Хайнц Хёне - СС. Орден «Мертвая голова»
«Доклады из рейха» ведомства Олендорфа, конечно, были известны партийным чиновникам и вызывали у многих тревогу и негодование. Они постоянно жаловались Борману и обвиняли рейхсфюрера в попустительстве СД. Тон был достаточно резок. Тот же генерал-губернатор Польши Франк писал: «Особенно серьезной ошибкой является организация так называемых конфиденциальных докладов о положении в генерал-губернаторстве, которые исходят от пресловутой СД и, по сути, чернят рейх. Это просто второсортное шпионское чтиво». А гауляйтер Флориан 30 ноября 1942 года гремел: «Мои давние подозрения вполне подтвердились. СД фактически подрывает устои партии. Я решил принять свои меры. Я запрещаю всем своим подчиненным вступать в любые контакты с сотрудниками СД без разрешения районного партийного секретаря или без моего согласия». 22 января 1943 года гауляйтер Вейнрих постановил: «Я запрещаю раз и навсегда людям из СД совать нос в мои дела. В конце концов, мы не в России, и нам здесь не нужна слежка ОГПУ».
Теперь уже СД стала мишенью всеобщих нападок. Однажды на собрании руководителей местных партийных групп в Данциге встал некий Кампе и выкрикнул: «Кто из вас связан с СД, пусть поднимется!» Поль, один из местных руководителей, признался в этом, и Кампе обрушил на него поток обвинений, обзывая Поля «безродным агентом, работающим неизвестно на кого». Этот выпад был встречен аплодисментами и выкриками с мест: «Шпион!», «Методы Чека!». Один из присутствовавших сказал окружному командующему: «Я и не подозревал, что политические руководители так ненавидят СС».
Информаторам СД предлагали «выбирать между партией и СС», а часть видных нацистов объявила СД бойкот. Под давлением волны протестов Гиммлер 18 марта 1943 года направил Борману письмо с заверениями, что «снова дал сотрудникам СД самый строгий приказ не вмешиваться в дела партийного аппарата». Борман был вполне удовлетворен этими заверениями. Он знал, что Гиммлер не любит интеллектуала Олендорфа, считая его заносчивым всезнайкой. Из-за Олендорфа Гиммлер бы, во всяком случае, не стал ссориться с партией. Он сократил число сотрудников СД, постоянно им выговаривал за их затеи, даже угрожал арестовать Олендорфа и распустить внутреннюю службу СД за вмешательство в партийные дела. Рейхсфюрер не хотел показывать «доклады из рейха» Гитлеру, хотя они были, пожалуй, наиболее реалистичным отражением истинного положения в стране. Запись Керстена: «Об этом не может быть и речи, – сказал Гиммлер, – они слишком пессимистичны. Они, скорее всего, просто помешают фюреру действовать». На вопрос Керстена: «А если они правдивы?» – Гиммлер ответил: «Не имеет значения. В подробности, от которых нет никакой пользы, лучше не посвящать фюрера, даже если они кому-то кажутся очень важными».
Но Олендорф не выказал ни малейшей склонности подчиниться приказу рейхсфюрера, и СД по-прежнему держала под наблюдением партийных боссов. Тогда многократно осмеянный Геббельс, призвав на помощь Бормана, потребовал, чтобы «доклады из рейха» были вообще запрещены или же, по крайней мере, согласовывались с материалами, которые готовит его министерство пропаганды. Геббельс говорил, что эти доклады «рассчитаны на то, чтобы создать у руководства партии впечатление о пораженческих настроениях в народе». Гиммлер, видимо, в чем-то еще уступил, так как Геббельс 12 мая 1943 года записал в дневнике: «Гиммлер готов прекратить донесения СД из-за их пораженческого эффекта». Но Геббельс, как обычно, опередил события. На самом деле Гиммлер ждал, что сделает Борман.
А Борман не делал ничего.
Затем произошло событие, радикальным образом изменившее их взаимоотношения, – в августе 1943 года Гиммлер был назначен рейхсминистром внутренних дел. Партия и СС оказались лицом к лицу, и началась конфронтация двух полюсов власти.
Гиммлер очень скоро ощутил, что все теперь не так. Борман присоединился к рядам противников СД и потребовал строгого выполнения указаний партии. Это означало, что и влияние на общественное мнение относительно внутрипартийных дел, и оценка политической надежности правительственных чиновников являются исключительным правом партийного руководства. СД теснили со всех сторон. Тем же летом распространение «докладов из рейха» было резко ограничено, а через год и вовсе запрещено. Одновременно Борман запретил всем партийным функционерам работать с СД, а вскоре так же поступил Трудовой фронт. В СА это произошло еще раньше.
