Евгений Витковский - Вечный слушатель
Евгений Витковский - Вечный слушатель краткое содержание
Витковский Евгений
Вечный слушатель
Евгений Витковский
Вечный слушатель
Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского
"ВЕЧНЫЙ СЛУШАТЕЛЬ"
по имени Е.В.
Название этой книги созревало тридцать лет: не то, чтобы я перебирал варианты, просто однажды, очень поздно по времени, оно пришло и встало на место. Это и есть мое отношение к поэтическому переводу, даром что на самом деле - полстроки из любимого мною (хотя довольно прочно забытого в Германии) Хорста Ланге, из стихотворения "Комариная песнь". Тридцать лет я работаю в поэтическом переводе вполне профессионально; хотя самый первый из попавших в печать переводов (баллада Кольриджа "Мучительные сны") в эту книгу не включен, но лишь потому, что мне перестал быть интересен оригинал. Зато Рильке, которого я переводил в 1970-1971 году, тут есть, так что "тридцать лет" - отнюдь не фигура речи, а чистая правда. К тому же самый поздний из помещенных сюда переводов ("Песнь Давиду" Кристофера Смарта) сделан в 2001 году, так что тридцать лет набирается без натяжки.
Всю жизнь я переводил, стараясь доставить удовольствие: в первую очередь себе, во вторую - друзьям, в третью - читателям, которых не знаю, не могу знать, никогда не увижу, не поговорю с ними (о чем очень сожалею). По большей части я старался переводить с тех языков, которые хоть минимально знаю (это значит - способен прочесть на данном языке страниц 10 прозы и почти все понять). Бывало, работу заказывали: случались радости, больше огорчений. В последние годы мне уже просто предлагали "сделать такого-то поэта", а выбирать могу сам. Так было со злосчастной антологией поэзии Люксембурга: я последовательно отказался от двух поэтов, а на третьем - это был Поль Хенкес - меня так "забрало", что я прямо из библиотеки позвонил в издательство: все, беру, скажите, сколько можно сделать строк.
Вот и вся история моего творческого метода. Переводя, всегда делаю себе сам подстрочник (исключение - переводы со шведского и датского, тут я не рискую, подстрочник мне делали в издательстве, но смотрел-то я все равно в оригинал). Составляя книгу, я ограничился европейской поэзией, лишь в приложении помещая перевод поэмы Д.Й.Оппермана, южноафриканского белого поэта, ибо не выучить африкаанс, зная голландский, было бы глупо; переводя буров многими километрами, в одного поэта я по-настоящему влюбился. Собственно, мои переводы из поэзии США или Новой Зеландии мало что к "Вечному слушателю" добавили бы.
Справка обо мне есть в (пока что) главной моей книге - "Строфы века 2", кому интересно, может эту книгу найти, а прочие (кому неинтересно) все равно читать меня не будут.
Считаю нужным добавить, что учителей у меня было двое: Аркадий Штейнберг (1907-1984) и Сергей Петров (1911-1988). Сергей Шервинский (1892-1991) научил меня чисто "слуховому" восприятию поэзии: глазами читаю лишь по необходимости, стихи больше люблю читать вслух и слушать.
Вообще-то ученики у меня тоже есть, и некоторые обижаются, если я забываю их так назвать. Но перечислять не буду: человек сам должен признать учителя - учителем, и об этом говорить. Сергей Петров и знать не знал, что я себя числю его учеником. Но кокетничать не буду: очень многим мне приходилось объяснять разницу между точной и неточной рифмой, убеждать, что в сонете - 14 строк и т.д. Мой семинар в Доме литераторов в Москве давно не работает. Но ученики меня не бросают. Я им за это благодарен.
Ну, а "Вечный слушатель" - просто накопившиеся за тридцать лет стихи в моем переводе, притом те, которые мне не опротивели. Не скрываю, что люблю гуляк семнадцатого века и "герметических" поэтов двадцатого, что люблю кристально ясного Джона Китса и полудиалектного Теодора Крамера - и вообще люблю иногда заниматься переводом. Ни в чем от оригинального творчества его для себя не отличая.
Читатель! Будь доверчив!
Е. Витковский
(C)
ИЗ ПОЭТОВ АНГЛИИ
КАРЛ (ШАРЛЬ) ОРЛЕАНСКИЙ (1391-1465)
БАЛЛАДА 59
Я одинок - затем, что одинок;
Я одинок - зашла моя денница.
Я одинок - сочувствия не в прок;
Я одинок - любовь мне только снится.
Я одинок - с кем скорбью поделиться?
Я одинок - но тщетно смерть зову.
Я одинок -мне не о чем молиться,
Я одинок - я попусту живу.
Я одинок - сколь жребий мой жесток!
Я одинок - где горестям граница?
Я одинок - кому пошлешь упрек?
Я одинок - полна моя слезница.
Я одинок - мне не к чему стремиться!
Я одинок - стенаний не прерву!
