Григорий Чхартишвили - Если бы я был газетным магнатом
Обзор книги Григорий Чхартишвили - Если бы я был газетным магнатом
Григорий Чхартишвили
Если бы я был газетным магнатом
Записки бодливой коровы
Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире (ну и, разумеется, богатейший) — одним словом, Гусинский-Березовский, — я непременно основал бы газетно-журнальную империю. Телевидение бы трогать не стал. Ну его к черту, оно для широких масс, а с широкими массами скучно. Нет, я лучше затеял бы выпускать те периодические издания, которых мне в сегодняшней России не хватает, — сделал бы себе такой подарок.
Первым делом — ежедневную газетуПервым делом я бы создал нормальную ежедневную газету, потому что я не понимаю, зачем и для кого существуют все нынешние ежедневные газеты. Ну, «Коммерсантъ» еще ладно, если, конечно, кому-то интересно про лизинг, франчайзинг и индекс Доу-Джонса. «Лесная газета» и «На боевом посту», наверное, тоже нужны. Но очень хотелось бы иметь хоть одну хорошую газету из разряда обыкновенных — в смысле, почитать за завтраком или просто в лимузине, пока едешь к себе в небоскреб. Вот такой-то крайне необходимой газеты у нас и нет. Я не знаю никого, кто бы существующие ежедневные газеты выписывал или регулярно покупал, хотя все мои знакомые вроде бы интересуются политикой-экономикой и каждый день смотрят по телевизору новости, причем бывает, что и по два раза. Раньше мои знакомые выписывали газету «Сегодня», пролистывали первые страницы и, неодобрительно качая головой, читали очередную конфессионалку Бориса Кузьминского. Потом это безобразие прекратили, в газете «Сегодня» читать стало нечего, и к десятому юбилею гласности большинство из нас остались подписчиками только «Семи дней»: почитаешь подписи под тамошними фотографиями да и заколеблешься — а может, все-таки за Зюганова?
В нынешних ежедневных газетах нет смысла. Они сообщают то же, что телевидение, только на следующий день, а отличаются друг от друга лишь тем, что одни за Лужкова, а другие против.
Ах, в моей газете все было бы по-другому! Моя газета стала бы отсутствующим ныне звеном между горячими, с пылу-жару телерадионовостями и подостывшим аналитическим разбором в еженедельниках. Разворачивая утреннюю газету, я рассчитываю узнать из нее не новости, а их уточнение и первую квалифицированную интерпретацию. Мои сотрудники вечером успели опросить многоумных экспертов, и те в утреннем выпуске уже растолковывают читателю, как понимать загадочное причмокивание премьер-министра, и почему президент снова был, как зомби, и нужно ли продавать доллары после вчерашней шутки председателя Центробанка. Со временем выяснилось бы, кто из экспертов действительно проницателен, и таким ясновидцам я платил бы большущие гонорары, а которые недостаточно проницательные, тех не печатал бы вовсе.
И еще я держал бы стаю волков-репортеров, отчаянных башибузуков, которые по меньшей мере пару раз в месяц непременно раскапывали бы сенсацию и готовы были бы в случае необходимости представить доказательства ее достоверности. Под сенсацией я имею в виду не пикантности интимной жизни поп-звезд (это не для моей уважаемой газеты), а что-нибудь вроде помывки правоохранительного министра в мафиозной сауне.
Газета моя была бы толстой, не на четыре полосы и не на шесть, а минимум на тридцать две. Я бы заранее решил, что делаю ее, предположим, для трех социально-возрастных категорий читателей, и каждой категории адресовал по несколько полос. Получает, допустим, читатель Лопахин свежий номер газеты, просматривает первые две страницы, где анализ новостей и — если есть — сенсации, а дальше прямиком разворачивает седьмую полосу, где экономический раздел, потом восьмую, где финансовый, потом девятую, где информация о продаже вишневых садов. Читательница Раневская, опять-таки проглядев первые страницы (это уж обязательно), далее устремляет взор к семнадцатой полосе, где культурные новости, к восемнадцатой (светская хроника), двадцать восьмой, где интервью с А.П. Чеховым, и девятнадцатой, где мода. Читатель Петя Трофимов всю эту муру пролистывает, ему предназначены спорт, обзор новинок Интернета, раздел науки и страница «Клуб одиноких сердец». А на Епиходова и Фирса я бы не нацеливался, так что первый будет по-прежнему читать «Московский комсомолец», а второй — газету «Завтра».
Забыл главное. Авторы и журналисты в моей газете были бы самые лучшие, потому что я платил бы им кучу денег (я же, в конце концов, богатейший в мире), а мои информаторы пронизали бы все общество снизу доверху (особенно доверху), потому что их бы я тоже как-то стимулировал (это тайна), и мои волки никогда, даже под пытками, не выдавали бы свои источники.