Можно было ожидать, что Гиммлер станет протестовать против выхолащивания его СД, хотя бы воспользуется властью, которой обладал. Ничего подобного он не сделал, то есть вообще ничего. Олендорф кипел: «Он имел власть но Германии от этого не было никакого толку. И он, и его власть – просто мыльный пузырь». А тактик Гиммлер не придумал ничего лучшего для спасения СД, кроме переговоров с партийной канцелярией о новом поле деятельности. К концу войны он все еще «переговаривался». Видимо, он и сам мало в них верил, поскольку давно передал часть официальных полицейских функций своего министерства в СД, чтобы сохранялась хоть какая-то основа для существования этой службы.
Самоустранение Гиммлера – один из примеров тех дефектов в системе СС, которые обычно были скрыты за фасадом всеобщей солидарности. СС никогда не осмеливались на открытую войну с партией – потому что их лидеры никак не могли договориться, какова же подлинная сфера их интересов.
Монолитное единство рядов СС – не более чем миф, сочиненный эсэсовскими пропагандистами. У самого рейхсфюрера не было иллюзий на этот счет. Еще в 1940 году он поделился с офицерами «Лейбштандарте» тревогой, которая порой одолевает его: «Ведь эти военные части СС могут существовать, только если существуют СС в целом – то есть если весь корпус станет действительно орденом, живущим по своим законам и осознающим, что одна часть без другой немыслима». В Познани в октябре 1943 года он высказался перед группенфюрерами еще яснее и конкретнее: «Горе нам, если возникнет раскол между СС и полицией. Горе нам, если неверное понимание своей миссии приведет руководителей того или иного управления к жажде независимости для своего ведомства, к желанию обособиться от всех остальных! Я не сомневаюсь, что, если мне суждено быть убитым, СС пришел бы конец». И снова: «Если только допустить, чтобы связи между организациями ослабли, можете быть уверены, что уже в следующем поколении все опять скатится в старую посредственность».
Со своими отчаянными призывами к единению Гиммлер напоминал предпринимателя, одержимого идеей расширения своей фирмы, который создает все новые филиалы и в один прекрасный день видит, что не может удержать все это в своих руках. И без того до крайности мнительный и недоверчивый, Гиммлер еще терзался мыслью: а что, если он больше не хозяин в своем доме. Составные части его империи постепенно, путем саморазвития, обретали самостоятельность и прямо на глазах отходили от Гиммлера, а самые честолюбивые руководители уже пытались вести себя так, словно они ни от кого не зависят. К тому же постоянный рост организаций СС вынуждал Гиммлера допускать в ряды своего ордена лиц, которые ни по каким меркам не отвечали стандартам чистокровного национал-социализма.
Даже верхи были нашпигованы людьми столь разнородными, что эта система превратилась в плюралистическую организацию – весьма курьезный факт для времен тоталитарной диктатуры фюрера. Организм типа гигантской губки втягивал людей самых противоречивых; порой это серьезно осложняло их работу. Андреас Шмидт, лидер немецкого меньшинства в Румынии и зять Готлоба Бергера, однажды раскричался в досаде и гневе: «Что за несчастье – в наше трудное время даже члены СС не представляют собой единого фронта! Время и так трудное, а они еще и интригуют, причем все больше. От этого же еще сложнее!»
Разнообразие интересов организаций и отделений СС, а также привитое эсэсовцам убеждение, что они принадлежат к высшей касте избранных, взрастило комплекс превосходства, который порой работал против самого ордена. В жажде власти и престижа часто сражались друг с другом «фюреры» разных уровней – в ущерб, конечно, СС как целостности. Бывали случаи, что затевались целые заговоры против Гиммлера. История назначения окружных командующих СС и полицией достаточно ярко показывает, с какими проблемами Гиммлер имел дело, утверждая свою власть в джунглях меж своих воюющих племен.
То были главные представители Гиммлера в регионах, и все же ему еле удавалось добиться, чтобы власти относились к ним хотя бы с подобающим уважением.
Он создал эту должность в 1937 году с двумя целями: чтобы на «земельном» уровне, в параллель с его собственной должностью в центре, обеспечить взаимодействие всех сил СС и полиции в рамках единой системы государственной безопасности; и, во-вторых, чтобы был глаз за всеми собственно эсэсовскими организациями на местах. Число их росло, подчинялись они и без того сильным начальникам главных управлений, а это было опасно для его личной позиции непререкаемого авторитета.
