разные по размеру, но всегда яркие и завораживающие, с героями, которых нельзя не любить, которыми нельзя не восхищаться.
Его дворяне, довольно пошлые в мирной жизни, преображены в минуты брани. Кажется, граф Толстой инстинктом чувствовал, что ратный труд - единственное дело, достойное господ, хотя его прихотливый ум старался это опровергнуть в пользу опрощенческой любви к "народу".
Сергею Прокофьеву полифонизм толстовской прозы оказался близок. Здесь не музыковедческое исследование, но два слова позволить можно: гармоничному миру романа соответствует гармоничная музыка. Композитор задаёт настроение и в его ключе каждую ноту ставит, где ей необходимо. В мире Толстого-Прокофьева нет неожиданностей - он крепок вечными нравственными константами, он предсказуем той провидческой способностью, которая даётся откровением. И в этом смысле музыка Прокофьева не менее религиозна, чем проза Толстого, а вера Льва Николаевича оказывается ортодоксальнее и глубже его антицерковной прелести: мир мудрее нашего мнения о нём. Уж как ругал "свет" граф Толстой! А вышло? Одна красота - и только.
Девочкам в школе всегда казалось, что "мiръ" в романе интереснее "войны". Сейчас очевидно, что это не так. Не потому ли, что учителями были дамы, тогда как Титель и Прокофьев прочли роман по-мужски?
Режиссёр рисковал, решив густонаселённую оперу аскетически. Первый акт - картины из светской жизни - вообще пуст. Хаотично расставленные стулья, на которых никто не сидит, лежащие на полу огромные светильники-люстры, ничего не освещающие. Пустое пространство случайных разговоров, бессмысленность человека в "свете". Никчёмность его существования до подчёркивания этого сценическими штампами: вот бал - танцуют полотёры. Сколько раз мы видели это в разных фильмах и спектаклях? Не только не счесть, но даже не вспомнить! Зачем это Тителю? А как ещё подчеркнуть, что обыденность балов - вторичная реальность дворянина? Вряд ли это имел в виду Лев Толстой, но его сословная природа не смогла обмануть себя. Да, он старался всюду вывести на авансцену истории народ - даже "бал полотёров" выглядит прологом ко второму, военному, акту, - но даже сугубо штатский аристократ Пьер Безухов (Николай Ерохин) кажется живее и привлекательнее искусственного Платона Каратаева. И в романе, и в спектакле Тителя. Хотя "блаженного солдатика" исполнил один из самых артистически одарённых теноров театра - Сергей Балашов, и исполнил без иронии, всё же живость Петра Безухова превзошла схематичность Платона. Здесь вновь - и правда музыки Прокофьева, и правда прямого взгляда на русскую жизнь Тителя, и просто правда природы, от которой Толстому уйти никуда не удалось: мы-то знаем, что народный характер войны 1812 года был разработан нашим высшим классом, что уже в то время свои "кукрыниксы" прилагали немалые силы к агитации и пропаганде, что господствующим сословием была поставлена задача рождения нации - и она была решена: после Отечественной войны Россия превратилась в государство русских.