Алексей Щербаков - Терроризм. Война без правил
«Что я думаю» представляет собой скорее процесс, чем нечто окончательное. Определенности – для богов и правительств, не для человеческого рассудка. Может быть, что формулировка свободы по Герберту Спенсеру как политическая основа общества является одной из самых важных в своем роде; жизнь, тем не менее, означает больше, чем формулы. В борьбе за свободу, как хорошо подметил Ибсен, это прежде всего борьба за свободу, не столько ее достижение; она раскрывает все самое сильное, крепкое и прекрасное в человеческом характере.
Анархизм шагает вперед, как процесс, не только «мягкой поступью» и защищает все, что является полноценным творческим в плане органичного развития. Он показывает себя как отчетливый протест самого воинственного толка. Он представляет собой бескомпромиссную, упрямую и проникающую силу, чтобы отразить и одолеть интенсивные нападения и любую критику тех, кто в действительности дует в последние трубы распадающейся эры. Анархисты – ни в коем случае не пассивные наблюдатели в театре социального развития; напротив, у них весьма позитивнные представления о целях и методах.
Чтобы я могла выразиться, не занимая много места, так ясно, как только возможно, да будет мне разрешено предпринять тематическое разделение того, «что я думаю».
1. касательно собственности
«Собственность» означает владение вещами и препятствование остальным в пользовании этими вещами. Пока производство отвечало нормальному спросу, существование институционно охраняемой собственности еще могло быть оправдано. Стоит только спросить экономистов, чтобы увидеть, что продуктивность работы чудовищно возросла в последние десятилетия, что она превышает потребность в сотни раз и что она сделала собственность не только препятствием людского благосостояния, но и блокадой, даже смертельным барьером на пути какого-либо развития. Частное владение вещами обрекает миллионы людей на бытие ничтожеств, живых трупов без оригинальности или воли к инициативе, человеческих машин из плоти и крови, которые водружают горы богатств для других, а сами расплачиваются за это собственным серым, скучным и жалким существованием. Я убеждена, что не может быть никакого действительного благополучия, общественного достатка, пока он оплачивается человеческой жизнью – молодой жизнью, старой жизнью и образующейся жизнью.
Все радикальные мыслители объявляют, что основная причина этого ужасного положения заключается в том, что (1) человек должен продавать свою рабочую силу и (2) его стремления и его мышление подчинены господину. Анархизм – это единственная философия, которая хочет и может изменить эту унизительную ситуацию. Он отличается от всех остальных теорий тем, что утверждает, что только развитие человека, его телесное самочувствие, его духовные способности и врожденные предрасположенности должны определять род и условия его труда. Так же физическая и духовная оценка каждого должны определять, сколько ему потреблять. Я полагаю, реализовать это можно будет только в таком обществе, которое строится на добровольном сотрудничестве производительных групп, общин и сообществ, которые заключаются свободно, и которое, движимое равенством интересов, вероятно разовьется в свободный коммунизм. Не может быть свободы в широком смысле этого слова, никакого гармоничного развития, пока поведение каждого определяется большей частью экономическими и профитабельными интересами.
2. касательно правительства
Я убеждена, что правительство, организованная власть и государство служат только тому, чтобы поддерживать и защищать собственность и монополию. Пользу они приносят только в этой функции. Что касается их функции как развивающих индивидуальную свободу, человеческое благополучие и общественную гармонию, которые представляют собой действительный порядок, то правительство было отвергнуто как непригодное всеми великими умами мира.
Поэтому я верю с моими анархистскими товарищами, что все законы, законодательные права и конституционные учреждения представляют собой нападения. Они еще никогда не побуждали человека делать то, что он по своему уму или темпераменту не мог бы или не хотел бы делать; и они ни разу не предотвратили что-либо, к чему человек был принужден тем же диктатом.
Красочное описание в «Человеке с крюком» Миллета, мастерское произведение Мойнира о шахтерах, которые помогли поднять труд из его унизительного положения; описание низов общества у Горького; психологический анализ человеческой жизни у Ибсена; к этому никогда бы не могло побудить правительство; точно так же, как дух, побуждающий человека спасать утопающего ребенка или раненую женщину из горящего дома, когда-либо будет вызван к жизни правительственным постановлением или полицейской дубинкой. Я верю – нет, я знаю точно, что все доброе и прекрасное в человеке, не важно кто он, выражается и проявляет себя не из-за правительства, но как раз ему вопреки.
