Вадим Кассис - За кулисами диверсий
— Очень приятно. Поздравляю вас, господин подполковник. Спасибо.
— Но ему нужен помощник, разбирающийся в авиации.
— Чем могу служить?
— Тем, что поедешь в Москву. Как, подполковник, подходит наша кандидатура?
— Конечно, подходит. Если я не ошибаюсь,, он производит впечатление славного малого.
Потом, обращаясь ко мне, добавил:
— Я буду доволен, если вы согласитесь. Ваше знание языков, особенно русского, мне очень помогло бы.
Итак, вроде бы все складывалось самым наилучшим образом. Фортуна подкинула мне из своего рога изобилия неожиданный и приятный сюрприз в лице подполковника Колперта, который согласился взять меня в Москву. Наконец–то появилась реальная возможность увидеть столицу таинственной страны за «железным занавесом». Но я никогда не верил в легкие решения сложных проблем. «Где больше ума, там меньше везенья, где больше везенья, там меньше ума». Примерно так звучит в переводе с древнегреческого одно из изречений Аристотеля. Я не считал себя любимцем фортуны и поэтому решил еще раз переговорить с глазу на глаз с Колпертом, чтобы получить от него подтверждение ранее данного обещания. Такой разговор состоялся через несколько дней после нашей встречи у «Рыжего».
— Разрешите, господин подполковник?
— Заходите, Ван Энгеланд. Чем могу служить?
— Я хотел бы вернуться к нашему разговору в отношении Москвы. Если вы не передумали и не подобрали другого человека на место, обещанное мне, то я готов ехать.
— Нет, у меня не возникло за это время никаких сомнений по поводу вашей кандидатуры. Более того, я уже говорил о вас с генералом. Так что подавайте рапорт. Я вас поддержу.
Поблагодарив подполковника, я, не теряя времени, принялся за составление прошения о предоставлении должности помощника бельгийского военного атташе в Москве и через три недели получил официальное уведомление об удовлетворении моей просьбы.
Наступили лихорадочные дни. Честно говоря, я не знад, с чего начинать: то ли с теории, то лк с практики. Читать ли книги и справочники по Советскому Союзу или шить меховую шубу на случай «сибирских» морозов? И вообще что брать с собой, имея в виду такие незнакомые мне понятия, как русская зима, гастрономы, рубли, несоизмеримость масштабности расстояний и образа жизни по сравнению с бельгийскими мерками. Между тем подполковник Колперт уехал на несколько дней в Москву, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой и делами своего будущего «хозяйства». Я с нетерпением ожидал его возвращения, чтобы посоветоваться, так сказать, со свежим «москвичом». Однако его впечатления от командировки внесли в мою душу больше сомнений, чем ясности. Впрочем, может быть, потому, что подробной беседы у нас не получилось — подполковник куда–то очень торопился, да и настроен он был весьма агрессивно. «Не знаю, что вам посоветовать, — ворчливо говорил он. — В магазинах ничего нет, кроме хлеба, да и то черного. Так что запасайтесь всевозможными консервами в расчете на год — до очередного отпуска… Я уже не говорю о носильных вещах и других предметах обихода. Цены на них фантастические».
Забегая вперед, скажу, что сейчас, просматривая свои дневники, которые я вел в Москве в течение многих лет, не могу без улыбки читать строки о том, как гремели банки с консервированными овощами, мясом, рыбой, паштетом и молоком… Как гремели они потом, когда уборщица выбрасывала их, уже протухшие, на помойку… А цены, например, на фотоаппараты, часы, сигареты — на все то, чем я потом одаривал своих друзей в родных пенатах, оказались действительно фантастическими. Фантастически низкими по сравнению с теми, по которым продавались такие же товары в брюссельских магазинах. Но все это было потом. А тогда я приехал в аэропорт экипированный, не хуже, чем Амундсен накануне экспедиции на Северный полюс…
«Каравелла», подпрыгнув, оторвалась от бетонной дорожки брюссельского аэродрома. Светило щедрое мартовское солнце. В салоне самолета, где мне было отведено место, находились двенадцать пассажиров. Хорошо, что не тринадцать. Мне это число не нравилось. В общем–то я не суеверен, особенно когда стою на земле, а вот в небе, рядом с господом богом… За время работы в авиации пришлось видеть всякое. «А не так уж много летит желающих посетить Страну Советов», — подумал я. Неподалеку сидела симпатичная девушка, строгая и молчаливая. Она явно намекала своим поведением на то, что не желает ни с кем заводить знакомство. Наверное, сотрудница какого–нибудь советского учреждения в Брюсселе. Кстати, и подполковник Колперт говорил мне, что русские до удивительности нелюдимые и подозрительные люди. Я ошибся. Таинственная незнакомка оказалась новой стенографисткой бельгийского посольства в Москве Сильвией Стерке. Ей, между прочим, потом подложил большую свинью военный атташе, нет, не Колперт, а приехавший вместо него полковник Годе. Но об этом особый разговор… Никаких загадок не представили двое веселых пассажиров, которые сразу же после взлета вытащили бутылку виски и начали к ней активно прикладываться. С каждым глотком лихие американцы становились все более шумливыми. К посадке в Варшаве они явно перебрали и поднялись со своих кресел только после третьей попытки. По сравнению с «Рыжим» они, конечно, были слабы. Я вспомнил о своем бывшем шефе с большой теплотой. Он дал отличную характеристику на меня начальнику разведуправления, с которым довелось побеседовать за день до отлета в Москву.
