Леонид Сапожников - Кто Там, Наверху? (правда с долей шутки)
Обзор книги Леонид Сапожников - Кто Там, Наверху? (правда с долей шутки)
Кто Там, Наверху? (правда с долей шутки)
Прости мне, Господи, что слабым разумом дерзаю познать пути Твои. Благослови приблизиться хоть немного к Твоему Рабочему Столу, за которым сотворен этот мир и вершатся наши судьбы. Аминь.
— Порой мне кажется, что моя жизнь — выдумка, и я действую в книге.
— Знаешь, такое чувство и у меня бывало, но я не находила, кому об этом сказать. Боялась, подумают, что ненормальная.
Этот диалог с подругой в канун Нового 1985-го побудил к активному размышлению или, как образно выражался мой университетский профессор, «запустил ежа под череп». Подумалось: мы называем Бога своим Творцом, а ведь писатель тоже творец, только в миниатюре. По отношению к своим героям он — бог. Так почему бы не поэкспериментировать с этой моделью, как делают исследователи, когда объект моделирования недоступен?
Выводы посыпались, словно монеты из игрового автомата в миг удачи. Я воспринимал их, как забавную фантазию, но скоро с удивлением обнаружил: они отвечают на много вечных вопросов, перед которыми пасуют и материализм, и религия.
19 лет спустя в груде старых бумаг я наткнулся на тогдашние записи и нашел их достойными внимания. Компьютерная эра с ее моделированием разума проливает на них новый, дополнительный свет.
По прочтении читатель волен:
а) не согласиться с автором;
б) посмеяться над ним;
в) рекомендовать автору обратиться к психиатру;
г) задуматься и сказать: «Что-то в этом есть…»
Выберите свой вариант.
Леонид Сапожников,
литератор и математик, кандидат технических наук
* * *Максим Горький метко назвал литературу «второй действительностью» и «зеркалом нашей жизни». Автор романа, повести, пьесы — творец своих персонажей и «второго мира», в котором они действуют. Иными словами — создатель художественной модели нашего, «первого» мира, который мы именуем реальным. Если бы, к примеру, Катюша Маслова смогла познать своего Творца, таковым оказался бы седобородый Лев Николаич Толстой.
В свою очередь, Великий Старец, размышляя о жизни человека, пришел к выводу, что она существует от начала до конца, еще не будучи прожитой:
«Вся моя жизнь от рождения и до смерти — несмотря на то, что я могу находиться в начале или середине ее — уже есть; и то, что будет, также несомненно есть, как и то, что было»
(Л.Толстой. «Дневник», 1 февраля 1905 года).Эту интереснейшую философскую точку зрения замалчивали и в царское, и в советское время: ну, никак не вязалась она с официальными идеологиями…
Ту же мысль в полуфантастической форме выразил в «Бойне номер пять» Курт Воннегут:
«Самое важное, что я узнал на Тральфамадоре, это то, что когда человек умирает, нам это только кажется. Он все еще жив в прошлом, так что очень глупо плакать на его похоронах. Все моменты прошлого, настоящего и будущего всегда существовали и всегда будут существовать. Тральфамадорцы умеют видеть разные моменты совершенно так же, как мы можем видеть всю цепь Скалистых гор… Только у нас, на Земле, существует иллюзия, что моменты идут один за другим, как бусы на нитке, и что если мгновение прошло, оно прошло бесповоротно».
Заимствовал Воннегут эту идею у Толстого или нет, не имеет для нас особого значения. Скорее всего, она витала в воздухе, и кому как не писателям, творцам «вторых человеков», было ее уловить?
Отсюда только шаг до гипотезы: мы тоже герои Книги, написанной, говоря условно, на небесах. Живем каждый миг в очередной строке — или, если угодно, в очередном кадре фильма, — а листают страницы или прокручивают ленту Там, Наверху. В этом свете понятие Книги Судеб обретает вполне конкретный смысл. Равно как и знаменитое шекспировское «Мир — театр, люди — актеры».
Не стоит, однако, впадать в чрезмерную конкретику и доискиваться, к какой сфере творчества относится наша действительность: к литературе, театру, кино или иной, нам пока неведомой. Даже человек, если он талантлив, может преуспеть в разных видах искусства, а уж Создателю вовсе незачем стеснять себя межвидовыми границами. Все доступно Ему, и только для простоты рассуждений будем считать Его Творчество литературным.