Я одинок - вся жизнь моя - темница.
Я одинок - я попусту живу.
Я одинок - таков мой горький рок;
Я одинок - дочитана страница;
Я одинок - печален сей зарок,
Я одинок - ничем не исцелиться,
Я одинок - о где моя гробница?
Я одинок - я дочитал главу.
Я одинок - я сплю, но мне не спится.
Я одинок - я попусту живу.
Я одинок: как долго медлит жница!
Я одинок во сне и наяву:
Я одинок: а жизнь все длится, длится.
Я одинок - я попусту живу.
БАЛЛАДА 63
О сколь же ты безжалостна, невзгода
Тоскливых дней и тягостных ночей!
Беда пришла ко мне в начале года,
Утратил я звезду моих очей.
Но смею ли о ней помыслить ныне?
Смерть предъявила на нее права,
И дольний мир подобен стал пустыне:
Бог взял ее - вот лучшие слова.
Но коль из горькой доли нет исхода,
То можно ль не вести о ней речей,
Пристойно мне, с восхода до восхода,
Молить среди каждений и свечей:
Прими, Господь, ее в Своей твердыне,
Ей позабыть притом позволь сперва
Все, ставшееся с ней в земном притине.
Бог взял ее - вот лучшие слова.
Ей не нужны ни мадригал, ни ода,
Не стоит звать подруг или врачей.
Печалование такого рода
Путь жизни да не омрачит ничей!
Нет в мире большей для меня святыни:
То счастье, что забрезжило едва,
Истаяло, и нет его в помине.
Бог взял ее - вот лучшие слова.
Нет утешенья горестной судьбине,
Тем паче - обретенной на чужбине.
Боль от потери ныне такова,
Что мига смерти жду, как благостыни.
Бог взял ее - вот лучшие слова.
БАЛЛАДА 69
Когда-то были у меня друзья,
Любовь была во всем моя подмога;
Божка любви азартно славил я,
В прологе - не провидел эпилога.
Однако к горестям вела дорога,
И ныне скорбь меня взяла в тиски,
Ушел покой из моего чертога:
Разбито все, - кто склеит черепки?
Мне грезы не даруют забытья,
Не радуют меня красоты слога;
Прекрасна жизнь - однако не моя;
Исчез огонь - осталась боль ожога.
Печально подведение итога:
Я жил, лелея радости ростки;
Но сколь же ныне я наказан строго!
Разбито все, - кто склеит черепки?
Ужель не даст мне вечный судия
Для новой благодарности предлога?
Сколь тягостна сия епитимья:
Все, что провижу - горько и убого;
Во всем - один обман, одна тревога,
Пусть возносить мольбы - не по-мужски,
Но я молюсь у смертного порога;
Разбито все, - кто склеит черепки?
Любовь, даруй мне счастья хоть немного,
Да будут дни печалей далеки!
Я справедливости прошу у Бога:
Разбито все, - кто склеит черепки?
КРИСТОФЕР СМАРТ
(1722-1770)
ПЕСНЬ ДАВИДУ
I
О венценосный кифаред,
Которым Царь Царей воспет
И светлый лик Господен,
Чей музыкальный тон растет
Из низких, глубочайших нот
И в них столь превосходен;
II
Хвалитель моря и земли,
Чтоб херувимы весть несли
Все радостней, все шире;
С горы Сион блюдешь года:
Чтоб длились дни до Дня Суда
При пляске и псалтири.
III
Слуга Небесному Царю,
На чье служенье алтарю
Простерта длань Господня,
Когда ты петь меня призвал,
Тогда прими венок похвал,
Сплетаемый сегодня.
IV
Ты горд, и тверд, и яснолик,
Незыблем, благостен, велик,
Ты доблесть, ты отрада!
Ты источаешь благодать,
И, коль награды можно ждать,
Ты - лучшая награда!
V
Когда из рога Самуил
Тебя елеем освятил,
Господню волю выдав
Рукоплескала Божья рать:
Нельзя бы лучшего избрать,
Чем младший внук Овидов.
VI
Ты, храбрость чья столь дорога,
Кто богомерзкого врага
Поверг в пылу сраженья,
Ты, мудрость воинская чья
Для боя выбрать из ручья
Измыслила - каменья!
VII
О, ты величествен и прям,
Ты заложил великий храм
(В душе ангелоравный)
Чтоб Господу хвалу вознесть,
Чтоб восхвалить благую весть,
Восплакать о бесславной.
VIII
Ты - благость: равных не найду
В твоем, в Иудином роду:
Ты, сострадать умея
Саула сон оберегал
В пещере средь ен-гаддских скал;
Ты отпустил Семея.
IX
Ты - доброта, коль доброту
Искать в молитве и в посту,
В спокойствии и в мире,
Легко менять копье на меч
И восхищение извлечь
Из танца и псалтири.
X
Ты - гордость выспренняя, чей
Столь юн и ясен блеск речей,
