Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Гетман, видя, что король с армией двинулся на юг к Тернополю поближе к орде, направляющейся к Умани, отступил к Белой Церкви, избегая страшного двойного удара с фланга и тыла. Богдан спокойно ответил новому хану: «Хватит писать неправду! Пусть вас бог судит. Мы будет защищать Украину от вас и поляков вместе с Москвой».
17 октября тридцатитысячная армия вторжения во главе с великим коронным гетманом Потоцким, польным гетманом Ландскоронским и коронным обозным Чарнецким без предусмотрительно вернувшегося в Варшаву короля от Бара и молдавской границы вошла на многострадальную Брацлавщину. Жолнеры и наемники с удовольствием писали в Варшаву, что отправились «на истребительную прогулку по Украине и от рубки украинцев у них уже и руки устали, потому что как только мы входим в местечко или село, то истребляем в них все хлопство, остальное довершает огонь». Завалив Брацлавщину трупами, убийцы в польской военной форме, устав рубить ни в чем не повинных людей, начали просто сжигать их и душить угарным газом.
В ноябре армия вторжения встала у небольшой крепости Буши-Яруги под Могилев-Подольском, где при штурме встретила отчаянный отпор шести тысяч казаков и десяти тысяч жителей, погибших все до одного и успевших взорвать пороховой погреб, взрыв которого похоронил под обломками многих оккупантов. К концу 1654 года Брацлавщины не стало, в двухсот семидесяти городах, местечках и селах погибли более двухсот тысяч жителей, почти столько же были уведены на арканах в Крым и это был свирепый, безжалостный и безусловный геноцид украинцев Польской Короной, освобождавшей богатые черноземы пятнадцатиметровой глубины для новых, покорных переселенцев. Оставшееся в живых население уходило к Хмельницкому и на Слобожанщину, а Станислав Потоцкий универсалом объявлял Украине, что если она не покорится, то коронное войско сделает ее сплошной Бушей. Гоноровые шляхтичи с удовольствием рассказывали товарищам, как они топили женщин и детей, спрятавшихся в пещерах вокруг Буши, и не слышали за панским гоготом, как раскатывается от Днепра грозный казацкий рык: «Горе тебе, Польская Корона, ибо ты получишь все, что тебе причитается».
Богдан Хмельницкий уже не мог прикрыть все украинские земли от безжалостного нападения с запада и юга. Двадцатитысячный корпус Ивана Золотаренко держал Беларусь и готовился действовать совместно с московскими и шведскими войсками. Десять тысяч казаков во главе с Иваном Богуном дрались в Брацлаве, мешая польскому прорыву к Киеву и Днепру. Тридцать тысяч казаков самого Богдана от Канева и Черкасс готовились перехватывать пятидесятитысячную крымскую орду, готовую ворваться на Украину от Днестра до Буга и устроить в ней мгновенный погром. От пули польского снайпера, пущенной с колокольни, погиб геройский и талантливый Иван Золотаренко и у Хмельницкого почти не оставалось полковников-побратимов, «участников знаменитого «совещания в роще». Шестьдесят тысяч старых и новых казаков – это было все, что мог противопоставить гетман уже пятидесятитысячной польской армии и стотысячной орде Мухаммед Гирея, к которому сын привел огромные подкрепления.
Довольный Потоцкий объявил, что союзные польско-татарские войска идут на Киев и Хмельницкому конец. 8 декабря коронное войско атаковало корпус Богуна в Брацлаве, было с большими потерями отброшено и начало окружать город. Богун тут же отступил через Буг, сжег за собой мост и встал у Умани. Поляки, рвавшиеся на Украину с татарами с юга-запада, остановились в Ладыжине и Тростянце и тут же вырезали в яростно защищавшемся местечке Демовке четырнадцать тысяч казаков и мирных жителей вместе с семьями.
10 января 1655 года польское войско с запада подступило к Умани, ставшей центром обороны Украины. С юга от города уже стояла крымская орда Мухаммед Гирея. Сто пятьдесят тысяч солдат и татарских всадников не спеша готовились враз стереть десять тысяч казаков Богуна и затем взять Киев. Они, конечно, не знали, что дождавшийся в Корсуни десятитысячный московский корпус Шереметева Богдан Хмельницкий с тридцатью тысячами своих витязей уже тихо и незаметно стоит к северу от Умани, у Жашкова, готовя разгром втрое большей армии оккупантов и слушая, как дрожит у небольшого городка Охматова ожидающая ужасную битву украинская земля.
В свою новую армию вторжения Польша смогла собрать только десять тысяч немецких наемников. Еще осенью Богдан обнародовал скопированную тайной стражей переписку Варшавы и Бахчисарая, и европейские газеты перепечатывали неофициальный ответ хана на предложение сената за деньги и пленных атаковать Украину: «Пока мы дружили с казаками, мы наполняли Крым невольниками. А теперь мы что возьмем, воюя за поляков против казаков? Когда казаки бились за свободу, нам доставался ясырь. Когда будем биться за поляков, нам не будет такой выгоды. Да и гордые шляхтичи никогда не будут биться для нашей пользы».