Для чего же творит наш Создатель? Какова его цель? Прежде чем попытаться ответить на этот вечный вопрос, зададим себе другой: для кого Он творит?
Для атеизма, ясное дело, не существует этих вопросов: книга нашего бытия написалась без всякого создателя — вот как если бы из самопроизвольно возникших букв сам собой сложился (и напечатался, и переплелся!) роман «Война и мир». Современные же религии уходят от этих вопросов: «пути Господни неисповедимы».
Так, может быть, Создатель трудится для нас? Применим метод аналогии, спустившись «этажом ниже». Никто не станет спорить, что Лев Толстой писал для своих современников и потомков, а отнюдь не для сотворенной им Анны Карениной или Наташи Ростовой. Напрашивается еретический и крамольный, но вполне логичный вывод: так же и наш Творец! Он создал нашу действительность, которую мы самонадеянно считаем «первой», по образу и подобию собственной, «нулевой», и пишет не «в ящик», а для Общества, членом которого является. В этом Обществе, кроме читателей, есть и другие творцы, подобно тому как на Земле Лев Толстой не единственный писатель. Они создают собственные миры (а кто-то из них, не исключено, соавтор нашего).
Здесь автору впору искать себе укрытие: сейчас последуют обвинения в многобожии и язычестве! Представитель каждой монотеистической религии бросит в меня камень. Но не надо спешить — дайте высказаться.
Мои первые воспоминания детства связаны с бомбежками. Жуткий вой сирен, страх на лицах взрослых и многократно повторяемое слово «тревога!». В свои неполные четыре я понимал его по-своему — как «три бога!». Я был уверен, что это три злых бога ужасно пугают всех нас с наступлением темноты.
Откуда что взялось?! Ведь мои родители были правоверными комсомольцами и, разумеется, не прививали мне никаких религиозных идей — скорее, наоборот. Вижу единственное объяснение: младенец приходит в этот мир с идеей бога, а вернее — многобожия. И перед ней стоит снять шляпу, ибо что глаголет устами младенца — известно…
Скажут, что нелепо в наши дни возвращаться к политеизму древних.
А мы к нему и не возвращаемся. Хотя бы потому, что политеизм, как все религии, зиждется на вере, мы же пришли к понятию «нулевой действительности» логически, с помощью методов аналогии и экстраполяции. Но если уж возврат, то не по кругу, а по спирали, в полном соответствии с одним из главных законов диалектики. Монотеизм стал отрицанием политеизма и неминуемо дождется своего отрицания.
Уффф, я сказал. Можете бросать.
(Пауза. Свист камней).
* * *Разочарую вас, дорогие братья и сестры! В столь малую мишень мудрено попасть — вместо меня вы рискуете угодить в Платона. В IV веке до нашей эры он вплотную подошел к тому, что названо здесь «нулевой действительностью», но населял этот высший мир не персонами, а идеями. Именно они, по Платону, творцы нашего мира, несмотря на свою абстрактность. Концы с концами у великого грека так и не сошлись, зато он стал родоначальником объективного идеализма.
Автор этих строк не мнит себя философом, а тем паче отцом нового учения — просто проводит занимательный мысленный эксперимент. Все успокоились? Тогда продолжим отвечать на неразрешимые вопросы.
Для чего творит Создатель? Какова его цель?
Цели могут быть разными, как и у земных писателей, — от стремления улучшить свой мир до, извините, получения гонорара. Наш Создатель явно не ставит во главу угла меркантильный интерес — слишком талантливо Его Творение. Оно может быть попыткой смягчить нравы Там, в «нулевом мире», предостеречь его обитателей, да и просто развлечь (нельзя ведь отрицать, что у Творца отличное чувство юмора — иначе откуда бы ему взяться у людей?).
Творец милосерден, всемогущ и любит каждого из нас, почему же на Земле столько зла и горя? Как объяснить сие противоречие?
Излюбленный выпад атеистов, но и верующие время от времени задают себе этот «проклятый», по выражению Гейне, вопрос. А ведь его легко парировать без уклончивых и ссылок на сатану и «неисповедимые пути Господни». Хороший писатель верен жизненной правде! Толстой отнюдь не хотел гибели Анны Карениной, но сила взаимодействия характеров и обстоятельств толкнула ее под колеса. Флобер тяжко переживал смерть госпожи Бовари — да так, что и у него возникли признаки отравления… Никакого противоречия, таким образом, нет. Вопрос лишен смысла.
Почему всемогущий Господь терпит сатану и дает ему столько воли?