Из этого анархисты полагают, что анархия, отсутствие власти, сможет гарантировать широчайший и огромный спектр для беспрепятственного человеческого прогресса, основания дальнейшего социального развития и социальной гармонии. В типичный аргумент, что правительство влияет на преступления и пороки, более не верят и сами законодатели. Эта страна тратит миллионы долларов на содержание своих «преступников» за решеткой, но уровень преступности, тем не менее, поднимается. И этот факт вызван совсем не непригодностью законов! Девяносто процентов всех преступлений – с экономическими мотивами, и они коренятся в нашей экономической несправедливости. И пока они существуют, мы могли бы превратить все фонари в виселицы, нисколько не повлияв на уровень преступности в нашей среде. Преступления, вызванные генетически, точно не могут быть предотвращены законами. Само собой, мы учимся сегодня, что такие преступления могут быть вылечены лучшими медицинскими методами, если мы этого хотим, и прежде всего через дух глубочайшего понимания товарищества, дружественности и взаимопонимания.
3. касательно милитаризма
Вообще-то, я не должна была уделять этой теме особое место, поскольку она принадлежит к атрибутам правительства, если бы не то обстоятельство, что как раз те, кто активно выступает против моих мыслей, и кстати, по причине, мол, они призывают к насилию, и есть сторонники милитаризма.
Факт есть, что анархисты – единственные истинные адвокаты мира, единственные, кто выступает против растущей тенденции милитаризма, которая быстро формирует империалистскую и деспотичную силу из некогда мирной страны. Ничто так безжалостно, бессердечно и жестоко, как милитаристский дух. Он питает организацию, для которой нет даже образа оправдания. Солдат суть профессиональный убийца людей, если повторить за Толстым. Он убивает не из любви к убийству, как дикарь, или из страсти, как убийца. Это хладнокровный, механичный, послушный своему военному командованию инструмент. Готовый по приказу высшего офицера резать глотки или потопить корабль, не зная или даже не заботясь о том, зачем и почему. В этом вопросе меня поддерживает немалое военное светило, генерал Фанстон. Напомню о его письме в New York Evening Post от 30 июля. Там он рассказывает о случае солдата Вильяма Бувалды, который привлек к себе огромное внимание на всем северо-востоке[109]. Наш храбрый воитель говорит: «Первая обязанность каждого офицера и каждого обычного солдата заключается в непрекословном подчинении и безусловной верности правительству, которому он поклялся в верности; не важно, признает он это правительство или нет».
Как сочетается принцип «непрекословного подчинения» с принципом «жизни, свободы и стремления к счастью»? (строка из американской конституции) Убийственная сила милитаризма еще не демонстрировалась в этой стране так действенно, как при недавнем осуждении Вильяма Бувалды из Сан-Франциско, рота А, инженер, военным судом к пяти годам военной тюрьмы. Мужчина, который отслужил подряд пятнадцать лет.
«Его характер и поведение были безупречны», – говорит нам генерал Фанстон, который по рассмотрении сего сократил приговор Бувалды до трех лет. Но Бувалда оказывается вышвырнутым из армии, разжалованным, лишенным права на пенсию и посаженным в тюрьму. Слушайте же, вы, свободнороженные американцы! Вильям Бувалда посетил открытое выступление и пожал выступавшему после речи руку. Генерал Фанстон объявляет в своём письме, что поступок Бувалды является якобы «великим военным преступлением, куда худшим, чем дезертирство». Также в Портленде, Орегон, генерал заявил, что «преступление Бувалды так же тяжко, как предательство».
Действительно, анархисты организовали собрание. Если бы социалисты его огранизовали, как поучает нас генерал Фанстон, не было бы никаких обвинений по поводу присутствия Бувалды. Генерал действительно заявляет: «Я бы и сам не медля посетил социалистическое собрание». НО (!) посещение анархистского собрания с Эммой Гольдман в качестве выступающего – что может быть большим «предательством»?