— Желаю вам успеха на новом поприще. Надеюсь, что вы оправдаете наше доверие.
— Благодарю вас, господин генерал. Мне хотелось бы только уточнить один деликатный вопрос, касающийся моей будущей работы.
— Да, пожалуйста.
— Я еду в Москву как помощник военного атташе или для другого дела?
— Нет, делом будет заниматься подполковник. Это его прямая обязанность. Ваша же задача — заниматься всей его канцелярией. Обрабатывать материалы, составлять отчеты, вести переписку. Не беспокойтесь, подполковнику даны подробные указания на ваш счет… В общем, в чужие дела не суйся, мой друг, хватит своих.
Начинало смеркаться. Самолет подлетел к Москве. Зажглись световые табло «Пристегнуть ремни», «Не курить». На французском, английском и немецком языках стюардесса объявила, что температура в городе минус девять градусов. «Прохладно для конца марта», — подумал я. Через иллюминатор было видно, что на земле лежит снег. «Каравелла» побежала по обрамленной сигнальными огнями посадочной полосе, затем замедлила бег и начала подруливать к отведенному ей месту стоянки. Когда самолет остановился, я взял ручную кладь и пошел к выходу, где уже стояли два советских пограничника…
— Мосье Ван Энгеланд?
— Да, это я.
— Дюбюрк из бельгийского посольства. Рад вас приветствовать. Машина ждет снаружи. Сейчас покончим с формальностями и поедем.
Встречавший меня оказался в «ранге» швейцара. Уже потом я убедился, что работники посольства, включая и самого посла, весьма недоброжелательно отнеслись к назначению военного атташе и его помощника, поскольку считали, что они причинят им дополнительные хлопоты. Поэтому на аэродром и послали швейцара…
На следующий день — это было 1 апреля — начался мой первый официальный день в бельгийском посольстве. Он целиком ушел на знакомство с сотрудниками, которые, разумеется, надавали мне сразу же кучу «полезных» советов. Самый главный из них: не заводить знакомств с русскими и другими людьми из стран за «железным занавесом». Мне так и сказали: «Если вы хотите сейчас же получить обратный билет на самолет, вам достаточно показаться в обществе советских людей». По наивности я понял это предостережение как первоапрельскую шутку. Но все было правильно. И пусть попробует кто–нибудь из сотрудников бельгийского или других западных посольств не доложить о своих контактах с советскими гражданами в течение 24 часов лицу, отвечающему за вопросы безопасности, оно, это «лицо», позаботится о предоставлении сотруднику еще двадцати четырех часов… чтобы собрать чемоданы. На этот счет имеются абсолютно точные инструкции, и мне не раз приходилось бывать свидетелем неожиданных и досрочных отъездов некоторых моих бывших знакомых. Правда, есть категория дипломатов, которым не только не запрещается, а, наоборот, весьма рекомендуется заводить связи среди советских людей…
На дипломатических приемах и различных раутах по торжественным случаям они резко выделяются из многоликой массы гостей с микронной точностью подогнанными парадными мундирами, обилием аксельбантов, крестов и медалей и, естественно, бравой выправкой. Представители военных атташатов легко знакомятся, безбоязненно, направо и налево раздают свои визитные карточки и вообще ведут себя, как простецкие «рубахи–парни», готовые сразу же, без оглядки, отправиться хоть на край света с «приятным» собеседником, особенно если этот «край света» находится в зонах, не предназначенных для посещения иностранцами…