Вся христианская Европа говорила о том, что Речь Посполитая платит деньги мусульманскому Крымскому ханству за разбой и разрешает уводить население в плен. Во многих странах общество было возмущено тем, что Польша специально стравливает между собой христианские народы и наводит на них неверных. В Речь Посполитую сразу же сократился поток наемников, потому что в польской армии стало позорно служить даже за деньги. Богдан Хмельницкий громко заявил, что алчная Варшава лезет за человеческими жизнями, как жаба на сыпучую кучу, а иностранные послы из Чигирина писали в докладах начальству, что когда поляки униженно просили у союзных теперь татар вернуть им без выкупа из Крыма своих пленных, то получили из Бахчисарая презрительный ответ: «Бессмысленно и говорить о том, что взято саблей».
По приказу Хмельницкого запорожцы разнесли турецкий Измаил с округой, и главный визирь заявил на Диване в Стамбуле, что «лучше ладить с этим воинственным народом». Послы Богдана передали Мухаммед Гирею письмо: «Уже много лет Черное море не видело казацких чаек. Будет ли вам хорошо, если вы разорвете наш союз? Вы ели хлеб-соль с нами и были в покое. Мы на поляков не нападаем, мы на своей земле стоим твердо. Это они любыми способами хотят нас искоренить. Бог им не поможет!»
Получив под Уманью грозный окрик из Стамбула и угрозу разгрома Крыма от Хмельницкого, Мухаммед Гирей надолго задумался. Пусть поляки и казаки в этот страшный мороз сами режут друг друга. А орда… Там видно будет. Как бы не оказаться изгнанником на султанском Родосе или не взорваться от яда, или казацкой сабли. Хан еще немного подумал и передал Потоцкому, что орда пойдет в атаку на Умань сзади жолнеров и наемников, и великий коронный гетман со скрипом согласился не желая, как до этого Хмельницкий, получить удар в спину. Тут же узнавший обо всем Богдан громко заявил на весь Днепр: «Бачили польские очи, что куповали». Коронное войско в двадцатиградусный мороз ринулось на Украину почти без татарской конницы. Там видно будет.
Богун укрепил Умань кроме крепостных стен еще двумя линиями рвов и валов и обильно полил их водой, превратив их в неприступные ледяные горы. Потоцкий приказал обстреливать город разрывными гранатами, чтобы вызвать пожар, но казаки и горожане закрыли крыши многих домов мокрыми шкурами и холстами, и в помощь витязям пошел бесконечный снег. Поляки разбили пушками первый вал и ворвались в передовой ров, где тут же были убиты подготовленной резкой атакой с двух сторон. Первый день штурма закончился ничем, а вечером поляки узнали, что к северо-востоку от Умани встало небольшое войско Хмельницкого, обозначившего себя в надежде, что великий коронный гетман сделает глупость и пойдет на второе слабейшее его армии казацкое войско, оставив у себя в тылу в блокированной Умани корпус Богуна, который, конечно знал, что надо делать в подобных случаях.
Потоцкий сын своего отца, разумеется, глупость сделал. 17 января польская армия вторжения, оставив у Умани заслоны, через знаменитое Монастырище пошла к Охматову, небольшому местечку в нескольких километрах от Жашкова, прикрытого Полтавским полком. Восточнее городка, у села Багва их встретил укрепленный табор Хмельницкого, планировавшего уничтожить армию вторжения в затяжных оборонительных боях и партизанской войне, нейтрализовав Мухаммед Гирея золотом и страхом казацкой мести. Хан, впрочем, не возражал. Результат похода – это добыча, остальное, как получится.
* * *В ночь на 18 января в небывалый тридцатиградусный мороз на большой равнине началась ожесточенная трехдневная Охматовская битва. Хмельницкий, не имевший преимущества в воинах, привез под Умань очень много пушек, почти все из которых были установлены на обитые железом возы. Три дня от непрекращающихся выстрелов содрогалась украинская земля, дав смертной равнине имя Дрожиполья.
На снегу, в мороз, в темноте при вспышках ружейных и орудийных залпов, шла колоссальная рукопашная битва-резня на возах. Противники, бросив оружие, рвали друг друга зубами, яростные стрельцы Шереметева, с похода попавшие в небывалую еще для них бойню, умело отбивались оглоблями. Богдан выстроил полукругом у одной из сторон табора пятьдесят передвижных пушек, позволил польским тысячам прорваться внутрь табора и в минуты положил их там всех, мгновенно закрыв прорыв подготовленными возами, из-за которых сразу же в лоб жолнерам ударили десятки фальконетов.