Впрочем, ежедневной газетой я сам бы заниматься не стал. Дело хлопотное, суетливое, я в нем мало что смыслю. Пригласил бы главным редактором Сергея Пархоменко и пусть устроит все, как надо. Но остальные издания своей необъятной империи я бы пестовал и возделывал сам.
Еженедельная газетаТут все просто. Я купил бы многострадальную «Литературную газету» и сделал ее сплошь литературной, на всех шестнадцати полосах, а политику, экономику и язвы общества к моей собственности и близко не подпускал — должна же моя «уикли» отличаться от «Общей газеты» и «Московских новостей».
Деление на четыре тетрадки, с некоторых пор заведенное в «ЛГ», мне нравится, его я бы оставил. Первую назвал бы «Литературные новости» (какой из великих что написал, кто какую премию получил, где какие писательские посиделки были и о чем там говорили, презентации там всякие, манифесты и декларации, окололитературные сплетни и т. д.). Вторую — «Литературные разговоры» (статьи и эссе, а также интервью, беседы, анкеты, фельетоны, межписательские склоки). Третью — «Рецензии» (отклики на книги, оценка свежих номеров литературных изданий). Четвертую — «Книжный рынок» (аналитические обзоры издательской продукции и массовой литературы, рейтинги, авторские права, гонорары).
Нет, пожалуй, четырех тетрадок мало. Нужна еще одна — «Тема». И в ней подборка материалов на какую-нибудь невероятно злободневную или, наоборот, совершенно вечную тему: «Писатель и книгопродавец», «Писатель и смерть», «Писатель и бессмертие», «Писатель и его спутница», «Писатель и его спутник», «Писательница и ее спутник», «Писательница и ее спутница», «Писатель и азартные игры», «Как нам реорганизовать ПЕН-клуб» — в общем, темы нашлись бы.
Ей-богу, получилась бы лучшая литературная газета во всем мире, не «a literaturnaya gazeta», а «The literaturnaya gazeta», единственная и неповторимая. Без нее людям, испытывающим интерес к художественной словесности (а таких у нас в стране тысяч сто все еще наберется), обходиться было бы совершенно невозможно.
Еженедельный журналА людям, причисляющим себя к приличному обществу, невозможно было бы не подписаться на мой еженедельный иллюстрированный журнал, целиком посвященный культуре.
Это был бы довольно консервативный, весьма сдержанный в выражениях и нетусовочный печатный орган. Эпатаж и провокативность пусть будут, но не в форме, а в сути; не в лексике, а в суждениях.
Наряд журнала будет соответствующий — не блейзер с золотыми пуговицами, но и не серьга в пупке, а этакий обманчиво буржуазный твидовый пиджак и галстук (ладно, без галстука, но уж пиджак обязательно).
Разделы простенькие, без претензии: опять-таки «Литература» (для тех, кто, в отличие от литературоманов, выписывающих «ЛГ», просто хочет быть в курсе), «Театр», «Кино», «Телевидение», «Изобразительное искусство», ну и, естественно, «Хроника», профили, интервью. Никакого лоббирования и групповщины, никаких хамских рецензий, никакого грязного белья, никаких звезд на фоне свежего евроремонта. Пролистал журнал — и вроде как в цивилизованной стране живешь, сам себя уважаешь. Знаешь, куда (не) ходить, что (не) смотреть, что (не) читать и что (не) слушать.
Ужасно не хватает мне такого журнала, прямо подписался бы за любые деньги.
Толстые журналыЭто особенно наболевшее, поэтому меры принял бы самые решительные.
Джорджу Соросу за спасение русских журналов в трудные годы поставил бы памятник (вместо Петра Первого или маршала Жукова) и сказал бы: спасибо, дальше я сам.
Сразу и бесповоротно лишил бы литературные журналы финансовой самостоятельности. Хватит издеваться над этими розовыми фламинго. В заповедник их, под заботливую магнатовскую опеку. Вон как отощали, дивноцветные перья повылезали, райские голоса от недоедания осипли. Пусть редакторы и литсотрудники сидят в своих заваленных рукописями кабинетах, пьют с авторами чай, кофе и спиртные напитки, рассказывают анекдоты, сплетничают об общих знакомых и между всеми этими приятными занятиями разрабатывают проблематику статей, придумывают темы для дискуссий, спецномера. Я был в редакции японского литературного журнала и содрогнулся: там все редакторы сидят за одним длинным столом, молча шелестят страницами, а в случае производственной необходимости (брр) читают корректуру до рассвета. В моих литературных журналах так работать не будут. Литературный журнал — это вам не конвейерный цех, а волшебное царство неги. Потому-то они такие толстые, да и расплодились не где-нибудь, а в России.
